Наталья Резанова - Открытый путь [сборник] Страница 47

— Может, и ему тоже. Не у всех же такое извращенное сознание, как у меня. — Она снова знакомо нахмурилась, потом стала складывать посуду в бадью. — Но все же пора тебе перестать торчать при нем неотлучно. А то что он будет делать, когда мы уедем?

— Мы уедем… — В последнее время вопрос об отъезде ни разу не поднимался, и Оливер был совершенно уверен, что Селия смирилась необходимостью провести зиму здесь. — Конечно, — быстро сказал он, понимая, что в случае промедления последует: «Или я уеду».

— Ты там будешь ночевать? Или я тебе комнату приготовлю?

На сей раз с ответом он помедлил:

— Приготовь.

Ночью он почти не спал. Как-то разом обрушились все мучения, которые он, казалось, сумел преодолеть за то время, что они с Селией были наедине в дороге. Вот пока они ночевали рядом на земле, это его не смущало (ну, почти), а теперь, когда между ними было две стены и десяток шагов, — мысль неотвязная, как зубная боль…

И что самое глупое — он, как тогда в долине, вовсе не был уверен, что она отвергнет его притязания. В самом деле, во многих отношениях она вела себя с ним более чем откровенно, и ее сегодняшнее приглашение переехать вниз могло означать (и не впервые) явное предложение… Но и в том, что это именно так, он тоже не был уверен.

Боже, и такое ничтожество, такого слюнтяя она еще называла опасным человеком!

И тут ужасная мысль пришла ему в голову. Что, если она принимает его за мужчину, который, мягко говоря, не любит женщин? Что она привлекла его тем, что похожа на юношу, и он шарахается от нее, как только она напоминает ему о своей женской природе? Проклятие, и ведь он сам дал ей к этому повод! Он вспомнил, как убежал от нее в долине, как отскочил после ночлега в Кулхайме, как по-дурацки вел себя здесь… Но причина-то была совсем другая! Полностью противоположная… Единственным верным способом доказать ей, что она ошибается, было прямо сейчас встать, пойти к ней и… это… доказать…

А если ей ничего подобного и в голову не приходило? Нет, право, напрасно она говорила про свое извращенное сознание. Если у кого-то из них и впрямь извращенный образ мыслей, так это у него.

Но даже если он и пойдет к ней, и она его не оттолкнет… в этом будет что-то неправильное… из-за того, что это произойдет здесь… в замке, хозяин которого когда-то едва не убил человека, за коего теперь принимает Оливера, из-за женщины, за которую принимает Селию. Может, Хьюг Кархиддин именно этого от них и ждет? Может, как раз под этим он подразумевает «снятие Заклятия»? И не случайно ли Селия сегодня упомянула об отъезде?

А может, хватит находить всяческие объяснения собственной нерешительности?

И снова они сидели на кухне — втроем. Уже не в первый раз. Мужчины за столом, Селия в углу что-то шила. Хьюг пристально следил за движениями ее рук, как и в первый день, когда он спустился на кухню, будто ее руки были какими-то заморскими животными, к виду которых он не мог привыкнуть. Так за ним повелось: с Селией он по-прежнему не разговаривал, но к присутствию ее относился настороженно.

— Я вот думаю, — сказала Селия, откладывая шитье, — может, нам с тобой на большую охоту пойти? Запастись мясом как следует? Я заметила — здесь олени есть.

— Попробовать можно… Хотя подстрелить оленя мы подстрелим — дурацкое дело оно нехитрое, — а вот разделывать? Здесь у меня умения не хватит… тут нужен мясник… пусть бы и поэтически настроенный..

— Управимся, чего там. Надо бы перед отъездом…

Хьюг поднял голову, явно прислушиваясь к разговору. Селия заметила и осеклась. Бедный старик, подумал Оливер, бедный старый негодяй боится снова остаться один… а ведь они могли бы поселиться здесь навсегда… Судя по всему, наследников, во всяком случае прямых, у Хьюга нет, иначе бы давно сунулись проверить… соседи о нем забыли… и они вполне могли бы получить земли в полное владение. Конец «песни поношения» — следует песнь заздравная. Господин и госпожа замка Кархиддин — ура! Но почему-то мысль о том, что столь блестящие возможности могут быть упущены, ничуть Оливера не угнетала.

— Уходите в лес? — спросил Хьюг. И, не дожидаясь ответа: — Вы и раньше все шатались по лесу… там, дальше… и я сюда вас зазвал, ближе нигде священника не было. Тебе священник был нужен, венчаться. Я ведь знал — она почему тебя выбрала… Я же не мог жениться на ней, она неизвестно какого происхождения… и потом, Открывательница, колдунья, меч за спиной… дорогу могла как клубок ниток смотать… ни с кем, кроме тебя, не говорила… как я мог выносить? Но я тебя знал, ты всегда был праведник, думал, тебе и помыслить не можно, чтобы с женщиной да без венца… потому и жениться хочешь, что тебе по-другому нельзя… А уговорил я вас к себе и присмотрелся, нет, вижу — какой ты правильный ни есть, а все же до пределов… обходились вы и без священника… Я же говорю — разве я вынести мог? Но она осталась с тобой, потому что ты собирался жениться. А если бы тебя не было, она была бы со мной. Они все смеялись потом, пальцами тыкали… яду подсыпал — зачем? Ножом бы в бок — и все… Но я не мог… мы воевали вместе на Юге… ты мне все равно что брат… а братскую кровь проливать нельзя. Великий грех… душу можно погубить.

— И ты решил покончить с братом и без пролития крови! — странно звонким голосом произнесла Селия. — Знаешь, Оливер, у меня такое чувство, что я напрасно наводила здесь порядок. Пусть бы все и дальше гнило к чертовой матери.

— Но я вам ничего не сделал… — Хьюг поднялся и протянул к Оливеру руки. — Я не виноват, это она… и ты тоже, вы оба имели дело с колдовством… вы пришли оттуда… тебя, наверное, и яд бы не взял, а ее точно не взял, она говорила, что яд в ее имени, или в прозвище, не помню уже, что она была такое, цветок, или яд, или оба вместе… а меня вы погубили… верните, верните все!

— Утихни, старче, — сказала Селия. — И ступай, мы нынче не подаем.

— Успокойся, — Оливер встал, взял старика за плечи, — и пойми наконец: мы — не они. — И осторожно вывел старика с кухни.

Тот упирался и бормотал: «Каждый раз всегда по двое… там, в горах…»

Когда он вернулся, Селия примеряла плащ из некогда голубого, а теперь серого гобелена.

— Мерзкая история, — сказала она, сворачивая ткань. — То есть мы, конечно, и так ее знали, но я и не подозревала, что эта сволочь блещет еще и лицемерием.

— Н-да. У нас, помнится, в схоларах была песенка:

Хуже всякого развратаОтравить родного брата…

— Ну, ты, то бишь твой предшественник, был ему не родным братом, а нареченным. Хотя это дела не меняет. Кстати, почему он сказал «меч за спиной»? По-моему, все люди носят меч при бедре или на плече — ежели у кого двуручник.