Песах Амнуэль - Что будет, то и будет Страница 60

Похоже, что линию поведения рав Леви продумал задолго до нашего появления. Будучи не по возрасту мудрым человеком, он, конечно, прекрасно понимал, что будет и найден, и разоблачен, и призван к ответу. Беда в том, что ответ он явно намерен был держать либо лично перед Творцом на Страшном суде, либо перед Мессией, если тот явится на землю прежде, чем рав покинет наш бренный мир. Во всех прочих случаях рав готов был говорить правду. Но, чтобы правду услышать, нужно знать, в чем она заключается! И это не парадокс, господа. Если Бутлер спросит: «По твоей ли вине исчезли девушки?», рав ответит: «Нет!», и это будет правда, потому что никакого чувства вины рав не испытывает. Наверняка он ответит «нет» и на вопрос Бутлера, полагает ли рав, что жизнь девушек подверглась опасности. Это тоже будет правда, но приблизит ли она нас к разгадке?

Поэтому, чтобы не зациклиться на бессмысленных вопросах и совершенно правдивых, но столь же бессмысленных, ответах, мы с Бутлером и Рувинским решили построить разговор так, как это привычно раву. С рассуждений о Торе, например.

Мы недооценили рава Леви.

— Я должен извиниться перед вами, господа, — заявил раввин прежде, чем комиссар успел сказал первую заготовленную фразу. — Я представляю, сколь большую работу пришлось проделать тебе, комиссар Бутлер, прежде чем ты догадался обратиться за советом к историку. И перед тобой, Павел, я виноват, потому что поставил тебя в затруднительное положение. И перед тобой, Моше, — наверняка тебе пришлось несладко, когда комиссар обвинил тебя в исчезновении девушек из массажных кабинетов Тель-Авива.

— Только не нужно, — продолжал раввин, жестом прервав Бутлера, открывшего было рот для обвинений, — не нужно думать, что девушкам угрожает какая-то опасность. Они были обласканы и любимы, и дожили до глубокой старости. Далее. Не нужно обвинять меня и в том, что я сделал что-то против их воли. В моем сейфе лежат одиннадцать собственноручно написанных заявлений, и уважаемый комиссар сможет ознакомиться с ними сразу после нашего разговора.

— И приобщить к делу, — мрачно сказал Роман.

— К делу? Здесь нет никакого дела для уголовной полиции! — отрезал раввин. — Я спас евреев и государство Израиль — вот и все дело, если хотите знать мое мнение.

Скромность, очевидно, не числилась среди достоинств рава Леви.

— Уважаемый раввин, — вступил директор Рувинский, — я не могу принять ваших извинений, прежде чем вы не объяснитесь. Вы пришли ко мне и сказали, что хотите провести кое-какие исторические изыскания. Принесли разрешение правительственного Совета. Сказали, что занимаетесь историей евреев в Испании и Северной Африке. Вы обманули меня.

— Ни в коем случае! — твердо сказал раввин. — Первые четыре экспериментальных обмена были связаны именно с этой историей, и в моем сейфе содержится полный отчет. Только после того, как эта серия была завершена, мы приступили ко второй…

— О которой меня не уведомили, — сказал Рувинский.

— Разве я был обязан это сделать? — удивился раввин и посмотрел на Бутлера.

— Не обязан, — подтвердил комиссар. — Арендатор стратификатора Лоренсона, имеющий разрешение от правительственного Совета, не обязан информировать дирекцию Штейнберговского института о сущности проводимого эксперимента, поскольку данный эксперимент может составлять государственную тайну.

— Дурацкое положение, — заявил Рувинский, — я всегда это утверждал, и вот результат.

— Господа, — вмешался я, — о чем вы говорите? Где девушки и как их оттуда вызволить — вот, в чем вопрос!

— Скорее не где, а когда, — кивнул раввин. — Хотя и «где» тоже имеет значение.

Он легко отодвинул тяжелое кресло, в котором сидел, подошел к книжным стеллажам, занимавшим одну из стен кабинета, и, любовно проведя указательным пальцем по корешкам старых фолиантов, достал одну из книг. Прежде чем передать книгу мне, рав открыл заложенную страницу и взглянул на текст, будто желая убедиться в том, что текст все еще на месте. Книга оказалась «Анализом раннего ислама» профессора Джексон-Морвиля, издание Колумбийского университета, 1954 год. Английский язык, тяжеловесный научный стиль, непривычная лексика. Я прочитал отмеченное равом место:

— …пророк Мухаммад был человеком жизнелюбивым. Он утверждал, что чувственное влечение к женщине само по себе перед лицом Бога не есть грех; оно становится грехом, если направлено в неположенную, неразрешенную сторону. Тогда его нужно всячески подавить, памятуя о том, что прелюбодеяние — грех, мерзость и гадость, праведный человек должен испытывать к нему отвращение…

— Этот их Мухаммад, — с ноткой презрения в голосе сказал рав, полагал, что жить с десятком или даже сотней жен — богоугодное занятие. Читай дальше, Павел, следующий абзац.

— …и любимая его жена Хадиджа. Она была старше пророка и снисходительно относилась к его увлечениям, принимала новых его жен и наложниц, число которых возрастало с той же частотой, с какой ангел Джабраил являлся Мухаммаду в его вещих снах, читая от имени Аллаха суры Корана.

Я поднял голову и внимательно посмотрел на рава Леви. Рав кивнул, подтверждая мою догадку, и сказал нетерпеливо:

— Читай, читай!

— … Некоторые из его наложниц были мало похожи на девушек из племени курайшитов, например, описанная некоторыми биографами Мухаммада Фаида девушка со смуглым лицом и светлыми волосами, любимая жена пророка в годы, когда Аллах устами Джибрила диктовал Мухаммаду десятую суру. Вероятно, эту наложницу доставили пророку его летучие отряды, время от времени совершавшие набеги на север Аравийского полуострова и даже в район реки Иордан…

— В район реки Иордан, — повторил рав Леви.

— Фаида, — сказал я. — Если она была из племени бедуинов…

— Она была из племени иудеев, — сказал рав Леви, — и звали ее на самом деле Фаина Вайнштейн.

— Вайнштейн! — воскликнул комиссар Бутлер и вскочил на ноги. — Вы сказали — Вайнштейн? Девушка, исчезнувшая из массажного кабинета Шалома Мизрахи, она была седьмой… Вы хотите сказать…

— Я таки спас Израиль, вот что я хочу сказать, комиссар.

— Эти проститутки, эти женщины — вы отправили их не в Испанию, а в Мекку!

— Я и не утверждал, что отправил их в Испанию, — холодно отпарировал раввин. — В Испанию я отправлял камни, любезно предоставленные мне сотрудниками господина Рувинского. Все одиннадцать девушек дали добровольное согласие отправиться в Мекку седьмого века и стать там женами или наложницами некоего Мухаммада, которого мусульмане почитают как пророка. И, если бы не они, уверяю вас, комиссар, и вас, директор Рувинский, и вас, Павел, что государство Израиль не существовало бы сейчас, в двадцать первом веке — все закончилось бы в седьмом.