Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник) Страница 58

У Гонсалеса узнать ничего не удалось. Вид у него был жалкий. Распухшие щеки обвисли мешками, глаза заплыли. Он сидел напротив Оливеры, уставившись в одну точку.

– Так и будешь молчать, – поинтересовался Рауль.

– Что я должен сказать? – хрипло спросил Гонсалес.

– Как ты оказался в Сибири! – ударил по столу кулаком Рауль.

– Как ты оказался в Сибири, – безучастно повторил проныра.

– Охрана! – заорал Оливера, вскакивая с места.

– А сами? – негромко спросил Фидель. – Бейте сами, зачем охрана?

– Увести! – приказал Рауль, стиснув зубы. – Где Поштига?

Пабло разговаривал с русским. Сопровождавший Гонсалеса здоровяк ухмыльнулся, протянул Раулю огромную лапу и поздоровался на ужасном испанском.

– Господин Белов, – представил его Пабло.

– Как вы его поймали? – спросил Оливера.

– Расскажите сначала, как он убежал из вашей тюрьмы, – ухмыльнулся русский, с уважением постучав кулаком по бетонной стене. – На самом деле ни ловить, ни искать его не пришлось. К поселку вышел. Видели рожу? Это он уже отходить стал. Комары так покусали, что смотреть не мог. Сам домой просился.

– Понимаете, – Рауль успокоился, присел, взглянул на Поштигу. – Я не знаю, как Гонсалес убежал из тюрьмы. Либо это чудо, либо предательство моих сотрудников. Вам ничего не удалось выяснить?

– Ваш приятель – крепкий орешек, – пожал плечами русский. – Молчит как железный шкаф. И в аэропорту на контроле звенит как железный шкаф. А в чудеса я не верю. Вот то, что я тут оказался – это чудо. Хотя почему чудо? Я на весь край единственный опер со знанием испанского. Уж не думал, что пригодится. Вот прилетел в Аргентину на другую сторону земного шарика. К тому же за счет вашего правительства. Жалко, что летом. Холодно у вас летом. Впрочем, какой это холод? Вот у нас зимой – холод. Если бы ваш Проныра зимой в тайгу попал, сейчас бы я с вами не разговаривал. Ну ладно, я завтра обратно, а вы уж разберитесь, что тут у вас происходит, а то ведь опять приеду.

Русский шумно хохотнул, поднялся, но в дверях обернулся и, хлопнув по плечу караульного, неожиданно стал серьезным:

– Боится ваш Проныра чего-то. Аж трясется. Ничего не рассказывает, а боится. Причем не тюрьмы. В тюрьму он как в дом родной торопился.

Люди Леку заняли выделенное помещение, установили аппаратуру, и, перекидываясь в карты, принялись глазеть на мониторы. Ничем они не напоминали работников секретной службы.

– К чертям дисциплина, – сокрушался Оливера, слыша громкий хохот из-за двери. – Скорее бы, что ли, Проныра сбегал.

Фидель не заставил себя ждать. Исчез через неделю после возвращения. Как это произошло, Оливера увидел своими глазами. Один из мониторов он приказал вывести в свой кабинет и, принимая доклад от Поштиги, привычно поглядывал на неподвижную фигуру скрючившегося на кровати Гонсалеса. Внезапно тот шевельнулся, тяжело сел, положил левую руку на затылок, а правой принялся тереть щеку. Лицо его исказила гримаса боли.

– Господин Оливера! – без стука ворвался в кабинет Мигель – начальник группы Леку. – Есть внешний сигнал! Источник на полпути между тюрьмой и городом! Приступаем к захвату! Поднимайте свои службы!

– Леку сообщили? – вскочил на ноги Оливера.

– Да, – хлопнул дверью Мигель.

– Рауль! – неожиданно просипел Поштига, показывая на монитор.

Оливера поднял глаза. Силуэт Гонсалеса, отчаянно стучащего себя кулаком по челюсти, начал расплываться, дрожать, размазываться. Наконец Проныра дернулся, согнулся, забился в судорогах и исчез.

