Евгений Войскунский - Субстанция нигра Страница 7

Сейчас бросятся всей оравой, дикие, жадные, затопчут ножищами…

Надо выбираться. Но как?..

Новиков потянул из-за пояса трубку плазмострела.

— Только не это! — Резницкий схватил его за руку.

Кольцо угрожающе сжималось. Оставались считанные метры, считанные шаги…

Новиков выхватил из костра горящую головню.

— Таня, Сергей Сергеич, возьмите тоже! Пошли вместе! Не отставать!

Они двинулись тесной группкой, выставив вперед дымные факелы. Аборигены шарахнулись — обжигает, жарко! — в кольце образовался проход.

— Быстро, не отставать! — Новиков устремился в проход, размахивая головней. — А ну, дорогу, — заорал он на аборигенов.

Выбрались.

Кольцо за ними снова сомкнулось. Визг, верещание, кваканье… Взлетели, рассыпая искры, горящие ветки… Задние напирали на передних, топтали упавших, вырывали куски мяса у тех, кто успел до них дотянуться… Мелькнуло поднятое для удара копье Вожака…

Уже не визг, а пронзительный вой стоял над толпой дерущихся, торопливо жрущих, осатаневших аборигенов.

Новиков. Не расстраивайся. Так бывает: практика не всегда сходится с теорией.

Таня. Не надо утешать.

Новиков. Надо как-то обуздать Вожака. Он уложил шестерых — почти столько же, сколько растоптано. Мы тут наведем порядок. Только не плачь.

Таня. Да с чего ты взял?

Новиков. Завтра иду с утра в Большой Центр. Попытаюсь разобраться в его странной логике. Ведь он был создан для защиты племени — что же заставило его изменить собственной основной программе?

Таня. Ты хочешь снять сигнал опасности?

Новиков. Да, если удастся. Пусть Центр снова их кормит, лишь бы прекратилось взаимное избиение. В конце концов гуманизм — это чтоб не убивали друг друга.

Таня. Ох, Алеша, не знаю что и сказать… Почему вы молчите, Сергей Сергеевич?

Резницкий. Вот о чем я думаю. Они никогда не ели жареного мяса, никогда не нюхали его — и тем не менее накинулись. Что это значит? Ведь запах — та форма информации, которая, пожалуй, сильнее всего закреплена в памяти. Но в их собственной памяти она не может храниться. Она может быть закодирована лишь в прогениториальной памяти. Вот и выходит, что запах жареного мяса редуцировал… или, попросту говоря, поднял со дна сознания память предков.

Таня. Вполне логично. Но что из этого следует?

Резницкий. У нас есть ГРЗ-9.

Новиков. Не знаю, зачем вы его взяли. Мне говорил Заостровцев, что прибор еще не налажен как следует.

Резницкий. Девятая модель дала приличные результаты. Генератор активно воздействовал на участок мозга, управляющий механизмом наследственной памяти.

Таня. И вы хотите пробудить…

Резницкий. Видите ли, Таня, здесь особый случай. Пробуждая наследственную память у человека, мы вызываем воспоминание о далеких временах, вплоть до пещерных. Это представляет в общем-то сугубо исторический интерес, хотя отдельные навыки прошлого… ну, не хочу сейчас углубляться, не в этом дело. Здесь же — все наоборот. Казус контрарно, как мы говорим. Аборигены — продукт регресса, их предки были высокоразвитыми, и поэтому возбуждение прогениториальной памяти здесь приобретает особый смысл.

Таня. Сергей Сергеевич, вы же сами предложили гипотезу: предки аборигенов создали здесь автоматический «рай» для избранных. Теперь вы хотите пробудить у аборигенов память тех самых… не знаю, как назвать… технократов, что ли. Реакционных экспериментаторов… При нынешнем образе их жизни — не вызовет ли это страшного противоречия…

Резницкий. Понимаю вашу тревогу и полностью разделяю. Но я исхожу из того, что легче достигнуть взаимопонимания с существом разумным, чем с примитивным.

Новиков. Если уж решаться на такой эксперимент, то предлагаю начать с Вожака. Так или иначе, надо обуздать этого потрошителя.

Резницкий. Начать надо с тщательного исследования мозга. Завтра, Таня, мы и займемся анатомированием убитых в драке.

Утро, как обычно, началось с зарядки. Каждый выполнял свой комплекс упражнений, а Новиков вдобавок еще поупражнялся в накидывании лассо.

— Нашел себе игрушку, — сказала Таня. — Иди завтракать.

— Я потом.

— Мы все чаще едим порознь, — огорчилась Таня. — И какие-то споры из-за пустяков… Что вы сказали, Сергей Сергеевич?

— Ничего я не сказал. — Резницкий вытащил из багажника контейнер с брикетами. — Гм, последний. Паста тоже кончается. Надо, кажется, съездить на базу, пополнить припасы.

— Мы стали много есть, — сказала Таня. — Вы не находите, товарищи? Особенно Алеша. Ты слышишь, Алеша?

— У меня всегда был хороший аппетит. — Новиков повесил лассо на ветку и энергично принялся за еду.

После завтрака он извлек из багажника коробку с прибором, который сам сконструировал еще перед отлетом в экспедицию. Это была миниатюрная копия блока программирования Большого Центра — разумеется, настолько, насколько Новиков сумел тогда, одиннадцать лет назад, разобраться в его принципиальной схеме. Он рассчитывал, что прибор при синфазной настройке даст ему возможность войти в прямой контакт с Большим Центром. «Посредник» — так и назывался этот прибор, которым Новиков втайне гордился.

Затем он взял кодировочные таблицы, перекинул через плечо надувной плотик.

— Алеша, будьте осторожны, — напутствовал Резницкий.

— Знаю сам, — отрезал Новиков.

Резницкий отвернулся.

— Уф, что это?.. — Новиков помигал недоуменно. — Извините, Сергей Сергеевич. И не надо беспокоиться. Журналисты внушили мне мысль о значительности моей персоны. Я теперь сугубо осторожный.

Он переправился через кольцевой ров и ступил на островок Большого Центра.

Все здесь выглядело точно как одиннадцать лет назад. Под решетчатым куполом на черных корпусах установок беспрерывно менялись цвета рисованных схем. В причудливо изогнутых голубоватых магистралях пробегали тени. Новиков пролез под решеткой в главную башню. Тотчас вспыхнул зеленый глазок, уставясь на пришельца.

— Здравствуй, машина, — негромко сказал Новиков. — Это опять я.

Он не ожидал никакого ответа, но в мертвой тишине ему вдруг почудилось слабое дуновение — будто невидимая птица взмахнула крылом.

Ладно, подумал Новиков, ты изучаешь меня, а я буду изучать тебя, ничего не имею против справедливого принципа взаимности. Я теперь сугубо осторожный.