Ноэми Норд - Власть Зверобога. Выживание Страница 6

При одном упоминании этого имени омельгоны сами себя связывали и послушно семенили к месту казни. Они его называли Ужасом Долин. При Буйном Бизоне в стране царили мир и порядок. К чему точить топоры и смолить доспехи, если крысы боялись шелохнуться в норах? Но на арену выпрыгнул неизвестный юноша, крутанул в руке неумело заточенный топорик и отсек ноги Ужасу Долин.

А что сделал он с другим героем!

О Незримом Эхе слагались легенды. Неуловимый, быстрый, невидимый, как ветер, он недаром получил это имя. Ни одна стрела или копье не украсили его лицо случайным шрамом. За стремительными движениями невидимки во время поединка невозможно было уследить. Он умел, растворившись бесследно, обратиться тенью и молниеносным ударом сзади снести голову соперника, доведя болельщиков до восторженного рева.

Но пришел мой отец, Любимчик Богов, и с одного удара проломил череп любимчику толпы.

– Неужели юноша смог победить отряд опытных бойцов? – спросила я у матери.

– Несокрушимый в те годы был не так силен, как красив. От дивного горячего взгляда сошла с ума одна маленькая принцесса. У него была замечательная татуировка на спине. «Игуана, побеждающая змею». Редкий узор. Игуаны и змеи – вечные враги. Их войны длятся с сотворения мира. Змеи, конечно, ядовиты, коварны подлостью яда. Но игуаны – благородные существа. Благодаря их доблести жив до сих пор человек, а также попугаи, кетсали, колибри, кайманы в затхлом болоте…

Когда мать вспоминает о ящерицах, лучше не перебивать. Она о них знает тысячи мифов и сказаний. Но в этот раз ей пришлось ответить на другой вопрос:

– Хватит об игуанах. Расскажи об отце. Ты сказала: «Победитель был не так силен, как красив».

– Ответ достойный женских тайн. Да. Победила любовь девчонки, а не мужская доблесть. Мне ли не знать, насколько славен был юноша в бою! Но тайна умрет со мной.

Тайна умрет и со мной. Однажды тяжелый топор Несокрушимого во время нашего с ним поединка неуклюже упал к ногам. Я легко одолела отца после того, как он выхлебал чашу тыквенного хмеля. Несокрушимый долго хохотал: «Победила дочь, победила! Вырастил воина. Жаль, не сына, всего лишь женскую подвязку, но глаза, вижу, горят! Узнаю этот огонь. Кровь матери сильнее крови отца».

Хорош вождь… Восемнадцать храбрейших воинов, гордость страны грохнул за необыкновенные глаза. Оголил границы, впустил омельгонов в страну. Прошло столько лет, и тайна загадочной победы начала постепенно раскрываться. Это была история еще одной женской уловки, которая позволила бесправному существу, выставленному на турнире в виде приза, обмануть жестокие законы.

Ум женщины перехитрил приговор судьбы. Глаза-в-Полнеба сама выбрала мужа.

Об этом мать иногда проговаривалась отцу. В запале ссор проскальзывали беспощадные слова, доводящие Несокрушимого до бешенства. Он хватался за боевой топор и долго скакал вокруг очага за «непричесанной дрянью», а потом превращался в груду соплей и надолго погружался в тишину.

– Я честно сражался! – иногда бесновался вождь. – Я победитель! Я отрубил ноги Бизону! Вышиб мозги Незримому! Оторвал руку Подводному Камню! Напинал по яйцам Глыбе-Кайману. Великим воинам я раздробил хребты! Кровавые гейзеры вознес до небес! И разве ты, шлюха небесная, не помнишь, что сделал я с Монстром из Карибу? Он долго не подыхал, но я обмотал вокруг шеи выпавшие кишки и затянул смертельным узлом. Мне рукоплескали жрецы и воины! Со мной отпраздновал победу Вождь-всех-Племен. Он повесил на шею мне ванильный венок и тебя, проклятую, в придачу. Я стал Несокрушимым. Разве не так все было?

– Так, да не так!

– Сомневаешься?! Или снова размечталась о Карибском Монстре? – кипятился отец.

– Припомни… Ничего не показалось тебе странным в тот день? Самые отважные, ловкие и сильные воины схватились друг с другом за лучшую из жен. Нескромно напоминать, что это была я.

– Ты? Это была ты? А я до сих пор понять: не могу, за какое укуренное чучело я спровадил восемнадцать героев в нужник Кецалькоатля! И все – ради маленького оцелота, который коготками впился в мое сердце? Ради лохматого чудовища я хуже подлого омельгона оборвал жизни храбрейших мужей и оголил границы! Все эти ужасные шестнадцать лет я сам себя проклинаю!

– Не вини себя. Не ты огласил приговор судьбы. Нет, не мужчина, не воин сражался за синеглазую принцессу.

– Не я? Кто же тогда Несокрушимый?!

