Евгений Филенко - Отсвет мрака (Сборник) Страница 46

На голову льется ледяная струя. То, что мне нужно. Кипяток в мозгах остывает, и я начинаю различать смутные очертания предметов в полумраке подземелья, куда меня необъяснимо доставили из «Националя». Сквозь двадцать с лишним этажей, сквозь строй «кайманов» и террористов, сквозь тройное кольцо оцепления… Кто же это у нас такой могущественный?

— Авилов, запомни простую вещь. Ты угодил в Пекло. И веди себя сообразно ситуации. Здесь не действуют ваши законы. Здесь жизнь вроде твоей не стоит и плевка. Поэтому ты будешь отвечать, когда спросят. И в твои улиточьи мозги не взбредет грубить тем, кто захочет с тобой побеседовать.

Так значит, это Пекло.

Я, Гоша Авилов, сподобился провалиться на самое Дно Гигаполиса. И выйти мне отсюда, наверное, не Удастся.

Это досадно.

Но поскольку в моей недолгой еще жизни меня уже убивали, то вся надежда на это самое «наверное». Наверное, убьют. А может быть, и промахнутся. Кто знает…

Но с чего это Пеклу вдруг стал интересен простой трассер?

— Ты кто? — срывается с моих распухших губ.

— Можешь звать меня Псора. Я не очень большой человек в Пекле. Но меня хватило, чтобы спеленать такого мамонта, как ты. Ну что, готов разговаривать?

У него обычное, бледное лицо. Из тех, каких миллионы по улицам и закоулочкам Гигаполиса. Может быть, мы даже встречались. Хотя скорее всего мне это кажется.

— Что тебе нужно, Псора?

— Мне — ничего. Я только должен подготовить тебя, привести в ласкающую взоры кондицию. И я это сделаю.

Ты хвастун, Псора. Такая у тебя беда. И ты поплатишься.

Помещение, куда меня поместили, полностью соответствует понятию «каменный мешок». Куполообразный потолок, стены из грубо отесанных и неряшливо подогнанных один к другому камней. Желтые тусклые светильники на манер смоляных факелов. И еще один, прожекторной силы, чтобы выжигать мне глаза… Неужто Пекло обитает в этих вот средневековых интерьерах? А я слышал, что тайные этажи Гигаполиса ни в чем не уступают наружным и даже превосходят их по роскоши. Или таким способом они хотят сломить мою волю к сопротивлению? Да чихал я на все заморочки!

— Что озираешься, Авилов? Интересно? То ли будет!

— Вы меня убьете?

— Это решаю не я. По мне — так лучше бросить тут, пока не высохнешь. Меньше глаз — больше страху. Но у тебя есть надежда. Слабая, вот такусенькая. Если поведешь себя хорошо…

— Развяжи руку, Псора. Левую. Больно мне — затекла. Ее поранили, на Кавказе…

— Ничего, потерпишь.

— Развяжи, гнида! — рычу я. — Коли держишь банк, так поимей совесть, не глумись над человеком!

— Заглуши турбину! — шипит он и водит распяленной пятерней перед моим лицом. — Здесь я решаю, как поступить с твоей клешней. Может быть, сочту, что будет лучше, если ее отпилить! Ржавой пилой!.

— И отпили! Сука! Палач! Если хочешь, чтобы я свалил в отключку, выдрючивайся и дальше!

Псора коротко бьет меня в скулу. Приутихшее было кипение в черепе оживает и фонтанирует с новой силой. Голова заваливается на плечо. Так лучше, спокойнее. На всякий случай закатываю глаза.

— Отвяжи… сейчас сдохну…

Псора думает, что он хитрый. Что он все знает о трассерах. Что и вправду трассеры — грубый, тупой, ограниченный народец, как о них идет молва. И ни одному трассеру в его улиточьи мозги не придет фантазия разыгрывать спектакль перед настоящим пекельником.

Он в сердцах плюет себе под ноги и пускается отвязывать мою левую руку. Ему и в самом деле нужно предъявить меня пред начальственные очи в пристойном виде. В конце концов, чем может ему угрожать затурканный, полуобморочный трассер, да еще и полностью упакованный?

Я издаю вздох притворного облегчения. Пытаюсь поднять руку и роняю ее, будто плеть.

— Ну как, отлегло? — спрашивает он участливо.

— Да, спасибо…

Он убил Ульку Маргерса. Друга моего, брата. Все остальное я, наверное, снес бы… Кто-то в Пекле решил, что можно безнаказанно убивать моих друзей.

Когда его плоская рожа оказывается достаточно близко, я вскидываю освобожденную руку и погружаю растопыренные пальцы, словно железные крючья, ему в глазницы. И начинаю выламывать его лицевые кости, пока он мычит и беспомощно шерудит конечностями.

Ему больно умирать. Но мне куда больнее жить.

Отбрасываю еще агонизирующую падаль к стене. Мне требуется пара минут, чтобы распустить ремни на правой руке и вызволить ноги. И хотя голова по-прежнему раскалывается на черепки, я готов к бою. И мне плевать, что это Пекло, то есть местечко, откуда живыми не возвращаются. Тем, кто тут за хозяина, моя не отобранная покуда жизнь станет в дорогую цену.

Ищу, обо что вытереть заляпанные Псориными глазами пальцы. Например, о его же комбинезон.

Мое оружие они, конечно, присвоили. Но за поясом у Псоры нахожу могучий, сияющий зеркальными боками «швессер». Любимое оружие Ульки Маргерса…

Улька, слышишь ли меня? Наверное, мы скоро встретимся. Быть может, я еще успею догнать твою легкую душу в солдатском раю.

(Какой ужас, даже представить непереносимо, что мы могли потерять друг друга, не отпустив мелких, ничтожных грехов!)

Вот уже лязгают железные запоры на бронированной двери.

17. ИНДИРА ФЛАВИЦКАЯ

— С дороги! — орет Зомби, размахивая своей пушкой. — Дайте дорогу, иначе всем хана!.

Полуголые и вовсе голые девицы с визгом шарахаются врассыпную. Филифьонки среди них нет. Ствол «уонга» грубо втыкается мне между лопаток. И я иду, вяло перебирая ногами, ничего не понимая, утратив всякие представления о реальности.

Мы пересекаем вестибюль, вываливаемся на крыльцо.

Я сразу же вижу змеевский элкар, закамуфлированный под такси, и водителя, нарочито индифферентно гоняющего слоны по мокрой мостовой. Хочу закричать, взмахнуть рукой, подать хотя бы какой-то предупредительный знак.

— Пикнешь — убью! — шипит Зомби.

Водитель уже заметил нас — странную парочку. Очевидно для него и то жалкое положение, в которое я угодила. Но поздно, поздно, он не ждал такого поворота!. Не выходя из роли, он замирает на месте, меланхолично похлопывая элкар по капоту. Видимо, решает, как бы половчее добраться до некстати упрятанного под кожаную курточку шок-гана…

Он боится за меня. И я тоже боюсь за себя. Это низко, но за себя больше, чем за него.

Я цепенею. По самому серьезному счету мне сейчас полагается отпихнуть своего конвоира и железным голосом, как старшей по должности, приказать этому парню нырнуть под защиту элкара и открыть стрельбу на поражение. Вызвать, так сказать, огонь на себя… И самой — со всей неизбежностью, как причитающееся, принять первую вражескую пулю.