Лоис Буджолд - Барраяр Страница 53

Они добрались до перевала Эми и начали спускаться вниз. Иногда навстречу попадались местные жители – сидя на обочине, они ждали почтальона, который передавал им устные сообщения, вызубренные наизусть, от слова до слова. Он раздавал также письма на бумаге и дешевые звуковые диски, искажавшие голос до неузнаваемости. Дважды пришлось задержаться, чтобы прочесть письма вслух, ибо получатели были неграмотны, а один раз за почтой пришел слепой, которого вела маленькая девочка. С каждой такой встречей Корделия, и без того находившаяся уже на грани нервного истощения, тревожилась все больше и больше.

«Предаст ли нас вот этот тип? За кого нас принимает та женщина? По крайней мере слепой не сможет нас описать…»

Ближе к сумеркам Кли вернулся из очередной отлучки, окинул взглядом безмолвную пустошь, полную теней, и объявил:

– Что-то народу тут многовато.

Корделия настолько измучилась, что не сразу поняла шутку и поспешила с ним согласиться.

Почтальон глянул на нее с беспокойством:

– Как по-вашему, миледи, выдержите еще четыре часа?

«А что, разве у меня есть выбор? Тогда я предпочла бы сидеть вот у этой лужи и рыдать, пока нас не схватят».

Она с трудом поднялась с бревна.

– Зависит от того, что нас ждет по истечении этих четырех часов.

– Мой дом. С развозкой почты до него добираться еще часов десять, но если мы поедем прямо туда, то можем уложиться и в четыре. Там по-настоящему тихо. А оставшиеся письма развезу с утра.

Интересно, что значит «прямо туда»? Но Кли прав: чем уединеннее, тем безопаснее. Чем скорее они скроются с чужих глаз, тем лучше.

– Ведите, майор.

Добирались они часов шесть. Где-то на полпути у Ботари захромала лошадь. Сержант спешился и повел ее в поводу. Корделия тоже пошла пешком, чтобы немного согреться. Грегор, задремав, упал с лошади и заплакал, зовя маму, но снова заснул, когда Кли посадил его перед собой. На последнем подъеме Корделия едва не задохнулась. Сердце бешено колотилось, хоть она и цеплялась за стремя, чтобы легче было идти. Обе лошади ползли, как артритные старухи, спотыкаясь на каждой кочке. Только врожденное стадное чувство заставляло их держаться за выносливой пегой лошадкой почтальона.

Внезапно подъем сменился головокружительным спуском с хребта в долину. Лес поредел, перемежаясь с горными лугами. Корделия ощутила окружавшие их огромные пространства: пики гор, черные провалы ущелий, массивы скал, молчаливые, как вечность. Три снежинки растаяли на ее обращенном к небу лице. На краю какой-то рощицы Кли остановился.

– Вот мы и дома, друзья.

Корделия внесла на руках так и не проснувшегося Грегора в крошечную хижину, ощупью нашла постель и уложила ребенка. Когда она укрывала его одеялом, мальчик тихо всхлипнул во сне. Она немного постояла, совершенно ничего не соображая, потом из последних сил, скинув тапочки, забралась под одеяло и прижала к себе Грегора. Ноги у нее были холодные, как у замороженного трупа. Пока она согревала их одну о другую, малыш перестал всхлипывать и задышал ровно и глубоко. Сквозь обволакивающий сон она услышала, как Кли – или Ботари – разжигает огонь в очаге. Бедняга Ботари, он не спит так же давно, как и она. Сейчас он ее подчиненный, и она в ответе за него. Ей следовало бы проследить, чтобы он поел, подлечил ноги, поспал… Следовало бы… Следовало бы…

Внезапно проснувшись, Корделия не сразу поняла, что ее разбудило. Маленький император сидел на постели рядом с ней, растерянно протирая сонные глазенки. Утреннее солнце врывалось в грязное окошко, озаряя закопченные бревенчатые стены хижины. В сложенном из серых камней очаге на углях стоял чайник и котелок, закрытый крышкой. Корделия еще раз напомнила себе, что на этой планете деревянный дом – свидетельство бедности, а не богатства. Вчера они, должно быть, проехали не меньше миллиона деревьев.

Она села, охнув от боли в перетруженных мышцах, и осмотрела ложе, на котором провела эту ночь. Кровать – веревочная сетка, натянутая на раму; поверх брошен соломенный тюфяк, а на него – пуховая перина. В этом гнездышке им с Грегором было тепло и уютно. В хижине пахло пылью и деревенским дымком.

По дощатому крыльцу протопали сапоги. Вздрогнув от страха, Корделия сжала ручонку Грегора. Бежать она не сможет… Вон стоит черная чугунная кочерга. Слабоватое оружие против парализатора или нейробластера… Но это оказался Ботари. Мешковатую бежевую куртку он, видимо, позаимствовал у Кли, судя по тому, как торчат из рукавов его костлявые запястья. Он легко сойдет за горца, если будет помалкивать – выговор у него явно городской.

– Миледи, ваше величество. – Присев на корточки перед очагом, сержант заглянул под крышку котелка, проверил, достаточно ли горяч чайник. – Есть каша и сироп. Горячая вода. Травяной чай. Сушеные фрукты. Масла нет.

Силясь проснуться, Корделия растерла лицо и спустила ноги с кровати.

– Что слышно?

– Ничего. Майор дал передохнуть лошадке и выехал перед рассветом, чтобы выдержать расписание. С тех пор все тихо.

– Вы спали?

– Наверное, пару часов.

С чаем пришлось повременить: Корделия проводила императора вниз по склону к дощатой уборной. Грегор сморщил нос и с опаской посмотрел на сиденье, рассчитанное на взрослого. Вернувшись на крыльцо, Корделия проследила, чтобы он вымыл руки и лицо над помятым металлическим тазиком.

Она умылась, протерла глаза и наконец смогла ясно видеть все вокруг. Открывшаяся панорама ошеломила ее: казалось, внизу расстилается половина провинции Форкосиганов: бурые предгорья, а еще ниже – равнины, усеянные зелеными и коричневыми пятнами.

– Наше озеро вон там? – спросила Корделия, указывая на серебристый отблеск у самого горизонта.

– Кажется, да, – ответил Ботари, щурясь.

Как далеко они забрались – и за такой короткий срок! Но до ужаса близко, если есть флайер. Ну, по крайней мере отсюда они сразу заметят преследователей.

Горячая каша с сиропом, поданная на выщербленной белой тарелке, показалась удивительно вкусной. Корделия жадно набросилась на травяной чай, почувствовав, что обезвоживание организма достигло опасных пределов. Она попыталась уговорить Грегора выпить побольше, но тому не понравился резкий вкус отвара. Ботари готов был сгореть со стыда из-за того, что не смог раздобыть молока, хотя его и просил об этом сам император. Корделия вышла из положения, подсластив чай сиропом, после чего мальчик выпил целый стакан.

К тому времени, как они позавтракали, вымыли немногочисленную посуду и выплеснули грязную воду через перила, солнце уже достаточно прогрело воздух, чтобы можно было посидеть на крыльце.

– Почему бы вам не вздремнуть, сержант? Я подежурю. Кстати… Кли не говорил, что нам делать, если сюда кто-нибудь пожалует? А то мне сдается, что бежать нам больше некуда.