Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае Страница 52

И вновь император милостиво закивал, ласково глядя на аббата.

- Да, похоже аббат уже сумел подладиться под общий тон, непроизвольно подумал граф. - Клоун клоуном, просто глядеть срамно!

- А граф подумал, - вновь радостно забазлал чтец мыслей, - наш аббат корчит из себя клоуна на потеху императору!

Артуа решил, наконец, прекратить это издевательство и поднялся с места.

- Ваше величество! Я прошу положить конец этой возмутительной клевете в мой адрес! Я не думал и не думаю ничего подобного, особенно в отношении вашего, бесспорно незаурядного, мальчика. Велите этому самозванцу, чтобы он перестал корчить из себя телепата.

На губах Тапкина и Пфлюгена появилась злорадная ухмылка, а де Перастини издали замотал головой, делая какие-то предостерегающие жесты. Не обращая внимания на это, граф продолжал:

- Как может этот наглец утверждать за меня, чего я думаю, а чего нет?

- Так, может быть, проверим? - предложил, злорадно скалясь, телепат-самозванец. - Давайте - вы сядете в тот угол залы, напишете что-нибудь на бумажке, а я на расстоянии это отгадаю.

- Нет, - решительно возразил граф, - со мной этот фокус не пройдет. Вы, как все шарлатаны, сами внушите мне какую-нибудь фразу, а потом притворитесь, что её отгадали.

Император возразил с высоты трона:

- Ну, граф, ты здесь пальцем в небо. Этот мужик у нас проверенный, ты просто не в курсе. Его, чай, из Шамбалы прислали, не из цирка. Но, я понимаю, ты не веришь, так что же - давай, опыты ставь. Я понимаю - тебе интересно по первости-то.

- Господа, господа! - запротестовала Зузу. - У нас же сегодня литературный вечер, зачем эти научные опыты? Совершенно не подходит.

- А чего это не подходит? - возразил ей зал. - Подходит, подходит! Пущай опыты будут!

- Я сама читала, - поддержала другая дама, - в литературных салонах всегда любили эксперименты ставить. Дюма-сын во время чтения "Трех мушкетеров" на спор выпил пятнадцать бутылок рвотного средства, а Павлов восемь собак зарезал, когда Маяковский по радио поэму про Ленина читал!

- А кто пустил парашу, будто мы сторонимся научных опытов на своих литературных вечерах? - поднялась с трона императрица.

- Опыт! Опыт! - стал скандировать зал.

- Я ничего писать не буду, - решительно заявил граф.

Он сел на место и, хотя и не верил в телепатию, попытался ни о чем не думать. Но ему тут же в голову со страшной силой полезло: "Эх, пожрать бы чего-нибудь! С утра кроме проклятой икры во рту ничего не было".

- Эх, пожрать бы! А то опять эту икру есть заставят! - озвучил заветные думы чтец мыслей.

- Ну, граф, ты даешь! - заметил император. - По всему Некитаю жаб ловили - и на тебе. Сам не хочешь, дак не будь дураком - сменяйся с кем-нибудь. На икру-то что хошь дадут.

- Вот тоже додик, - повторил телепат на весь зал угрюмые мысли графа. - Мочу пьет, да ещё и педик, кажись... император называется... Правильно о нем сынок-то написал - козел, каких поискать!

Император побагровел и больше не вступал в разговор. Зато принц скорчил идиотскую рожу и защелкал зубами, намекая графу на вчерашнее покусание его зада.

- А этот недоносок черномазый, - радостно вещал телепат, едва поспевая за стремительной мыслью графа Артуа. - Этот, пожалуй, и отца переплюнул! Хотя, конечно, какой он ему отец - принц ведь ублюдок от конюха-негра!.. писатель говенный!..

- Это про нашего принца такое! - ахнул возмущенный зал хором. - Ваше величество - скажите ему, пусть он не смеет такое думать!..

