Костяной Дом - Стивен Рэй Лоухед Страница 52

поднялся веселый гул. Председательствовал, конечно, мастер Бэкон. Дуглас наблюдал за манерами сотрапезников. Сразу бросалось в глаза искреннее и глубокое уважение, с каким студенты относились к своему знаменитому профессору. Когда говорил Бэкон, все взоры обращались на него. За ним оставалось последнее слово во всех дискуссиях. Как и следовало ожидать от студентов, разговоры за столом перескакивали с одной темы на другую; обсуждались вопросы химии, механики, математики, астрономии, перемежаясь философскими и теологическими проблемами — далеко не все из того, о чем говорили за столом, было понятно Дугласу. Как бы не был изобретателен мастер Бэкон, его объяснения не всегда доходили до пришельца. Дуглас понимал масштабность мыслей этого человека, хотя и не мог уследить за хитросплетениями его построений. Но гибкость и разносторонность ума Бэкона поражали.

Некоторое время спустя посуду убрали, а кувшины с элем, не раз наполнявшиеся, все же опустели. Студенты разошлись по своим вечерним делам, и учитель наконец повернулся к гостю.

— Теперь, мой друг, можем немного поговорить. Я готов пригласить тебя в мою лабораторию и посмотреть, наконец, что там у тебя припасено.

— Для меня большая честь сопровождать вас, профессор.

Они вышли в ночь, скупо освещенную редкими факелами и жаровнями, расставленными на углах улиц под присмотром городских приставов из местного ополчения. На них возлагались обязанности по охране порядка и соблюдения королевских законов. Сегодня в старом городе было тихо, и двое мужчин — в сопровождении свирепой тени Снайпа —беспрепятственно прошли по широкой улице, ведущей к мосту и внушительной башне. У ее основания Бэкон остановился, достал большой железный ключ и приступил к отпиранию лаборатории, занимавшей весь первый этаж.

Пока профессор возился с ключом, Дуглас повернулся к Снайпу.

— Оставайся здесь и охраняй дверь, — шепнул он ему. — Я не хочу, чтобы нас беспокоили. Понял?

Профессор зажег свечи простым щелчком пальцев. Дуглас сделал вид, что его это совсем не удивило. Как только света стало достаточно, он огляделся и понял, что они стоят в большой квадратной комнате с голыми каменными стенами и голым полом. Два длинных дощатых стола на козлах тянулись вдоль всей комнаты, их столешницы были завалены книгами и пергаментами на одном конце, на другом стояли всевозможные емкости, заполненные непонятными составами. В ближнем углу — большая печь с мехами, нечто вроде маленькой кузницы. Тлеющие угли испускали тонкие струйки дыма, уходящего в дыру в потолке. Множество таинственных инструментов и сосудов из меди, железа, олова и бронзы придавали помещению вид литейного цеха и химической лаборатории.

Рядом с печью стояло большое деревянное кресло, заваленное покрывалами. С одной стороны от него был установлен большой канделябр, а с другой — приспособление, напоминающее чертежный стол. По всему было понятно, что именно здесь профессор работает и пишет.

— Добро пожаловать, друг мой, — сказал мастер Бэкон. — У каждого живого существа есть свой дом. Этот — мой. Здесь у меня есть все, что мне нужно для жизни.

— Здесь просторно, — согласился Дуглас. Указав на коллекцию кувшинов и плошек на столе, он спросил: — Я правильно понимаю, что здесь вы производите алхимические опыты?

— Именно так, — ответил мастер. — Много лет я отдал алхимии. Увы, это оказалось напрасной тратой времени. Вынужден признать, что цели своей я не достиг, хотя на этом пути сделал множество открытий и добился некоторых успехов.

— Ничто не пропадает зря, — сказал Дуглас.

— Истинно. — Роджер Бэкон снисходительно улыбнулся. — Для ученого никакое усилие никогда не бывает напрасным. — Он подошел к концу стола, заваленного рукописями. — Я полагаю, — сказал он, сворачивая один из пергаментов, чтобы освободить место, — вы принесли мне кое-что для изучения. Давайте займемся делом.

— Рад служить. — Дуглас засунул руку во внутренний карман плаща, достал небольшой сверток, обернутый льняной тканью, и аккуратно положил на стол. — Буду весьма признателен, сэр, за ваше высокоученое мнение, поскольку, признаюсь, содержание этого манускрипта для меня загадочно.

— Не сэр, — поправил его Бэкон, — только брат. Мы ведь братья-священники, не так ли?

Дуглас улыбнулся и снял льняное полотно. Роджер Бэкон едва взглянул на книгу и его темные глаза заблестели от азарта.

— Посмотрим, посмотрим, что вы принесли, — пробормотал он, осторожно открывая кожаную обложку. Он долго смотрел на первую страницу, потом перевернул ее, взглянул на другую, а затем еще на три подряд.

— Как это попало к вам? — спросил он дрожащим голосом. Теперь глаза его казались гневными. Он ткнул пальцем в текст. — Этот… эта книга — как она вам досталась?

— Простите, брат, — медленно ответил Дуглас. Он пока не понимал, чем вызван гнев Бэкона, и тянул время, чтобы подыскать ответ.

— Не обижайся ради Бога, — сказал Бэкон. — Но я должен знать. Это имеет для меня огромное значение.

— Насколько я знаю, книга принадлежала предыдущему аббату. Во всяком случае, после его смерти прошлой весной ее нашли среди его вещей, — солгал Дуглас. Он так часто повторял эту историю, что почти сам в нее поверил. — А вот как она попала к этому доброму человеку, мне неизвестно. Нынешний настоятель, без сомнения, мог бы рассказать вам больше, но, поскольку он слишком стар и немощен, чтобы отправиться сюда, задачу поручили мне. — Дуглас улыбнулся, как он надеялся, искренне. — К сожалению, больше мне ничего неизвестно.

— Очень жаль. — Ученый мягко покачал головой. — Не обещаю, что отвечу на все вопросы, по крайней мере, сразу. Однако, приступим.

Роджер Бэкон снова открыл книгу, и Дуглас вздохнул с облегчением, наблюдая, как ученый легко проводит пальцами по непонятным символам, изредка шевеля губами.

— Так вы сможете прочитать это? — спросил Дуглас, пытаясь изобразить обычное научное любопытство.

— Думаю, что смогу, — подтвердил мастер. — Видишь ли, друг мой, это ведь я придумал.

— То есть как? — спросил ошеломленный Дуглас. — Вы хотите сказать, что это вы написали?

— О нет, — ответил Бэкон, быстро покачав головой. — К этой книге я не имею отношения. А вот к языку, на котором она написана, имею самое непосредственное.

— Но что это за язык? Ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не видел ничего подобного.

Тут мастер-ученый позволил себе снисходительную улыбку.

— Меня это ничуть не удивляет, — мягко сказал он. — Немногим смертным доводилось видеть его. — Он снова опустил взгляд