Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 73

даже сквозь густевший туман. И она поняла, что Рей заботился о ней, хотел, чтобы она воспользовалась предложенным ей шансом, но она приехала из мира маленьких белых спальных корпусов и сельских пейзажей Вермонта – из ненастоящего мира. Настоящий мир был здесь, и наверху над ней был бог, правивший этим миром, и она отвергла его, она отвергла одного из его священников и слуг. Спаси меня! Не заставляй меня делать это!

Она знала, что должна воззвать к этому богу, попытаться завоевать его расположение. Я не могу… спаси меня!

Она забилась, издавая жуткие мяукающие звуки в попытке сложить слова для крика, и вдруг переступила черту и завизжала в отдающем эхом дворе – голосом, какого не дано было Леоне Чиарелли.

– Не меня! Его! Возьми его! Я твоя, я люблю тебя, я твоя! Возьми его, не меня, молю тебя, возьми его, его, его, я твоя!

И черный человек вдруг дернулся, и отпустил ее, и взмыл с балкона вверх, в клубившийся туман, а Бет рухнула на колени среди разбитых в хлам цветочных ящиков.

В своем полуобморочном состоянии она не была уверена в том, что действительно видит это, но он поднимался все выше и выше, вращаясь как обугленный лист над костром.

И тень в тумане обрела более четкую форму. Огромные лапищи с когтями, каких она не видела ни у одного из известных ей животных, поймали бедного черного грабителя, перепуганного, визжавшего как побитый пес, и ободрали плоть с его костей. Тонкий разрез вскрыл его тело, вся кровь из него разлетелась алым облачком, а он все еще был жив, дергаясь в непроизвольном ужасе лягушачьей лапки, через которую пропустили электрический ток. Он продолжал дергаться по мере того, как его рвали на куски. Ошметки плоти и костей, половина лица с выпученным, отчаянно моргающим глазом пролетели мимо Бет и с влажным стуком ударились о бетон. Однако он все еще продолжал жить, даже когда вниз полетели его внутренности в брызгах желчи, испражнений и сукровицы. Это тянулось и тянулось, как тянулась и тянулась смерть Леоны Чиарелли, и Бет вдруг поняла вновь обретенным кровавым знанием выживших любой ценой, что свидетели смерти Леоны Чиарелли не предпринимали ничего не потому, что оцепенели от страха, а потому, что не хотели вмешиваться. Ну, или привыкли к смертям за долгие годы телевизионного насилия.

Они были прихожанами на черной мессе, которой требовал город, безумное создание из стали и камня – не единожды, но по тысяче раз в день.

Она поднялась на ноги, полунагая в рваной ночной рубашке, вцепившись в чугунные перила, в надежде увидеть еще больше, чтобы утолить жажду.

Теперь, когда клочки ночного жертвоприношения, истекая кровью, продолжая визжать, пролетали мимо нее, она стала одной из многих.

Завтра сюда снова придет полиция, ее снова допросят, и она расскажет, как это было ужасно, этот грабитель, и как она билась, боясь, что он изнасилует ее и убьет, и как он упал, и что она не имеет ни малейшего представления, как это его так ужасно изуродовало и разорвало на части, но ведь падал он все-таки с седьмого этажа…

Завтра она не будет бояться ходить по улицам, потому что ей больше не причинят вреда. Завтра она даже замок с двери сможет снять. Ничто в этом городе не причинит ей зла, потому что она сделала единственно возможный выбор. Теперь она горожанка, полноправная часть города. Допущенная до лона божьего.

До нее дошло, что Рей стоит у нее за спиной, обнимая ее, защищая, положив руку ей на обнаженную поясницу. Клубившийся туман наполнил весь двор, наполнил весь город, ее глаза, ее душу, ее сердце своей силой. И когда обнаженное тело прижалось к ней, вошло в нее, она сделала большой глоток ночи, зная, что с этой минуты будет слышать не визг побитых собак, но рык сильных, кровожадных хищников.

Она, наконец, перестала бояться, а ведь это здорово, просто здорово ничего не бояться.

Когда духовная жизнь высыхает, когда чувства слабеют, а апатия, напротив, становится сильнее, когда люди не могут испытывать симпатии или хотя бы привязанности к другим людям, вот тогда дьявольским средством контакта становится насилие, безумное стремление к контакту самым простым из всех возможных способов.

Ролло Мэй, «Любовь и воля»

V

Настал веселья час

«Я вижу себя этаким гибридом Говорящего Сверчка и Зорро»

(«Интервью с Харланом Эллисоном», Гэри Г. Грот, «Комикс Джорнэл» № 53, зима 1980)

Харлан – человек забавный.

Все, кому посчастливилось бывать на его лекциях в колледже, или видеть в ток-шоу на телевидении, или слышать его безбашенное остроумие в радиопрограммах Майка Ходеля, подтвердят вам, что Харлан – человек, несомненно, забавный.

Его эссе, предисловия, колонки и бесчисленные статьи на бесчисленные темы буквально трещат по швам от переполняющих их острот, едких колкостей и неудержимого пристрастия к игре словами. И тем не менее репутацию Харлана как фантаста редко связывают с его способностями юмориста. Несмотря на успех таких его рассказов, как «Санта-Клаус против П.А.У.К. а», «В поисках Кадака», «Как там, на Кассальде, с ночной жизнью», «Князь Мышкин или Источник Вечного Наслаждения» и «Принц-Жаба или КОРОЛЕВА СЕКСА ИЗ МАРСИАНСКИХ БОРДЕЛЕЙ», каждый из которых сознательно написан в юмористическом ключе, им так и не удалось поколебать его репутацию автора серьезных произведений.

Ибо в первую очередь в памяти откладываются, конечно, серьезные произведения Харлана – несмотря на рассыпанные и в них крупицы юмора, немного смягчающие напряжение даже самых жестких его рассказов. Эти вспышки остроумия, эти короткие вставки мрачной сатиры настолько слились с серьезной прозой, что порой мы забываем, каким веселым бывает Харлан – при желании, конечно.

Рассказы и короткие гэги, подобранные для этого раздела с целью дать представление о комедийной грани творчества Харлана, не включают его более длинные, иногда более мягкие работы. Вместо этого вы найдете здесь двенадцать самых коротких рассказов и фрагментов, производящих примерно тот же эффект, какой имеют его выступления на сцене перед публикой. И еще они демонстрируют его увлечение работами таких писателей, как Тёрбер, Ликок, Де Врие, Лафферти, Вудхаус и Каппи.

«Голос в раю» (1967), «Эротофобия» (1971), «Мама» (1976), «Экосознание» (1974), «Неизведанная туристами глушь» (1981), фрагменты из «Что за вопрос?» (1974) и «Тривиальной погони» (1972–1986) показывают нам уровень и силу Харланова юмора. Их можно охарактеризовать, соответственно, как: жанровую однострочку; непристойную интерлюдию; трагикомедию признания; притчу, рассказанную из разочарования, проявляющую старую-старую боль; античный пересказ истории Рождества, возможно, гораздо ближе к тому, как это