Императрица сидела со скорбно поджатым ртом - вольнодумство графа произвело на неё неприятное впечатление. Ее будто окатили ушатом холодной воды. И этому человеку она собиралась поверять свои сердечные думы! - да он же завятый циник и лицемер, начисто лишенный возвышенного романтизма!

- Или вот ещё эта сучка, - взахлеб вещал чтец графских мыслей. Корчит из себя ценительницу муз, а речь как у портовой шлюхи. Да ей бы с жеребцами на конюшне случаться, а не литературные вечера устраивать!..

- О! А! - вспыхнула государыня и закрыла рукой пылающее лицо. Ее ранили в самое сердце. А ведь ещё вчера она была готова поверить этому вероломному графу все самое дорогое, самое сокровенное!.. Нет, положительно этим мужчинам нельзя верить! ни единому!.. О! Как больно, как обидно!..

- Довольно! - наконец закричал граф, поднимаясь с места. - Хватит этих гнусных опытов! Не желаю больше!!!

- Да уж куда больше-то, - заметил император. - Ты уж и так нас всех в говно запинал. Да уж, ты, граф, о себе чего-то много думаешь. Мы, чай, тоже помним, как ты сопли-то вчера о чужой стул мазал.

- Ваше величество! - встал Ли Фань. - Да ведь граф просто завидует. Меня хвалили, принца хвалили, - ну, и ему тоже отличиться хочется.

- А что, разве граф у нас тоже сочинитель? - удивился император.

- А как же! Вон наш почтарь утром письмецо его дал мне почитать штучка та еще, хоть сейчас в роман вставляй.

- Так почему же нам не представить его на конкурс? Давайте послушаем! - предложил император.

Поднялся министр почтовых сношений и сообщил:

- Ваше величество! Письмо графа я ещё поутру отправил Людовику во Францию, да его уже год как там получили... Но копию, как положено, я снял, так что... Читать, что ли?

- Читать, читать! - раздался хор голосов.

Чтец мыслей впился взором в лицо графу, ожидая новых откровений, однако Артуа был так удивлен, что забыл возмутиться или подумать что-нибудь. Ведь никакого письма во Францию он не отправлял! Телепат разочарованно развел руками, зато на середину залы снова выбежал аббат Крюшон. Он показал на графа и заговорил:

- Это падло (хотя тот, на кого он показывал, был граф Артуа, а не падло) говорит (хотя граф не произнес ещё ни звука), что он не писал никакого письма, а он сам диктовал его мне этой ночью (хотя граф ничего не диктовал)!

И аббат, повторив мерзкий жест, занял свое место. Почтовый министр меж тем передал бумагу словеснику и тот начал чтение - художественно, с выражением и на весь зал.

ПИСЬМО ГРАФА АРТУА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ФРАНЦИИ

Дорогой Луи!

