Песах Амнуэль - Что будет, то и будет Страница 59

— Ха, — сказал я. — Ни у ШАБАКа, ни в Мосаде, значит, таких аппаратов нет?

— А зачем им? — сказал Роман, и Меир поддержал коллегу кивком головы.

— Для пресечения терактов и планируемых против Израиля военных операций, конечно!

Роман и Меир одновременно покачали головами, и я не стал настаивать.

— Бедные девушки, — сказал я.

Меир Брош отправился в Технион, Роман срочно вылетел в Иерусалим, а мне поручили поговорить с Моше Рувинским, директором Штейнберговского института. Не знаю, почему все детали нельзя было выяснить по стерео, но разбираться в хитросплетениях полицейской мысли мне не хотелось, и я отправился.

— Зачем тебе стратификатор? — подозрительно спросил Рувинский. После истории с комиссией Амитая и поисками Махмуда Касми директор любые мои вопросы встречал настороженно и ожидал подвоха.

— Есть мнение, — сказал я, подражая советским лидерам шестидесятых годов прошлого века, — что некто несанкционированно использует аппарат, принадлежащий институту.

— Его и санкционированно никто использовать не может, — мрачно сказал Рувинский. — Аппарат в ремонте.

— Что такое? — удивился я, про себя отметив, что наши с Романом предположения, похоже, начинают оправдываться.

— Во время последнего эксперимента произошел перегрев усилителей.

В подробности Рувинский вдаваться не стал, что естественно стратификаторы Лоренсона, называемые в просторечии «машинами времени», являются строго засекреченными аппаратами, используемыми лишь при наличии специального решения правительственного Совета безопасности. Простому историку знать детали не рекомендуется. Не уверен, что сам Рувинский был посвящен хоть в какие-то детали.

— Давно чините? — спросил я, не надеясь, вообще говоря, получить ответ даже на этот простой вопрос.

Рувинский посмотрел на меня изучающим взглядом, потом еще раз полюбовался на официальную бумагу, выданную мне Бутлером, и, поборов сомнение, сказал коротко:

— Неделю.

Именно столько прошло после исчезновения Сони Беркович.

— Благодарю, — сказал я, — больше вопросов не имею.

— Ты что, Павел, — поинтересовался Рувинский, провожая меня до двери своего кабинета, — подрядился в помощники к Бутлеру?

Я неопределенно пожал плечами: если директор намерен держать язык за зубами, почему я должен рассказывать все, что знаю?

— Стратификатор в Технионе уже третий месяц на профилактике, — сказал Брош.

— А иерусалимский в последние два месяца работал только на археологов Барнеа — забрасывал в девонский период глыбы из пустыни Арава и получал взамен чистый тамошний песок вперемежку с какими-то полусъеденными пресмыкающимися. Эксперимент санкционирован Советом, бумаги в порядке.

— Значит, остается Рувинский, — заключил я. — Но Моше нем как рыба.

— У тебя просто не было нужных полномочий, — успокоил меня Бутлер. Займусь этим сам.

— Без меня? — оскорбился я.

— Можешь поприсутствовать.

Мы появились в кабинете Рувинского, когда директор собирался уже ехать домой.

— Мне известно, — сказал Роман, взяв быка за рога, — что институтский аппарат в течение последних трех месяцев использовался для экспериментов по альтернативной истории религии, у меня есть копия разрешения правительственного Совета безопасности, выданного на имя рава Леви.

— Совершенно верно, — сказал Рувинский, изучив сначала физиономию Бутлера, которого видел впервые в жизни, затем — предъявленное им удостоверение, и лишь после этого — копию разрешения на опыт. — Что в этом эксперименте могло заинтересовать полицию?

— В чем заключался опыт?

— Как обычно… Если ты не в курсе, Павел тебе объяснит… В прошлое отправляется, скажем, камень массой в сотню килограммов, а взамен из выбранной эпохи мы получаем то, что занимало в то время данный объем пространства. Рав Леви интересовался седьмым веком нашей эры, жизнью еврейских общин в рассеянии. Испания, Северная Африка…

— Что он отправлял и что получил взамен?

— Спросите у рава, — уклонился от ответа Рувинский. — Я ведь не выполняю тут полицейских функций. Поскольку опыты со стратификатором санкционируются Советом безопасности, мне прямо не рекомендуется проявлять излишний интерес… Да будет тебе известно, что стратификатор лишь формально числится за институтом. Как научный прибор он нам не интересен, и мы сдаем аппарат в аренду, если есть бумага от Совета. Результаты — не наши…

— Институт альтернативной истории не интересуется опытами с машиной времени? — удивился Бутлер.

— Павел, — нетерпеливо обратился ко мне Рувинский. — Ты не объяснил господину комиссару, что эта так называемая машина времени не имеет ничего общего с уэллсовской и для серьезной научной работы непригодна?

— Видишь ли, Роман, — сказал я Бутлеру, — этот стратификатор не способен ничего в прошлом изменить. С его помощью можно лишь получить из выбранной эпохи случайный предмет, обменяв его на что-либо из нашего времени. В подавляющем большинстве случаев в камере оказывается песок или воздух…

— Только в камере? — спросил Роман.

Действительно, комнаты массажных кабинетов никак не могли быть камерами стратификаторов Лоренсона.

— В принципе не обязательно, — сказал Рувинский, — координаты можно задать произвольно. Но это не практикуется, поскольку никогда не знаешь заранее, что появится из прошлой эпохи. Техника безопасности требует…

— Рав Леви, — сказал Роман, — плевать хотел на технику безопасности.

— В конце концов, — оскорбился, наконец, Рувинский, — мне объяснят, что означают все эти расспросы?

— Конечно, — сказал Бутлер, вставая. — Павел тебе все объяснит, поскольку ты нам понадобишься для разговора с равом. Где мне его найти — не подскажешь?

— Ешива в Бней-Браке. У них нет посадочной площадки, от вертолетной стоянки нужно идти пешком метров двести…

— Ай-ай-ай, — сказал Роман, — бедный рав, как он напрягается.

В ешиву мы явились втроем: Бутлер, Рувинский и я. Меир Брош отправился в отдел экспертиз — полученная информация позволяла под новым углом зрения взглянуть на все странные предметы, обнаруженные в комнатах исчезнувших девушек.

Рав Леви оказался представительным мужчиной лет сорока, черный костюм сидел на нем как фрак на дирижере симфонического оркестра, а черная ермолка прикрывала наполовину седую шевелюру будто затычка для мудрых мыслей, которые в противном случае так бы и растеклись из головы рава во все стороны.