Ольга Елисеева - Дорсет Страница 6

Павел явно выдохся.

- Эй, мисс, как вас там? - Пинёнжик обернулся через плечо и требовательно воззрился на клетчатый фартук экономки, мелькавший в дверях кухни. - Кофе, пожалуйста, со сливками, а даме холодной воды. А то она просто шкварчит от предвкушения собственного триумфа! - гость снова уставился на Елену. - Тебя раздавят. Бунт в науке - вещь куда более редкая, чем принято считать у обывателей. После выступления на конференции ты лишишься грантов. Исследования авантюристки никто не станет финансировать. А если ты продолжишь упорствовать в заблуждении, тебе запретят преподавать.

-- Я знаю, - с неожиданным спокойствием кивнула доктор Грант. Неужели ты думаешь, я к этому не готова?

Повисла долгая пауза. На пороге возникла Эмма с подносом кофе. Хелен заметила, что экономка поставила две чашки да еще вазочку с печеньем. Этим она выразила свой протест против тирады Пинёнжика. Оказывается, собеседники не перешли с английского на русский, и их разговор был хорошо слышен из кухни.

-- Объяснись, пожалуйста, - устало попросил гость. - Зачем нужно было усугубить дело обращением в бульварное издательство, печатающее книги об НЛО, снежном человеке и поисках Атлантиды в сельском пруду? Одна публикация в "Хейнеманн", и с тобой никто больше не станет разговаривать.

-- Никакого договора нет, - устало протянула доктор Грант.

-- Как нет? Этот недоносок Ал Эшвуд сказал мне, что получит 35 %.

-- Я наврала, - глядя в пол, призналась Елена. - Мне позарез нужно было, чтобы этот тип пустил меня сюда. А он заломил цену. Словом...

-- Я уже не знаю, что о тебе думать, - Пинёнжик. не сдержал вздоха облегчения. - Пойми и меня тоже, ведь это я тебя рекомендовал...

- Жаль, если я тебя подвела, - Елена сокрушенно покачала головой. Но есть обстоятельства... Можешь считать, что я всю жизнь была сумасшедшей, просто ловко скрывала это от окружающих. И моя прежняя карьера, и имя, и книги существовали лишь для того, чтоб в один прекрасный день я смогла сказать то, что сказала.

-- Эффект был поразительным, - бросил Павел. - Объясни, зачем тебе это? Оставим науку. Лично тебе?

-- Лично мне, - повторила доктор Грант, машинально кроша пальцами печенья на подносе. - В том-то и дело, Павел, что лично мне. Лет в 13 я впервые услышала имя Дорсета. Краем уха. Не понимая, о чем речь. Мне показалось, что кто-то уколол меня в сердце золотой иглой. С тех пор я стала искать, где бы узнать об этом человеке. И все, что я читала, вызывало у меня досаду, я как будто знала, что было не так. Это и явилось толчком моей научной карьеры.

-- Шизофрения, - потрясенно констатировал Пинёнжик. Его "лысое" лицо сморщилось, как гриб-моховик, из красных мышиных глазок готовы были побежать слезы. - Бедная дурочка! И бедные мы все, кто здесь оказался. Русские, поляки, чехи. Мы не вписываемся в этот мир, просто делаем вид, что играем по его правилам. А внутри у нас... -- Пинёнжик извлек из кармана свой платок-парус и шумно высморкался в него. - Ты потрясающая женщина! И знаешь, может быть, как раз ты и есть настоящий ученый. Нельзя же исключить из науки интуицию, предвидение...

-- И помешательство, - сквозь слезы рассмеялась доктор Грант.

Пинёнжик пробыл в гостях еще около часа. Он опасливо поглядывал на портрет Дорсета и наотрез отказался подняться в библиотеку.

-- Знаешь, у меня такое чувство, что дом выталкивает меня, признался он. - Поеду-ка я отсюда.