– Санта Мария! – в ужасе прошептал Пабло. – Что делать?

– Вот, – с усмешкой показал на телефон Оливера. – Звони Белову в Россию.

На дороге никого не поймали. Просеяли округу как сито. Леку не появился, но по телефону разговор с Мигелем имел серьезный. Тот осунулся и помрачнел. Группа захвата работала днем и ночью. Поштига метался вместе с ним по окрестностям, опрашивал старожилов, искал забытые картографами каменистые дороги. Возвращаясь вечером домой, Оливера остановил машину на взгорке, дождался, когда пыхтящий автобус догонит его, махнул рукой. За рулем сидел пожилой индеец в клетчатой рубахе и потертых донельзя джинсах.

– Оттуда? – спросил старик нездешним выговором, махнув рукой в сторону серых блоков тюрьмы. – Сбежал что ли кто?

Оливера кивнул, оглядел салон. Сиденья бесстыдно растопырили порванную обивку, часть стекол автобус потерял уже несколько лет назад. Седой крестьянин храпел у выхода. Пол был заплеван и усыпан огрызками.

– Нет пассажиров? – спросил Рауль. – Как зовут тебя?

– Хуан, – усмехнулся индеец. – Сегодня уже два раза опрашивали. Только от меня толку мало. Я полгода здесь всего. Не осмотрелся еще. Для меня пока пассажиры все на одно лицо.

– Гуачо? – показал Оливера на раскрашенную гитару, висевшую за спиной индейца.

– Кечуа, – ответил индеец, затем понял, усмехнулся. – Да. Немного играю. Когда жду пассажиров.

– Откуда сам? – поинтересовался Рауль.

– Эквадор, – хитро улыбнулся индеец.

Тут только Рауль разглядел, что морщины на левой щеке старика пересекает уродливый шрам.

– Сын у меня в Комодоро. В порту работает. А я вот сюда перебрался. Не люблю ни море, ни пампу. Скучаю по горам. У вас хорошо. Пусть даже работы мало и песо скоро можно будет только подтираться. Зато спокойно.

– А в Эквадоре? – спросил Оливера.

– В Эквадоре тоже хорошо, – заметил старик. – Сейчас тепло. Там всегда тепло. Даже жарко. Иногда горячо! Видишь? – ткнул себя пальцем в шрам. – Он мог бы быть и на горле.

– И все-таки, – нахмурился Оливера. – Если ты человек здесь новый, может быть, заметил что-то необычное?

– Заметил, – кивнул индеец. – Ты стал раньше ездить на работу и позже возвращаться. Гонять стал. Нервничать.

В кармане Оливеры запищал телефон.

– Шеф! – прорезался голос Поштиги. – Нашли Фиделя!

– Где? – напрягся Рауль.

– Все там же! – заорал Пабло. – Километров сто – сто двадцать к востоку от первой точки! Он к железной дороге сам вышел! Станция там. Бар-гу-зин!

– Бар-гу-зин, – бессмысленно повторил Оливера. – Русские доставят его как и раньше?

– Нет! – радостно заорал Пабло. – Леку полетел за ним сам!

– Не нужно гонять, – продолжил старик, когда Рауль убрал телефон. – Я прожил достаточно лет, чтобы понять – никогда не догонишь, когда спешишь. Остановись, все придет само. А пассажиров у меня хватает. Просто они уже дома. Вечером в город никто не едет. Чего в городе ночью делать? Рынок с утра. Здесь чужих нет, начальник. Проживу лет десять, и я своим стану.

– Удачи, – кивнул Рауль и вышел на улицу. Старик широко улыбнулся через стекло, зацепил пальцами струны гитары над головой, подмигнул и с натужным скрежетом тронул автобус с места. Оливера смотрел ему вслед и думал, что это он сам приговорен к заключению в тюрьме с правом ночевать дома под боком у нелюбимой жены, а настоящая жизнь вот она. Только что проехала мимо него на полуразбитом автобусе.