Брайан Олдисс - Сад времени Страница 7

Если верить Уинлоку и его последователям, подсознание и есть наше истинное сознание. А то, что считают сознанием все остальные, — позднейшее напластование, атрибут «человека разумного». Задача такого человека — манипулировать временем, как детским конструктором-игрушкой, и подавлять животные порывы своего подсознания. Есть еще и сторонники радикальной теории, которые вовсе убеждены, что мимолетное время — это всего-навсего изобретение нашего искусственного сознания…

Энн во время этой ученой тирады явно думала о своем.

— А знаешь, почему я пошла за тобой вчера? Стоило мне увидеть тебя здесь, как я поняла, что мы… мы были очень близки когда-то раньше… в прошлом.

— Ну, тогда и я должен был бы почувствовать то же самое.

— Значит, это мое подсознание барахлит. Н-да, занятные вещи ты только что наговорил. Но сам-то ты веришь во всю эту ахинею?

Он рассмеялся:

— А как же иначе? Ее доказательство — то, что мы оказались-таки здесь, в девонийской эре!

— Но если Странствиями управляет подсознание, помешанное на кровосмешении, что же тогда выходит? Выходит, мы должны были бы легко попадать именно в населенные времена, чтобы наблюдать наших родителей и родителей их родителей. Но ведь получается как раз наоборот: легче попасть сюда, в эпоху юности мира, а в ближайшие, мало-мальски населенные эпохи — почти невозможно!

— Ну, если представить себе вселенское Время в виде гигантского энтропического склона, где наше настоящее — в высшей точке, а самое отдаленное прошлое — в нижней, тогда объяснение самое простое: легче скатиться без усилий к самому подножию, чем сделать вниз несколько осторожных шагов.

Энн промолчала. Буш подумал было, что ей наскучил этот разговор, заведомо ведущий в никуда. Но вскоре она заговорила снова:

— Ты сказал не так давно, что я «настоящая» — любящая и добрая. Интересно, если во мне сидит такая личность, то где именно — в сознании или в подсознании?

— Мне кажется, эта личность в тебе — соединение и того, и другого, если только не…

— Сейчас ты опять втянешь меня в свои заумные рассуждения.

— Просто сделал попытку.

Они взглянули друг на друга — и громко расхохотались. Буш уже давно так не веселился. Он обожал споры, а стоило ему оседлать любимого конька в обличье структуры подсознания — и его нельзя было ни остановить, ни обставить.

Но если им предстояло новое Странствие, то сейчас было самое время отправляться, пока штиль согласия между ними не сменился очередным штормом.

Они упаковали и забросили за спину ранцы. Потом крепко взялись за руки: не сделай они этого, им легко можно было потом оказаться за несколько миллионов лет и за сотни миль друг от друга. Затем каждый достал по коробочке ампул КСД — химического состава наподобие наркотика — галлюциногена. Обычно бесцветная, на фоне палеозойского неба эта жидкость замерцала зеленоватыми искорками. Энн и Буш открыли ампулы, переглянулись, Энн состроила грустную мину — и оба одним глотком проглотили содержимое.

Буш почувствовал, как жгучая волна пробежала вниз по его телу. Эта жидкость была символом гидросферы и воплотила в себе океаны, из которых выбралось на сушу все живое; океаны, что циркулируют до сих пор в венах человека; океаны, что до сих пор жизнью сухопутного мира, поставляют пропитание и управляют климатом… Поэтому именно они — кровь и жизнь биосферы.

И биосферой был сейчас сам Буш. Он вобрал в себя весь опыт предыдущих жизней его предков, иные формы существования, сотни еще скрытых пока возможностей — одним словом, жизнь и смерть.

Теперь он был подобием самой великой Системы мира. Только в таком состоянии можно уловить колебание, волну, посылаемую Солнечной системой. Система эта — капля в море космических течений, не имела границ ни во времени, ни в пространстве. И эта банальнейшая истина стала такой неожиданностью для человека лишь потому, что он намеренно отгородился от нее — точно так же, как ионосфера прикрыла его своим щитом от радиоактивных излучений. Подобным щитом и оказалась концепция мимолетного времени. Она «помогла» человеку создать вполне удобоваримую картину Вселенной; и вот теперь люди с изумлением принялись открывать для себя не только бесконечную протяженность мироздания, но и его длительность. Длительность — вселенское Время — люди для своего удобства поделили на жалкие отрезки, с горем пополам впихнули в песочные часы, настенные часы, будильники, хронометры, и из поколения в поколение начало кочевать искаженное восприятие времени. Так прошли тысячелетия, пока Уинлок и его единомышленники не сделали попытку раскрыть человечеству глаза.

Но, с другой стороны, было даже необходимо, чтобы истина какое-то время оставалась тайной за семью печатями. Иначе человек так и не поднялся бы выше животного, а бродил бы в стаде себе подобных тварей по берегам немых неназванных морей. Это если верить общепринятой теории.

Теперь пелена с сознания спала. Разум освободился от смирительной рубашки и со свежими силами бросился в атаку, круша и уничтожая все на своем пути.

Странствие Духа протекало считанные секунды. Со стороны это казалось вовсе пустяковым делом, хотя этому «делу» предшествовали месяцы, а иногда годы выматывающих тренировок.

Черты девонийского пейзажа начали вдруг размываться и смазываться, вскоре совсем перестали различаться, спрессовавшись в нечто, похожее на подвижный костяк времени. Буш рассмеялся, но не услышал ни единого звука, ибо почти все физические данные человека исчезли на время Странствия. Но чувство направления оставалось. Сейчас Странники ощущали себя некими пловцами, борющимися с мощным течением. Так всегда бывало при Странствии в направлении своего «настоящего». Скатиться по склону в далекое прошлое сравнительно легко; но неопытные и неосторожные, случалось, погибали от удушья на этом пути. Рождающемуся младенцу, наверное, тоже приходится выбирать между мучительным прорывом вперед, к свету и возвращением по проторенной дорожке назад… Между появлением на свет и привычным убежищем небытия.

Буш не знал, долго ли длилась эта борьба с течением. Находясь в странном, слегка отстраненном гипнотическом состоянии, он лишь ощущал подле себя огромный сгусток Чего-то Реального; и это Что-то было так же сродни Всевышнему, как и Земле.

Теперь он недвижно парил, а под ним бурлящим потоком проносились эпохи и тысячелетия. И наконец он впервые за долгое время почувствовал присутствие рядом другого существа; и вот уже он и Энн стоят на твердой земле, окруженные буйной темнозеленой растительностью юрского леса.