Артем Абрамов - Место покоя Моего Страница 56

Да и надо бы посмотреть, как празднование дня рождения тетрарха пройдет. Вдруг что-то опять не по канону будет, не тай; как у Марка и Матфея описано...

Петр попил вина, съел яблоко, с удовольствием помылся теплой розовой - с плавающими поверх лепестками! - водичкой, попробовал благовония - из красного стеклянного, явно римского происхождения, флакона, а тут и толстячок объявился.

Сообщил почтительно:

– Время, господин. Гости уже собираются. Тетрарх просит вас к себе.

– Я готов, - сказал Петр.

Площадь между северным и южным дворцами явно ожила с тех пор, как Петр вернулся от Иоанна. Гости валом валили на праздник, толпились в колоннадах, среди них сновали юркие слуги, разнося напитки и сладости. Этакий местный аперитив. Преобладали либо чисто-белые, либо назойливо яркие цвета, много золота на туниках - в виде шитья, много золота и драгоценных камней - на шеях, на пальцах рук, на запястьях, на женских прическах, сделанных часто по римской моде: локоны, косы, валики.

Толстяк провел Петра прямо во дворец, где тоже было людно, только публика здесь была явно побогаче и познатнее.

Антипа сидел на том же кресле, что и при знакомстве с Петром, увидел его, махнул рукой, приглашая подойти.

Петр склонился перед тетрархом малость пониже, чем утром, не жалко, пусть двор оценит отношение Рима к правителю Галилеи.

Как двор - Петр не понял, но Антипа оценил.

– Слушайте все! - зычно провозгласил он, голос у него был вполне командирский. - Сегодня в нашем гейхале почетный и приятный нам гость высокородный римский патриций Вителлий...

Он повысил Петра в ранге, тот не называл себя патрицием, и в рекомендательном письме действительно патриция Максимилиана о том - ни слова. Но логика проста: если уж патриций кого рекомендует, так только патриция, и можно ли осудить именинника за легкое тщеславие? Впрочем, и Петру - невредно...

Гости приняли сообщение к сведению, великого волнения Петр не заметил, чему втайне порадовался. При всех театрально-публичных составляющих своей профессии, он светиться не любил. С кем надо будет - сам познакомится.

А Антипа не отставал.

Кто-то из слуг подал Петру большой кубок зеленого матового стекла, налил в него вина.

– Выпьем, римлянин. - Антипа тянул к нему свой кубок. В историческом образовании Петра обнаружился пробел: он не ведал, как в Иудее поздравляют с днем рождения, какие произносят тосты. Однако решил, что стандартный набор пожеланий еще никому никогда не вредил. И не удивит, кстати.

– Твое здоровье, - сказал .Петр. - Удачи тебе в управлении твоими землями, умножения богатств, любви женщин, спокойствия в народе.

– Хорошо сказал! - оценил Антипа и залпом выпил кубок. Петр не отстал. Он не боялся опьянения, легко умел уходить от него, а вот обвинение в неуважении к хозяину - как так не допил за здоровье?! - было бы сейчас для него лишним.

Вино оказалось легким и прохладным, а на вкус - явно лучше тех вин, что попадались ему в странствиях по стране. Тонкий, быстро уходящий - вино-то молодое - след послевкусия требовал повторения дегустации, и Петр шарил глазами в поисках слуги...

– Тебе понравилось? - Голос пришел сзади, нежданно, и Петр мгновенно повернулся, застигнутый врасплох. Очень он этого не любил! Но повернулся и застыл этакою женою Лота. Сравнение из Торы было здесь вполне уместным

Перед Петром стояла Иродиада, он ее, конечно, сразу узнал. А она его - не могла. Во-первых, вряд ли она запомнила хоть кого-то, кроме Иоанна, - тогда, у реки. Во-вторых, даже если и запомнила, то Петра, а не Вителлия: вместе с одеждой Петр изменил и внешность - волосы, цвет глаз, форма губ... Мелочи, легкая и привычная работа, а эффект - стопроцентный. Тыщу раз проверено.

Петр узнал Иродиаду, но не мог не отметить с изумлением: это была она и-не она. Честное слово, она владела своей внешностью не хуже Петра. В долину Иордана пришла яркая, уверенная в себе и своей броской красоте женщина, пришла царица, и все в ней тогда было пышным, жарким, броским - царским. Как там у классика: "от гребенок до ног". А сейчас перед римлянином Вителлием стояла юная и нежная красавица - тонкая, воздушная, пастельная. Стиль "арт-нуво", которому до рождения- две тысячи лет без малого. На ней почти не было драгоценностей только тонкий золотой обруч на распущенных, чуть волнистых длинных - до пояса волосах да грозди тоже тончайших золотых браслетов на запястьях. Длинная и широкая, волочащаяся по земле туника, ничем не подпоясанная, была практически прозрачна, разве что чуть зафильтрована голубым цветом ткани, и почти не скрывала небольшую, но отменной формы грудь словно бы и нерожавшей женщины: недавняя римская мода, безумно дорогая знаменитая коийская ткань, даже для Рима это было - на грани приличий, а уж для Иудеи...

– Моя жена, - с гордостью сказал Антипа. - Ее назвали Мирьям, как и мать ее отца, моего покойного сводного брата, но в народе ее называют Иродиадой, женщиной Ирода.

– Прости, я не ответил тебе, - Петр склонил перед женщиной голову, - но лишь потому, что потерял дар речи от твоей красоты. А что до вина - да, прекрасное...

– Я хочу с тобой выпить, - сказала Иродиада. И сразу же рядом вырос слуга, налил вина госпоже, Петру, Антипе, но Иродиада словно бы не видела мужа, она смотрела только на Петра, глаза у нее были зеленые-зеленые, как омут. И так же - глубоки.

Странно, но сейчас Петр не слышал ее. Может быть, потому, что поплыл: от глаз этих, от прозрачной туники, от тяжелых волос, от неведомого стиля "арт-нуво" поплыл великий Мастер, который,. если честно, никаких земных удовольствий, кроме работы, не имел в землях Израильских. Так что понять можно. И даже простить.

Но не Петру - самого себя.

Тяжко, будто преодолевая сопротивление вязкой и теплой воды, он вынырнул, выплыл, отдышался, пришел в себя.

– За твою небесную красоту! - сказал он и выпил опять до дна. К слову, он же сам хотел выпить еще, он искал слугу, так при чем здесь глаза Иродиады?

– Скажи мне, римлянин, где я могла тебя видеть? - спросила она.

Вот тебе и стопроцентный эффект от "легкой и привычной работы". Еще один паранорм в этой Богом избранной земле?.. Нет, не может быть, Петр услыхал бы, почувствовал бы еще в прошлый раз. Скорее - тысячелетиями знаменитая женская интуиция, фантастическое чутье кошки, коей и являлась эта волшебница - да, злая, но и у злых волшебниц не отнять их волшебных способностей. Хорошее название для рассказа: "Волшебница и Мастер". Был бы Петр писателем - сочинил бы...

– Не думаю, моя госпожа, - сказал Петр. - Разве что во снах... Но вряд ли я мог тебе присниться. Ты мне - наверно, часто, теперь я понимаю...