– «Несокрушимый?» Мы знаем эту историю. Знаем даже больше. И даже то, что доблестный воин не сам избрал коготки оцелота, а скромная девчонка, следившая за ходом сражения под пологом Синей Звезды, сама выбрала из девятнадцати воинов самую удобную для спальни циновку.

– Циновку! Это я циновка! Все слышали?! О, да! Да! Для принцессы я всего лишь коврик! Так приляг на меня, дорогая, обопрись божественным локотком, вытряхни на меня пепел из трубки! Сожги! Выбрось из дома! О, нет! Не получится! Я победитель! Я! – кричал в беспамятстве отец. – Я выпустил кишки. Я прыгал на животах!

– Лишь после того, как дева выбрала, воин победил.

– Лжешь, сочинительница сказок! Докажи правдивость змеиных слов.

– Дорогой, не вспомнишь ли чашу в виде разинутой пасти дракона с ароматным нектаром для бодрости? Ту, что подавалась бойцам на ринге? Помнишь, как благоухал напиток в кругу аметистовых зубьев дракона? Как загадочно горели рубиновые глаза? Но твоих губ края обольстительной чаши не коснулись. Тебе не пришлось вкусить угощения. Глупый юноша воспринял, как обиду, задрожал от ярости и поклялся проколоть початок подлому рабу, если тот не доставит угощения. Но поцелуй дракона так и не коснулся уст юноши. Желанная чаша каждый раз проплывала мимо и мимо, утоляя жажду соперников.

– Что было в той чаше? Отрава?

– Всего три капли млечного сока вилли-пуи, те самые, что приятно утяжеляют веки, когда не приходит сон.

– Докажи! Слова – лишь эхо, сорванное с болтливого языка!

– Посмотри сюда. Ты узнаешь этот сосуд? Ты узнаешь пасть дракона и дырочки зубов на кромке? Ты догадался, почему избегал тебя раб с напитком в руках?

– Ты отравила восемнадцать воинов?

– Я только уравняла силы.

– Проклятье! Ты лишила меня чести!

– Честью было вступить в неравный поединок за любовь.

– Убью тебя, убийца!

Топор отца взлетел, как раненная птица, подрезая стены и круша посуду.

Но мать успела спрятать замечательную чашу.

…Если два спорщика вдруг погружаются в глубокое молчание, значит, исход сражения предрешен, как всегда в пользу сильного.

Не отважный вождь с тяжелым топором в руке, не жрец-заклинатель змей и жаб, а моя мать была тайным вождем и жрецом племени. Ее ослепительной красотой гордились и женщины, и дети, ее умом хвастались перед соседними племенами. Ее уважали, почитали и страшились.

Только женщина может выжать мужчину до последней капли и выбросить, как мокрую тряпку.

Столько лет прошло, а до сих пор никто не докопался до страшной тайны. Являлось ли утешением для чести Несокрушимого то, что лучшей в мире женщине приглянулась его замечательная татуировка, широкие плечи, а может (о, тщеславная догадка!) доблестный ум?

Но мать не считала себя преступницей.

Самым сильным на арене в тот день был Монстр из Карибу. Великан с острыми клыками, зверь, обросший с ног до головы густой шерстью. При виде хищного оскала у принцессы едва не выпрыгнул желудок. Ее стошнило. Она забилась в истерике:

«Отец, монстр из Карибу, который наверняка победит, отвратителен. Позволь, я выберу мужа сама».

«О чем ты говоришь? Ты женщина. Ты приз. Гордись: в твою честь состоится грандиозное сражение. Оно украсит летопись эпохи. Твои глаза свели с ума лучших воинов Древа Мира. Посмотри на арену. Тебе салютует плеяда героев. Буйный Бизон, Незримое Эхо, Кабанья Голова! И, поглядите-ка! Даже Хвост Бобра! А это кто, вон тот, юный, почти без усов, грудь колесом? Мальчишка! Но смельчак! Какой смельчак! Ставлю сто к одному, что разлетевшиеся мозги из этой глупой головы ознаменуют начало нашего исторического сражения. Иди, дочь моя, под полог Синей Звезды. Скройся от солнечного жара, иначе испортишь цвет лица. Иди, иди, дорогая к нянькам! И не спорь с отцом! Итак, итак, итак… Ставим, все ставим на того, кто сегодня изваляет мою дочь в своих перинах. Эй, жрецы, книгу хроники подайте и палочку для письма!»

Тогда принцесса, надев наплечники и шлем, сама выпрыгнула на арену и подняла над головой боевой топорик:

«Отец, я хочу драться. За себя. Свобода – это ярость. Умереть – легко!»

«Убрать! Запереть!» – закричал Вождь-всех-Вождей. На девушку бросилась стража. Но руки принцессы только с виду казались тонкими и слабыми. Она легко раскидала рабынь по углам.

«Убрать!» – снова закричал разгневанный отец.

Принцесса Глаза-в-Полнеба не справилась с пятью стражами в доспехах. Они ее унесли с арены и привязали к трону.