Я вижу недоуменную мину на твоем лице. "Как же так", - напряженно размышляешь ты, - "всю жизнь держал меня за додика, и вдруг - "дорогой"? Что это - дежурная вежливость или лицемерие лукавого царедворца?" Успокойся, Луи - ни то, ни другое. Просто с отдаления в тысячи долгих миль даже твоя унылая образина кажется чем-то родным и милым - ведь она напоминает мне Францию... Надеюсь, Луи, тебя не обижает, что я не титулую тебя по установленному этикету? Видишь ли, годы пути выветрили из моей памяти придворные тонкости, и я, как ни стараюсь, не могу точно вспомнить твое имя, - может быть, ты Генрих, а не Луи? - ну да, пусть будет наудачу Луи, не помню уж, какой ты там по счету. А почему бы ему не справиться у аббата Крюшона? - удивляешься ты. Но как я могу это сделать, Луи, если аббат дрыхнет без задних ног через две запертых двери от меня и не желает даже откликнуться. Еще бы, - он так устал, когда вез меня от императорского дворца до нашего с ним жилища. Должен признаться, я получил ни с чем не сравнимое удовольствие, Луи. Приятно, знаешь, прокатиться на лошадке или с ветерком в экипаже, но кататься на аббате Крюшоне!.. сет ун плезир колоссаль, как говорим мы, фрацузы. Да, Луи, ты, наверное, обратил внимание, что я впервые за все письмо употребил французское выражение, кстати, правильно ли я его написал? Ничего удивительного, если ошибся: не только твой порядковый номер, Луи, но и весь французский язык почти совершенно забыт мной после того, как я сподобился счастья познакомиться с языком некитайским. Ну, а переходить с языка божественной изысканности на вульгарное дикарское наречие, именуемое французским, - это такое мучение, такой моветон, Луи, - все равно что после сюиты Вивальди слушать твой утренний постельный тромбон. Тебя спасает одно, Луи: ты не сознаешь всей степени убожества, в котором вынужден обращаться, иначе бы ты не пережил этого. Аббат Крюшон, например, - тот уже и ржет как-то по-некитайски, - ну, а я - я ещё помню отдельные родные слова, такой уж я патриот, Луи, не помню, какой ты там по порядку. Да ты и сам видишь - пишу письмо о делах Некитая, а сам все о Франции да о Франции. Но к делу, к делу, - мне столько надо тебе рассказать политически важного! Во-первых, хозяин нашего дома, А Синь, редкая каналья: по-моему, он трахнул нашего аббата, а подстроил так, что все думают на меня. Во-вторых, Луи, ты оказался прав: наш путь в Некитай протекал с невероятными приключениями. Начать с того, что у самых границ Некитая нас ограбили и полностью раздели двое каких-то бродяг, кстати, наших с тобой соотечественников, Луи, как только они сюда попали. Мало того, что у нас отняли деньги, одежду, продовольствие, письма и подарки для императора, так они ещё присвоили себе наши имена и отправились в Некитай под видом нашего посольства. Так что, Луи-какой-ты-там-по-счету, я теперь и сам не разберу, кто тебе пишет эту некитайскую весточку: Гастон Мишо, уголовник и каторжник, он же граф Артуа, или граф Артуа, он же каторжник Гастон. Помнится, я остался сидеть голым задом на камне, а Крюшон - этот толстяк, кто бы мог подумать! - оказался проворней и удрал неизвестно куда. Крюшон, где ты? - молчит, но он здесь, Луи, просто очень устал. А вот где я? Может быть, я уже нагишом добрался до Франции? Напиши мне об этом, Луи, не томи меня неизвестностью, умоляю тебя! А то вдруг этот каторжник Гастон приедет в Париж вперед меня и подаст жалобу, будто граф Артуа его раздел, а я так щепетилен в вопросах чести, и кто же я буду после этого, Луи? Одно знаю твердо: я теперь - другой человек. Это во-вторых, а в-третьих, Луи, кататься на аббате Крюшоне, а, ну да, я уже написал, тогда в-четвертых, - тебя, наверно, заинтересует тот факт, что твой Версаль - это сущий свинарник против конюшни некитайского императора. Да и чему удивляться - в полудикой Европе, как выяснилось, самые ничтожные понятия об изяществе и вкусе, в этом ты неповинен, Луи, но насчет гигиенических-то удобств, кажется, можно было сообразить, ах, прости, Луи, я снова о Франции - это опять не к месту