Владислав Выставной - Запредельность Страница 67

Он проиграл.

Перед глазами судей только что предстала наглядная демонстрация его ничтожества. Мессия не может проиграть. Это просто немыслимо. Это глупо.

И это конец всему. Главное, чтобы не успели отобрать устройство возврата… Только нажать кнопку…

– Лекс!!!

Короткий возглас в возбужденном мозгу растянулся в минуты.

Кричала Джи. В этом коротком вскрике было столько боли, тревоги и еще каких-то невероятно волнующих чувств, что Лекс словно протрезвел. Голос сработал, как катализатор, заставивший мозг отчаянно заработать.

Ведь должен быть выход… Должен быть…

Над ним склонились еще двое пришедших в себя мороков. Тело словно тисками сковало – держали его крепко и, похоже, собирались прикончить.

Это была агония. Мысли метались, как в лабиринте, но толку от этого было мало. Припертому к стенке мозгу никогда еще не приходилось работать в таком режиме. Головой овладела невыносимая боль.

И тут в черепе что-то со звоном лопнуло.

Лекс потерял сознание…

Или это лишь показалось, что потерял? Что-то изменилось – словно у ослабевшего и отчаявшегося бегуна открылось второе дыхание.

Мысль прояснилась, и Лекс с удивлением понял: он вновь вышел за пределы. Но на этот раз – в ранее неизведанную им область, за границы возможностей человеческого разума.

Док ничего не говорил о форсировании сознания. Видимо, до этого этапа земные исследователи просто не успели дойти. Может быть, док даже не ставил себе такой цели. Все получилось само собой. Словно порвался пластиковый пакет, заключавший в себя личность.

Сознание медленно вытекало через темную брешь.

Он только выглянул.

И отшатнулся, в ужасе от увиденного.

Перед глазами снова были словно замершие в стоп-кадре лица убийц, но они уже не казались такими страшными. Все теряло свое значение перед огромным, потрясающе красивым и неописуемо страшным миром БЕСКОНЕЧНОСТИ.

Уже совершенно спокойно, почти бесстрастно, Лекс подумал о самонадеянности человека, дерзнувшего вырваться из заботливо установленных границ, цель которых – защитить САМОГО ЧЕЛОВЕКА от того, что способно просто растворить его в бескрайнем НИЧТО…

Видимо, правы те, кто считает, что человеческий разум – это нечто большее, чем набор электрических импульсов…

Лекс вышел из тона. На этот раз – не один. Из глубин запредельности с ним вылез новый спутник.

Страх.

Что-то подсказывало: он переступил через запретный порог. Открыл не ту дверь. Он явственно видел что-то… О чем не хотелось вспоминать.

Но теперь он способен на большее. Куда большее, чем самый тренированный морок. Не в физическом смысле, нет… Тут другое…

– Отпустите меня, – спокойно сказал Лекс. – Я должен сказать что-то важное.

– Убить! – повторил арбитр.

Отчего-то мороки не торопились с выполнением приказа. Они внимательно смотрели на пленника, ожидая продолжения.

Секунды, растянувшиеся в вечность – это уже стало привычным. Но только сейчас, на пороге своего собственного «Судного Дня», он чувствовал странную свободу. Вряд ли это можно объяснить словами. Когда начинаешь ощущать иную – не физическую и даже не интеллектуальную – силу, время теряет значение. И только понимание ограниченности времени для тех, кто стал тебе дорог, удерживает в простом и понятном трехмерном мире.

– Отпустите меня, – повторил Лекс. – Пожалуйста…

Мороки выпустили жертву, поднялись на ноги и чуть подались назад, не отводя, впрочем, внимательных взглядов.

Лекс медленно встал. Ужасно болела голова, но это ничуть не мешало: мысль словно бы обитала теперь вне мозга. Странное, ни на что не похожее ощущение.

– Что происходит? – пробормотал настоятель, тревожно поглядывая в сторону выхода.

– Неподчинение? – выдохнул арбитр. – Бунт?!

Последнее относилось к морокам.

Те не промолчали, переглядываясь, словно не зная, что сказать.

Арбитр задохнулся от ярости и ударил себя ладонью в грудь. Точнее – в один из медальонов на толстой цепочке. Камень в центре полыхнул красным. Наверное, это что-то означало, правда, пока непонятно – что именно… Арбитр смотрел на Лекса безумным взглядом, лицо его изуродовала ненависть.

Лекс обратился непосредственно к нему:

– Прошу вас, не волнуйтесь. Нам всем надо собраться с мыслями. Конец Сущего действительно близок, и у нас нет времени на выяснение отношений…

Пожалуй, он никогда еще не произносил таких длинных речей. Самое поразительное, что его слушали – все более внимательно, принимая аргументы и предположения говорившего, как будто это была не нуждающаяся в доказательствах данность.

Сам он не знал, в чем дело, лишь чувствовал, что сумел вырвать у Бесконечности частичку ранее незнакомой силы. Силы более могущественной, чем умение виртуозно владеть собственным телом и мыслью.

Силы слова.

Он все говорил, и все сказанное становились для слушателей непреложной истиной. Даже арбитр, только что обвинявший его в ереси, внимал сказанному со жгучим интересом и благодарностью. Даже рот раскрыл от совершенно искреннего любопытства. И бездушные мороки принимали к сведению свалившиеся на них откровения. Даже в глазах Джи страх за любимого человека сменился не очень уместным благоговением. Связанный тонкими, но невероятно крепкими нитями Конрад, болезненно изогнулся, словно боялся потерять хотя бы звук из того, что говорил мессия…

Это было удивительно, и в то же время вызывало трудно объяснимое разочарование. Если каждое твое слово так принимается людьми – возможно ли с ними полноценное общение? Если люди перестанут с тобой спорить – возможно ли узнать от этих людей известную им правду?

Тем более, если ты не уверен в истинной ценности собственных слов.

Впрочем, через некоторое время, вернулась понимание: ничего в этом мире не изменилось. Изменился он сам. И чтобы вернуть общение в естественное русло, надо лишь выйти из тона…

Тут ждало нечто новое, по-настоящему пугающее.

Разум отказался возвращаться в привычное состояние – назад, на пару ступеней вниз. Он словно заблудился в высотах собственной запредельности, потеряв ту узкую дверь, через которую проник в это запретное пространство.

Люди смотрели на него, как на пророка, сыплющего величайшими откровениями, а разум его в панике метался в поисках обратной дороги…

9

…Впервые вернуться в естественное состояние оказалось труднее, чем выйти из него. Лекс опустился на холодные ступени, совершенно обессилевший, выжатый, как губка. Его заботливо подхватили руки воинов Судного Дня. Сам он был не в состоянии двигаться и даже думать. Лишь в немом отупении созерцал происходящее.