Кейт Лаумер - Машина времени шутит Страница 69

— Вы снабжаете его идеями, — тихо сказал Иридани. Трейт подал мне чашку кофе.

— Бардел не принимает идеи, — сказал он и хитро улыбнулся мне. — Он знает кое-что получше.

— Бардел — актер, — сказал я. Мой голос показался мне слабым и старым.

— Ты — праздношатающийся бездельник, которого мы вытащили из канавы и предоставили благоприятную возможность, — прорычал Ван Ваук. — И как все, тебе подобные, ты воображаешь, что твое положение позволяет усилить давление. Но это не сработает. Твое здоровье не пострадало, поэтому не пробуй скулить.

— Не смейтесь надо мной, Док, — сказал я, беря его на пушку. — А как же отключение энергии? Как насчет уровня Эты? Все отключено по всей линии?

Это заставило их замолкнуть на пару секунд.

— Где ты нахватался этих терминов? — спросил Круглолицый.

— Маленькая ящерица рассказала мне, — ответил я и неожиданно почувствовал себя слишком усталым, чтобы беспокоить себя играми. — Забудьте об этом; я просто пошутил над вами. Нет ли у вас под рукой чего-нибудь выпить?

Трейт вышел и через минуту вернулся со склянкой виски. Я отглотнул из горлышка пару унций, и все кругом показалось лучше.

— Что-то говорилось о плате? — сказал я.

— Сотня долларов, — огрызнулся Носатый. — Не так уж плохо для пьянчужки за час или два «работы».

— У меня ощущение, что это было дольше, — сказал я. — Никакого вреда? А? А как насчет амнезии?

— Ну… — сказал лениво Трейт. — Тебе лучше знать, Бардел.

— Выкиньте его отсюда, — сказал Ван Ваук. — Меня тошнит от его вида. Вот. — Он полез в карман, достал бумажник, извлек несколько старых купюр и кинул мне. Я пересчитал бумажки.

— Сотня, верно, — сказал я. — Но насчет амнезии — это была прямая подача. Я немного смущен, джентльмены. Вас, ребята, я помню… — Я огляделся, запоминая всех. — Но я как-то не помню нашей сделки…

— Выкиньте его, — завопил Ван Baук.

— Я ухожу, — сказал я Трейту. Он вывернул мне руку, подталкивая к двери. — Ты бы не должен быть таким грубым.

Он вывел меня в коридор с зеленым, как и в комнате, кафелем, провел по нему к ведущим вверх ступенькам, в конце которых виднелся свет.

— Между нами, мальчиками, — сказал я, — что случилось со мной здесь?

— Ничего, дружище. Маленький научный эксперимент, вот и все.

— Тогда как получилось, что я ничего о нем не помню? Черт, я даже не знаю, где я живу. Как называется этот город?

— Чикаго, дружище. И ты нигде не живешь. Ты просто гуляешь. Двойные двери, которые открывались на цементные ступеньки.

Лужайка и деревья, которые выглядели знакомыми даже в темноте.

— Летнее убежище Сенатора, — сказал я. — Только без прожекторов.

— Не стоит верить этим политикам, — сказал Трейт. — Послушайся моего совета и не пытайся вымогать больше, Бардел. Ты получил свою сотню, даже если твои шарики и смешались немного, но, черт возьми, они не были в отличной форме и до того, как ты пришел сюда. И я был бы поосторожнее с этим мускателем без фабричного клейма, если бы был тобой, дружище.

— «Ластриан Конкорд», — сказал я. — Дисс. Мисс Реджис. Ничего этого не было, а?

— У тебя было что-то вроде ночного кошмара. Черт тебя побери, но ты чуть не взорвал все электронные лампы в старом любимчике Франкенштейна. Иди заправься, выспись и будешь, как новенький.

Мы уже сошли со ступеней, и он повернул меня в сторону ворот.

— Между прочим, какого цвета у вас черепица? — спросил я.

— Зеленая, а что?

— Простое любопытство, — сказал я и, полуобернувшись, провел испытанный удар напряженным пальцем в солнечное сплетение, который согнул его, как шкурку банана. Я подхватил Трейта и выдернул свою сотню из его левой руки, прикосновение которой я почувствовал, затем проверил его задний карман и получил еще тридцать «за хлопоты».

— Пока, Рыжеволосенький ты мой, — сказал я. — Я никогда и не был слишком привязан к тебе.

Я оставил его на месте и ушел «черным ходом» через боковые ворота.

23

Этой зимой в городе было холодно. Я направился к порту, надеясь начать кутеж пораньше. По цене 1.79 за бутылку, имея 130 долларов, можно было взять много мускателя. Я попытался вычислить сколько, дошел до 15 галлонов и случайно увидел свое отражение в витрине, мимо которой проходил.

По крайней мере, я догадался, что это был я. Узнал я себя с трудом. Мои глаза уставились на меня из темного стекла, как парочка заключенных, проводящих жизнь в одиночках. Мое лицо выглядело больным, изношенным, изборожденным морщинами. Седая щетина была с четверть дюйма, голова покрыта седыми нечесанными лохмами. Мое адамово яблоко ходило ходуном, когда я сглатывал. Я высунул язык, он тоже выглядел неважно.

— Ты в плохой форме, старина, — сказал я незнакомцу в витрине. — Наверное, пятнадцать галлонов самогона не то, что тебе необходимо.

Я стоял и смотрел на свое отражение, уставившееся в свою очередь на меня, и ждал, когда внутренний голос запищит и напомнит о том, как согревает сердце выпивка, как замечательно она проскальзывает по языку и добирается до желудка, прожигая свой путь вниз, успокаивает боль в костях и делает гибкими суставы, приносит комфорт телу и легкость мыслям.

Но он не напомнил. А если и напоминал, то я не услышал его. Я чувствовал, как бьется сердце глухими больными ударами, работая чересчур напряженно для того, чтобы я мог продолжить путь.

Я слушал хрипы и хрюканье в легких, пытающихся втянуть достаточно воздуха, ощущал толчки, когда колени шатались из стороны в сторону, подобно струнам контрабаса, болезненную истощенность ослабших мышц, обвисшую стареющую кожу, тошнотворную тяжесть органов, о которых давно никто не заботился.

— Что случилось со мной? — спросил я старика в витрине. Он не ответил, лишь облизнул губы серым языком.

— Ты выглядишь таким же испуганным, каким я себя чувствую, папаша, — сказал я. — Между прочим, знаю ли я, как тебя зовут?

Носатый называл меня Бардел.

— Да, Бардел. Я… был актером. — Я попробовал примерить эту мысль на себя. Она подходила, как бывший в употреблении гроб.

— Они вытащили меня из канавы, — сказал я сам себе. — Эти чистенькие мальчики, Ван Ваук и другие. Им нужна была морская свинка. Я записался добровольцем.

— Так заявили они. А до этого — что?

— Я что-то не могу вспомнить. Должно быть из-за мускателя, старина. Он испортил твои мозги. Мои мозги. Наши мозги.

— Итак, что мы намерены сделать со всем этим?