Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае Страница 51

- Почти закончил свой труд, только немного переработал название. Знаете, Тарзан - это все-таки прошлое. Настало время иных героев!

- И кто же теперь герой вашей книги?

- Кинг Конг.

( - Кинг Конг в плену у...?! Но как...

- С помощью полированного бревна.)

- Так ему и надо! - одобрил министр. - Непременно, непременно пригласите меня на публичное чтение вашего шедевра.

На следующий день "Дело" вышло со статьей "Ли Фань - корифей некитайской словесности", а "Голос" - со статьей "Нобелевскую премию бессмертному классику Ли Фаню". Еще через день Ли Фаня пригласили на прием во дворец.

Император любезно удостоил Ли Фаня августейшей беседы.

- Я что подумал, - сказал государь. - За делами как-то не успеваешь, может, у наших литераторов какие нужды есть, папирос или там ветчины. Так ты не стесняйся, если что надо, иди прямо в дворцовую кладовую. Как же наш классик!

- Газеты целый месяц поливали меня помоями, - пожаловался Ли Фань. Не знаю теперь, как отмыться.

Император был поражен:

- Клеветать на национального гения! Признаться, я не слежу за прессой, но министр печати - он-то куда смотрел?

Тут же возник министр. Государь потребовал объяснений:

- Ли Фань - национальный гений, его надо беречь. Как ты мог допустить грязную травлю в наших газетах? Ворон ловишь на службе?

Министр даже побелел от гнева. Он сжал кулаки, затопал ногами и принялся орать, надвинувшись на императора:

- Куда я глядел, вы спрашиваете? Да вы же сами велели мне устроить всю эту свистопляску из-за вашего любимца Тарзана! А теперь выясняется, что Ли Фань - наш национальный гений и его надо беречь! Что же вы раньше-то молчали? Ведь мы его так обгадили, - как выдержал, удивляюсь. Если бы не ваш приказ, разве я стал бы это делать?

- Смотри-ка, - удивился Ли Фань, - а министр-то, оказывается, порядочный человек!

В испуге смотрел государь на бушующего вельможу. Нависала, дыбилась жутко фигура министра. Зловещим веяло чем-то от его шевелящейся тени. Уж не мороков ли подземных та тень? - думалось.

Усилием воли император стряхнул наваждение.

- Дорогой министр, вы, вероятно, не поняли моих указаний... Впрочем, если вы так сожалеете о происшедшем, почему вам не выплатить Ли Фаню компенсацию за причиненный ущерб? Из своего жалованья, я имею в виду.

И - съежилась, усохла, пригнулась зловещая тень, забегали туда-сюда крысиные глазки, обвис жалко министерский живот.

- Из своего жалованья? А вот хрен ему!..

- Нет, министр - негодяй! - решил Ли Фань.

Этим кончился и рассказец. Мэтру дружно похлопали, и тут, почти как вчера, к трону вышел учитель словесности с новосостоявшимся "золотым агронавтом". Принц скорчил рожу сразу всем в зале, а его наставник сообщил:

- Конечно, мы все преклоняемся перед нашим корифеем - национальная наша гордость, что тут говорить, но литературные способности принца просто на глазах плодносят. Мы вчера говорили про романтику, про мечты... Вот, вы только послушайте, как раскрыл эту тему наследник!

Император заранее побагровел, но на сей раз оказалось не про него.

- Мечты и действительность! - выкрикнул принц на весь зал и снова скорчил рожу, после чего учитель словесности зачитал сочинение:

МЕЧТЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Один мужик пилил дрова, задумался и случайно отпилил себе руку по плечо. Какой-то гад сказал ему: "Вот придут бандиты, скажут: руки вверх! А ты только одну руку поднимешь. - Э, да он сопротивляется! - подумают они и пристрелят тебя на фиг".

Мужик очень расстроился и все время плакал. Но друзья посоветовали ему: "А ты подними ногу вместо руки, они и поймут, что ты без руки".

Мужик очень обрадовался и сразу стал тренироваться. Он подолгу стоял у зеркала, высоко задирая ногу. У него стало хорошо получаться. Тогда он пошел и устроился в банк, который часто грабили. "Хрен ли ты все время задираешь ногу?" - спросил его директор. Мужик объяснил ему. "Э, да ты не хуже наших охранников!" - сказал директор и поставил мужика швейцаром. Теперь мужик с нетерпением ждал момента, когда сможет пустить в ход свое умение.

Потом пришли бандиты и сказали: "Всем лечь на пол".

Несколько минут длилось потрясенное молчание. Стояла та тишина, в которой входит к нам, простым смертным, великое творение вдохновенного мастера. Сопровождаемая таким же потрясением сердец, тем же благоговейным молчанием, в каком явились миру "Сикстинская мадонна" Рафаэля и "Лонжюмо" Вознесенского, входила в общественное бытие человечества, в лице его некитайской части, философская притча, вобравшая в себя вековые поиски смысла жизни и зоркие наблюдения над суровой действительностью - и выразившая это биение сокровенной мысли Востока с невиданной силой, размахом и в предельно сжатой форме.

Итак, зал молчал - и вдруг единодушно взорвался овацией. Бледные от зависти сидели литераторы - они осознали всю суетность и худосочность своей музы, и даже Ли Фань плакал с перекосившимся лицом - ему - увы! увы! такой шедевр был не по силам...

Поднялся Гу Жуй и сказал:

- Ну, мужики, тут только руками развести... Сидишь годами, кропаешь что-то - и одно фуфло выходит. А тут пацан в десять лет такое пишет! В общем, первый приз надо давать, и обсуждать нечего!

- Правильно, правильно!.. - понеслось по залу.

Сияющая императрица, не сдержав чувств, слезла с трона и со счастливым лицом обняла свое чадо. Был доволен и император. Первую премию тут же присудили принцу, однако похвальные восклицания все не кончались литераторы и придворные наперебой спешили выразить свой неизбывный восторг.

- Ну и додики, - подумал граф с отвращением. - Да если бы мой сын такую пакость написал, я бы его головой в писсуар окунул. А они хвалят! Маразматики они все и задолизы, вот и все!..

Тотчас мужик с пронзительным взглядом, что сел напротив графа и зырил ему чуть ли не зрачки в зрачки, - этот мужик тотчас вскочил с места и забазлал на весь зал:

- Мужики! А знаете, о чем сейчас граф подумал? Он подумал: ну и додики же тут все - принц такое фуфло написал, что его впору башкой в унитаз засунуть, а они его хвалят!

Граф оторопел - у него даже недостало духу возразить или возмутиться, потому что он никак не ожидал, что кто-то вдруг подслушает его мысли. Меж тем воцарилось негодующее молчание. Аббат Крюшон снова полукозлом выпрыгал на середину зала и сделал мерзкий жест в сторону графа.

- Долой... - начал он, а зал тысячей глоток подхватил:

- ...опиздюневших шамбальеро!..

И вновь император милостиво закивал, ласково глядя на аббата.

- Да, похоже аббат уже сумел подладиться под общий тон, непроизвольно подумал граф. - Клоун клоуном, просто глядеть срамно!