Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 52

мисс О’Хары он влюбился в актрису Хелен Гаган в фильме «Она» 1935 года: он смотрел его в кинотеатре «Утопия», в повторном прокате. Правда, потом он посмотрел в повторном прокате «Белоснежку и семь гномов» и сразу понял, что Дисней срисовал зловредную королеву Гримхильду с Хелен Гаган. Когда же он узнал о всей той грязи, которую вылил на нее Ричард Никсон в сенатскую избирательную кампанию 1950 года (тогда она звалась уже Хелен Гаган Дуглас), он поклялся отомстить, что проявилось дважды, когда он голосовал за соперников Никсона в борьбе за президентский пост.

За год до того, как Брайони Кэтлинг наполнила его отвращением к самому себе, он безнадежно влюбился в шведскую актрису Марту Торен. Увидев, как она охмуряет Дика Пауэлла в «Полку мошенников», он приложил все силы к тому, чтобы оказаться на премьерах «Места назначения – Париж!» и «Человека, который смотрел, как проезжают поезда» с Клодом Рейнсом. В сравнении с ней бледнели и мисс О’Хара, и Хелен Гаган, и даже Брайони Кэтлинг. В его глазах она стала абсолютным воплощением истинной любви. Четыре года спустя, через полтора месяца после того, как Кристофер утратил невинность с женщиной, имевшей весьма отдаленное сходство с Мартой Торен, он прочитал в газете, что актриса умерла от субарахноидального кровоизлияния – редкого мозгового заболевания, нападающего внезапно как Джек-Потрошитель и убивающего за сорок восемь часов.

Он заперся в своей комнатушке и рвал на себе одежды.

В феврале 1968 года приписанный к штабу генерала Уильяма Уэстморленда в Сайгоне двадцативосьмилетний капитан Кристофер Кейпертон сделал удивительное открытие: оказывается, истинная любовь существует, причем в физической форме. Началось новогоднее наступление вьетконговцев, и Сайгон горел. Не будь за ним закреплен личный джип с водителем, он не смог бы перемещаться по городу: общественный транспорт отсутствовал как класс, а моторикши и такси спешно вывозили из города тех, кто мог за это заплатить. В переполненные больницы принимали только самых тяжелых раненых; пациенты лежали на полу в коридорах. Покойников никто не хоронил: могильщики тоже бежали на юг. Зато бизнес Криса процветал.

Бизнес Криса помогал джи-ай справляться с тяготами службы на войне, которую они начинали презирать.

Его партнером по бизнесу, а по совместительству и в постели, была тридцатидевятилетняя дочь француза и тайки. Крис являлся главным поставщиком американским бойцам в Индокитае таких продуктов, как травка, марихуана с добавлением опиума и черный опиум с маковых полей в Лаосе.

Поскольку все поставляемые ими продукты – что марихуана, что марихуана с опиумом, что чистый опиум – были превосходного качества, дела с торговлей ими в Первом и Втором армейских корпусах у Кристофера Кейперона и Сирилаб Думик шли замечательно. Им даже удалось положить полтора миллиона долларов (в швейцарских франках) на счет в цюрихском банке – и это за вычетом всего того, что приходилось отдавать крышевавшим их генералам и местному правительству Тхиеу.

И, поскольку любовь их имела место в той еще обстановочке, поскольку он и его любимая хотели единственно выжить, выиграть возможность оказаться как можно дальше от той еще обстановочки, он не испытывал угрызений совести насчет того, чем занимался. Он не обманывал себя тем, что занимается гуманитарной помощью; он не испытывал иллюзий ни насчет войны, ни насчет наркотрафика. В основном он занимал себя делами в надежде на то, что все это рано или поздно закончится, в надежде на то, что его клиенты без дозы поедут крышей или обратят свои автоматы на первого подвернувшегося лейтенанта. Но большую часть свободного времени он занимался любовью.

Сири была маленькая, почти невесомая. Он мог поднять и отнести ее в постель одной рукой. Черты ее лица, правильного и изящного, потрясающим образом менялись с мельчайшим изменением освещения. Моне пришлось бы писать ее портрет не меньше восемнадцати раз – столько же, сколько он писал собор в Руане, да и так ему вряд ли удалось бы точно передать хотя бы одно-единственное выражение ее лица. Отец ее, французский военный атташе в Бангкоке познакомился с юной храмовой танцовщицей во время Катхины – праздника окончания буддистского поста. От отца она унаследовала хитрость, которая помогла ей выжить в уличном обществе; от матери – мелодичный говор. В Сайгон она попала за десять лет до этого – как она предпочитала не говорить. Однако всякий раз, как они занимались любовью, Крис вздрагивал и морщился, когда руки его касались шрамов у нее на бедрах.

В тот февральский вечер 1968 года они как раз собирались отобедать сатай из говядины, которое Сири приготовила в их квартире на улице Нгуен Кон Трю, когда 122-миллиметровый реактивный снаряд, пущенный с другого берега реки Сайгон, угодил в дом напротив. Снаряд вырвал дом из земли как гнилой зуб и взорвался, расшвыряв во все стороны осколки.

Один из них, не самый большой, но и не маленький, влетел в окно и ударил Сири в спину, почти полностью оторвав ей левое плечо.

Везти ее куда-нибудь не стоило и пытаться: совершенно очевидно было, что она не переживет даже спуска по лестнице, не говоря уже о поездке через весь город в американский госпиталь, который только что открыли рядом с аэропортом Тан Шон Нят.

Он попытался остановить кровотечение постельным бельем и белыми теннисными носками из своего гардероба, и – невероятно, но факт – она прожила еще почти час. Все это время они проговорили, и в этот прощальный час она подарила ему единственное, чего он по-настоящему желал. Единственное, чего он не мог достать сам. Она рассказала ему, как найти истинную любовь.

– Мы так часто говорили об этом, а ведь я все это время знала.

Он попытался улыбнуться.

– В деловом партнерстве – как у нас с тобой – не может быть секретов. Как теперь я могу верить тебе?

Лицо ее исказилось от боли, и она сильно сжала его руку.

– Милый, у нас нет времени дурачиться. Очень скоро ты снова будешь одинок. У меня есть только одно, чем я могу отплатить за всю любовь, что ты мне дарил… и для этого нужно, чтобы ты верил мне.

– Я поверю всему, что ты мне скажешь.

И она попросила его сходить на кухню и взять с полки для специй пустую бутылочку. И когда он принес бутылку, на которой было написано «кориандр» – пустую, потому что свежего кориандра они не могли достать с тех пор, как на центральном рынке разорвалась мина «клеймор» – она сказала, чтобы он не спорил с ней, а наполнил бутылочку ее кровью. Он пытался спорить, теряя драгоценные минуты, но в конце, испытывая знакомое отвращение к себе, сделал все как она просила.

– Я всегда стремилась к совершенству, – сказала она. – И всегда