прорвался мой патриотизм. Да, да, ты прав - пора о деле, - но я сразу вынужден огорчить тебя, Луи: увы, мне не удалось выполнить поручение мадам Помпадур. Лучшее средство от королевской импотенции - это конюх Ахмед, а его ни за что не отпустят, сам император, может, ещё согласится, но императрица - ни за какие коврижки, так что с этим ничего не получится, представляю, как расстроится мадам Помпадур, кстати, кланяйся ей за меня, не нужна ли ей новая клизма? - пусть напишет: если старая сломалась, я пришлю, - тут их навалом и недорого. Вот вроде бы все, больше и не знаю, о чем писать, так что пока, Луи, до встречи, ах да, - забыл, насчет второго твоего поручениия - английских козней в Некитае можешь не опасаться. Англия не пройдет! - не будь я граф Артуа! (но кто я, Луи?) - Но на чем основана ваша уверенность, граф? - можешь спросить ты. А на том, Луи, что я пользуюсь поддержкой весьма влиятельных лиц при некитайском дворе. - Каких же именно? - слышу я твой следующий вопрос. Ну, хотя бы императрицы, я у ней в большом фаворе, вчера, например, заполночь гостил у неё в будуаре. - Но как, граф, вам удалось этого добиться? - вновь не можешь ты удержаться от идиотского вопроса. - Ну же, Луи, - не будь так наивен - мне-то ещё не требуется лекарство от импотенции! - Но ведь у императрицы Ахмед, разве не так? - никак не уймешься ты. - Нет, не так, - у императрицы Я и Ахмед, а он ненавидит британцев за их надменный колониализм, так что, Луи, двойной заслон проискам Англии! Будь спок! Кстати, императрица тебе кланяется, спрашивает, как твое здоровье, - ничего, если я отвечу: "Спасибо, помаленьку, немного беспокоит отрыжка"? Императрица советует тебе поменьше увлекаться прыжками на батуте, все равно, мол, чемпионом не будешь, - здесь почему-то считают, что твое слабоумие от этого, это просто ха-ха, мы с Крюшоном животики надорвали, когда представили, как твоя неуклюжая туша вверх тормашками дрыгается над батутом, согласись - это полный прикол, ну-ну, Луи, не дуйся, это же так - маленькая шутка. Ну все, ну, целую, ах да, император тебе тоже кланяется, - кстати, он советует тебе от всех болезней уринотерапию - это пить свою мочу - пошли его подальше с такими советами, Крюшон пробовал, говорит: гадость, - а уж если Крюшону не понравилось, значит, гадость, так что не вздумай, да только император корчит из себя крутого, такой же придурок, как его сынок. Знал бы ты, как он ущипнул меня за ягодицу, когда я вчера покидал покои императрицы! - так больно, Луи, до сих пор хромаю. К слову, принц на самом деле от Ахмеда, негр, как и тот, - тебе, конечно, не терпится узнать обо всем поподробней, но я и сам ещё не особенно в курсе, как-нибудь потом расспрошу обо всем государыню. Вообще-то здесь есть над чем задуматься: такое во всем превосходство над нашей нищей отсталой страной с её крестьянской сиволапостью, я сам видел, как герцогиня Бургундская посадила сморчок на занавеску с фамильным гербом, а портьеруто раздернули, герцог ходил среди гостей весь зеленый и спрашивал, кто это сделал, она ни за что не призналась, герцог до сих пор думает на тебя, а это была его жена, но ты тоже так делаешь, Луи, я видел, - само собой, бескультурье, а я о чем толкую, зато принцы - что твой наследник, что этот - оба додики, - все-таки, это как-то утешает, правда, Луи? - хоть в чем-то сравнялись, - но впрочем, во мне, наверное, опять взыграла моя патриотическая сентиментальность. Ну все, ну, пока, да, совсем забыл - у аббата Крюшона завелась забавная привычка: стоит его ночью трахнуть, как утром он сломя голову бежит читать проповедь, - видимо, его это как-то воодушевляет. Расскажи об этом кардиналу Ришелье или кто там сейчас - пусть он возьмет себе на заметку. Что-то я ещё хотел тебе написать любопытного, ага, - вот: кататься, ах, я же это уже писал, ну, тогда все, до встречи, как я по тебе соскучился, милый далекий Луи, дай Бог тебе крепкого здоровья, долгих лет жизни, успехов в труде и огромного счастья в личной жизни, которого ты лишен, - извини, я так и не вспомнил, какой ты по счету.