Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды [сборник] Страница 56

— Но ведь это бессмыслица! — запротестовал доктор. Они уже не смогут обходиться без заводов. Если мы прекратим производство, все больницы страны не смогут нормально работать, да и не они одни. Нельзя же переносить завод туда, куда не доберется ни один рабочий.

— То же самое мы говорили о запрете, док: нельзя его вводить, но они это сделали, — устало вздохнул Палмер.

— Но ведь атомные станции совсем не так опасны!

— К сожалению, они могут стать очень опасными, — сказал Палмер. Он умирал от усталости, а его покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что он, возможно, совсем не спал. Мы используем атомную энергию уже около четверти века. Это значит, что самые первые станции, которые мы строили, не до конца представляя себе, с чем именно имеем дело, — а я участвовал в строительстве некоторых из них, — возможно, находятся в очень плохом состоянии. Также это значит, что целое поколение рабочих и инженеров воспринимало атомную энергию как нечто само собой разумеющееся. Сейчас они потеряли бдительность. Проверки, которые проводились после происшествия в Кротоне, обнаружили, что местность вокруг полудюжины заводов загрязнена радиоактивными веществами. Их нужно специально охранять.

Он плюхнулся на кушетку, смахнул на пол стопки государственных бюллетеней и стал массировать виски.

— Я думаю, в этом мы чисты, док. Но ирония судьбы в том, что старик Гильден когда-то давно неправильно воспользовался одним из наших ранних препаратов и слегка отравился. Он объявил нам войну, и здесь направление его главного удара. Ну ладно, я вызвал тебя не для того, чтобы просто поплакаться. Я хочу, чтобы ты проверил возможного «звонаря».

На рассвете атомной промышленности многие компании буквально увязали в судебных тяжбах по заявлениям людей, будто бы пострадавших от радиоактивного облучения. Немногие из этих исков имели под собой реальную почву. Большинство из них было сфабриковано с целью выбить деньги под угрозой раздувания дела в суде. Тех, кто выставлял подобные иски, и называли звонарями.

— Кто-то с завода? — спросил доктор.

С ними было сложнее всего, так как за время работы на предприятии каждый получил какую-то дозу облучения.

— Служащая кондитерской в Кимберли. Я заезжал к ней вчера вечером. Мне показалось, она уверена в том, что сильно облучилась. Кто-то просто использует ее. У нее дорогой адвокат. Он ни за что не хотел говорить мне, кто ее лечащий врач. Но я заставил ее описать симптомы — она действительно выглядит больной.

Он передал доктору лист бумаги, исписанный его грубым угловатым почерком. Феррел внимательно вчитался в записи. Хоть и не без труда, он все же смог вычленить суть дела из нагромождения деталей, которые Палмер, как полный дилетант в медицине, считал важными фактами.

— Мне понадобится больше. Для начала как минимум побольше крови для анализа, — сказал он, отказываясь делать какие-нибудь выводы на месте.

— Я раздобыл и это. Под видом своей секретарши я взял с собой твою ассистентку Додд. Пока я отвлекал ее адвоката на улице, делая вид, что хочу все уладить по-тихому, она запугала женщину и заставила ее сдать кровь на анализ. Держи! — Он протянул пузырек, и доктор отметил про себя, что Додд постаралась на славу. Да и как могло быть иначе, если уж она умудрилась убедить женщину пойти на это.

— Я хочу, чтобы вы сообщили мне о результатах после того, как уляжется вся эта сутолока с проверкой. И все-таки, вы можете сказать что-нибудь уже сейчас?

Док ответил очень нехотя:

— Может быть, это и радиация. Мы же не можем установить наблюдение за каждой организацией, где используется наша продукция. По симптомам это похоже на лейкемию. Если она попадет в руки к разгильдяю-доктору, который не только перестал следить за техническим прогрессом, но и забыл о профессиональной этике, он может решить, что ему удастся обвести жюри вокруг пальца. Но на самом-то деле из этого ничего не выйдет.

— Мало того, этого нельзя допустить. Мы не можем позволить себе дать скандалу разразиться в суде в такой неподходящий момент. Общественное мнение обрушится на нас и сметет с лица земли, даже если позже выяснится, что мы здесь ни при чем. И мы не можем заплатить отступное, потому что тогда будем выглядеть виноватыми, — Палмер встал и зашагал по комнате. — В этом-то все и дело, док. Случись что-нибудь, пусть даже самая пустячная мелочь, и этого уже будет достаточно, чтобы заявить, что мы представляем собой угрозу. В то же время мы никак не можем доказать обратное, во всяком случае, преподнести это эффектно, так, чтобы об этом сразу заговорили в прессе. И я даже не могу поклясться, что от нас действительно нет никакой опасности! Лейкемия… Рак крови…

— Ну да, что-то вроде этого. Раньше процент смертности при ней доходил до ста. То же самое может случиться и с этой женщиной: если у нее действительно лейкемия, необходимо срочно начать лечение.

Палмер облегченно вздохнул:

— Уф! Значит, по крайней мере, есть какой-то шанс. Если у нее на самом деле лейкемия, мы найдем специалиста, который сможет убедить ее. Она наверняка променяет своего адвоката со всеми его советами на бесплатное лечение. Спасибо, док. Дайте мне знать, когда получите окончательные результаты.

Помрачнев, Феррел отправился обратно в лазарет. Если этой женщиной действительно пытается манипулировать какой-то потерявший стыд шарлатан, то необходимо узнать, кто это. Достаточно всего лишь несколько таких лекарей, чтобы подорвать так долго и тщательно созидаемое доверие к самой профессии врача. Он уже почти дошел до угла здания, когда увидел Дженкинса. Он стоял на улице и спорил о чем-то с Йоргенсоном — одним из главных инженеров производства. Это был огромный мужчина, телосложением напоминавший быка, и если то, что о нем рассказывали, являлось правдой — такой же сильный. Однако и его ум ни в чем не уступал его физическим возможностям.

Дженкинс очень быстро что-то говорил и тыкал пальцем в листок бумаги, который держал в руке, но Йоргенсон просто отвел его движением руки:

— А я говорю тебе, сынок: иди к черту, пока можешь. Иди в свой лазарет и пичкай всех подряд своими пилюлями.

Инженер круто развернулся и с гордым видом пошел по дорожке. Дженкинс некоторое время пристально смотрел ему вслед, а потом снова скрылся в лазарете. Доктор не понял, что произошло, но все равно ему это не понравилось. Если мальчишка будет мутить воду… Однако пока это его не касалось.

Еще ничего не известно, а значит, и волноваться не о чем. Когда Феррел вошел в помещение, Дженкинс уже успокоился и был, как всегда, сдержан и холоден. Он посмотрел на доктора: