Деймон Найт - Мостовые ада Страница 48

— Первую ниточку обнаружил Лодермилк, — рассказывал Хигсби. — Ему пришло в голову, что если в слухах есть доля правды — а если они верны, то это просто чудовищно! — то это может значить только одно: кто-то из посвященных, кому сделали аналоговую прививку молчания, все равно проболтался. Или хотя бы намекнул на тайну, что гораздо сложнее для нас. Ну вот, такое знание должно рано или поздно вызвать реакцию, которую нормалы называют «одержимостью». Человек, который долго подвергается сильному психическому давлению, взрывается и сбрасывает аналоговое ярмо. Обычно это происходит довольно громко. Ну вот. Мы просмотрели доклады обо всех подобных происшествиях за последний год, и обнаружили один случай, который показался многообещающим. Консиндец по имени Эриксон, секретарь одной из представительниц Консинда в межобщественной комиссии, заседавшей в Филадельфии. Он неожиданно впал в бешенство, вылил чернила на голову своей начальнице и вырвался в город. Его поймали только через два часа и, разумеется, отправили в Ссылку.

Это был прекрасный шанс. За эти два часа Эриксон мог сказать что-то такое, что люди потом стали рассказывать друг другу, пока слух не достиг ушей какого-нибудь официального шпиона. За это время детали, если они вообще были, стерлись. И результат стал выглядеть именно так, как он известен нам сейчас. Всем знаком этот слух, но никто не знает, откуда он взялся.

Так что мы заинтересовались прошлым Эриксона, и обнаружили, что он принадлежал одной из самых влиятельных семей северо-западного Консинда. Все теплее и теплее! Затем мы выяснили, что одна из ветвей этой семьи, а именно портлендская, в последнее время приобретает на удивление много мужчин. Собственно говоря, больше мы пока ничего не знаем. Чтобы продвинуть розыски, мы и хотим внедрить тебя в семью. Теперь ты — Карл Шмелтцер, один из молодых мужчин, которых Марсия Хэмблинг — это нынешняя глава интересующей нас ветви семейства, — купила, когда ездила в…

— Купила! — невольно воскликнул Артур. — Простите. Почему-то я не могу привыкнуть к этому, как ни стараюсь. Вот почему у меня были такие низкие отметки в консиндском клубе.

— Знаю. Ты вырос в Опотре, наиболее патриархальном из всех среднеамериканских обществ. То, к чему привык с детства, не выветривается за несколько месяцев. И все-таки привыкни и запомни: купила. Ты — ее собственность. Ты принадлежишь ей и будешь принадлежать до тех пор, пока она не решит продать тебя, обменять, подарить или отправить в Ссылку. Она — руководитель могучей ветви великой семьи, а ты — никчемный молодой самец из Денвера. Если она прикажет тебе лизать ее туфли, ты это сделаешь.

— И мне должно это нравиться?!

— Ты должен считать такое положение вещей нормальным. Ни забывай этого ни на минуту. Ты сильно похож на Шмелтцера внешне, и мы постарались довести ваше сходство до максимума. Марсия Хэмблинг покупает множество мужчин. Кроме того, она близорука. Мы думаем, что подмена пройдет успешно, если только ты будешь держаться соответствующим образом. Иначе — нет.

Да, над этим стоило поразмыслить… Артур размышлял, пока на горизонте не появился Портленд — огромная россыпь сверкающих огней, — и бледная лента воды за ним.

Красивый указатель на краю дороги гласил «Роуз Лейн, 17». Артур, разинув рот, уставился туда, куда показывала стрелка указателя. Он впервые в жизни видел жилье акционера какого бы то ни было общества. В Гленбруке для них не было места, поскольку Гленбрук был со всех сторон окружен еторговской территорией. Теоретически Артур знал, чего ожидать, и все-таки был потрясен.

Поросший зеленой травой склон поднимался от самой дороги мягкими складками. Холм был увенчан вытянутым зданием с колоннами, похожим на брусок сахара. К нему вели безупречно ровные ряды вечнозеленых кустарников и деревьев. Нигде не было ни следа дорожек. Артур предположил, что гости прибывают сюда на коптерах, а продукты доставляются по подземным магистралям прямо в подвалы.

Он некоторое время стоял в нерешительности, а потом начал долгий подъем по склону. Не стоит начинать свое пребывание здесь с глупых вопросов. Хигсби наблюдает за всем через видеопередатчик в брошке. Если он сочтет действия Артура неправильными, он может вмешаться.

Безукоризненный травяной ковер угнетал Артура. С каждым шагом в нем росло ощущение, что он вторгается в чужие владения. К тому времени, как он добрался до широкого портика здания, он был почти убежден, что его вот-вот схватят и спустят обратно по склону вверх тормашками.

«Теоретически», — произнес бесплотный голос Хигсби у него в ухе, — «ты не должен был появляться здесь, у главного входа».

Артур подавил готовое сорваться с губ проклятие. Дверь отворилась.

«Постарайся взять наглостью. Скорее всего, ничего не выйдет, но попытаться надо».

В двери возник юноша со светлыми глазами, одетый в желтый балахон. Он подозрительно оглядел Артура. Артур направился к нему, едва переставляя ноги от волнения.

— Н-ну?

— Карл Шмелтцер. Прибыл в распоряжение мадам Марсии Хэмблинг.

Артур переступил порог и протянул юноше свой дорожный плащ.

— Куплен? — ухмыльнулся привратник.

Артуру ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть. Привратник презрительно фыркнул и бросил Артуру плащ обратно.

— Тебе туда, — небрежно махнул он рукой и отвернулся.

Артур зашагал в указанном направлении. У него горели уши от стыда. Средний слой его личности знал абсолютно точно, что Хигсби специально заставил его пройти через унижение, чтобы лучше вжиться в образ. Но в верхнем слое не было ничего, кроме подавленного отвращения, и Артуру это не нравилось.

То, что он испытывал здесь, почему-то вызывало у него совершенно иные чувства, чем ежедневное унижение, которому он подвергался, будучи младшим помощником продавца в Гленбруке. Консиндский общественный клуб лишь отчасти подготовил его к этому. Здесь, в Консинде, он был вещью, собственностью. И — это было хуже всего! — когда Артур попытался следовать инструкциям Хигсби и думать о таком положении вещей, как о нормальном, ему это почти удалось…

Помещение, в которое он вошел, оказалось огромным овальным залом без окон, освещенным лишь немногими лампами в старинных красных абажурах. Стены были сплошь задрапированы тяжелой материей. Толстый ковер глушил шаги. Едва заметное дуновение свежего воздуха из кондиционеров, которое Артур чувствовал в коридоре, здесь отсутствовало. Застоявшийся горячий воздух был пропитан тяжелыми ароматами благовоний.

Сперва Артура никто не заметил. Мужчины здесь были одеты, как и он сам, в платья с пышными рукавами в три четверти, открытой грудью и ниспадающими складками до щиколоток. Мужчин в зале было немного, зато женщин — дюжины. На женщинах были ярко-алые юбки колоколом, и больше ничего. Артур окаменел. Женщины Консинда одевались так только для торжественной церемонии. Здесь должно было произойти нечто важное, особенно если… да, так оно и было! Среди женщин Артур увидел почтенных старших многоматерей, чьи юбки были разрезаны вверху, чтобы продемонстрировать всем отвисший живот — свидетельство многих родов. Ну, он и влип! Что, если церемония уже началась, и не принадлежащим к семье мужчинам запрещено входить в зал, а привратник направил Артура сюда из мелкого злорадства?