На улице дверь машины хлопнула за ним с такой силой, точно ее толкнули снаружи. А мотор, который у Павла, как и у всякого гуманитария, заводился с третьей попытки, тут вдруг взревел сразу, и старенький джип рванул с места на 3-й скорости, как в голливудских боевиках.

Вечером смотрели TV на половине слуг. В какой-то момент показали охваченный огнем Иерусалим, арабских боевиков, забрасывающих гранатами Стену Плача, и израильские танки на подступах Дженину. "А она была египтяночка, а он был иудейский солдат," - всплыла в голове у Хелен старая песня Юза Алешковского времен Шестидневной войны. И тут на экране во всю ширь расплылось лицо Венечки Граната. Он был в форме хаки, с огромной звездой Давида на рукаве, что-то кричал в рацию и энергично махал рукой. Словом, вел героическое наступление. Какая сила заставила его сбрить пейсы и поместила во главе танковой колонны - пути Господни неисповедимы!

-- Это мой муж Вениамин, - не без гордости сказала доктор Грант Эмме и потыкала пальцем в экран.

-- Какой ужас! - искренне возмутилась та. - А мистер Эшвуд говорил, что он у вас священник.

-- Мне тоже казалось, что Веня хочет стать реббе, - вздохнула Елена. - Но, как видите, он выбрал "путь самурая".

Ночь прошла спокойно. Как видно, привидения тоже способны уставать. Двигание шкафов, гоньба охотничьих крыс и выпроваживание незваных гостей отнимают много сил. Во всяком случае спать лорд Дорсет не мешал, а спал ли он сам - сия тайна велика есть.

На следующее утро Хелен снова поднялась в библиотеку. Методично выгребая полку за полкой на пол и перелистывая старинные рукописи, она нашла много любопытного. Счета по постройке Эшвуда, рытью канав и огораживанию пастбищ. Корабельный дневник судна "Пеликан", которым во время плавания в Новый Свет командовал Дорсет. Но самым интересным была любовная переписка графа Дорсета. Слабое место любого повесы.

Взяв с полки толстенный латинский молитвослов, Елена, конечно, не удержала этот кадавр переплетного искусства в руках. Книга полетела на пол, и из нее, как бабочки, выпорхнули сложенные вдвое листки - записки со стихами и признаниями. Он прятал их в святая святых - запрещенной религиозной литературе. Чего в этом было больше: богохульства или уважения к своим чувствам? Кстати, за хранение такого вот молитвенника, удачно прозванного католиками "Розарий", графа Александра уже могли привлечь к суду.

Хелен не без внутреннего смешка развернула первый листок, и почти тут же пол в библиотеке начал подрагивать. Хозяин дома сердился.

-- Вы неуместно застенчивы, граф, - с досадой сказала доктор Грант. Сколько лет прошло!

Она сложила листки обратно, поставила книгу на место, и весь остальной день продолжала работать с тем, что ей позволялось. Но любопытство Хелен было возбуждено не на шутку. Ей хотелось знать, как он любил? Какие слова находил для своих чувств? Был ли настолько же самоуверен и эгоистичен, как большинство мужчин его времени? Видел ли в женщине, что-нибудь, кроме игрушки для своего тщеславия?

Доктор Грант чувствовала, что поступает нехорошо, но без мелких любовных глупостей образ Дорсета был для нее неполон. Ночью она вооружилась керосиновой лампой и отправилась в башню. Сумрак, желто-красные отблески от стеклышек светильника, грозно сгрудившиеся шкафы, точно готовые дать отпор любому, кто покушается на их тайны. Елена быстро нашла "Розарий" и распахнула его прямо на "Песне Песней", где лежали наскоро запихнутые днем записки. Россыпь чужого счастья выпала ей на колени. Она ни на мгновение не испытала стыда. Если б Хелен тогда знала, чем все закончится, вернула бы книгу на место, и никогда не посмела больше подсматривать за людьми в замочную скважину времени.