Иван Калина - Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги! Страница 8

Профессор посмотрел на Глеба, ожидая, что он поддержит веселье. Но Глеб был задумчив.

– Значит, мы ищем останки нашего далекого предка? Не важно, фейк этот ваш трехметровый человек или нет, но я все равно не понимаю, я-то сюда зачем поперся? Ведь не мог же я в такое поверить и захотеть самолично на него поглядеть. Не мог!

У него же память отшибло, а не мозги. Илья Петрович пожал плечами и снова взялся за «мытье» посуды. От песка становилось совсем холодно. Глеб поменял позу, присев на корточки.

– Я еще вот чего не понимаю. Вначале вы сказали, что это может посеять панику. Пока не вижу оснований для этого. В том, что вы рассказали, нет ничего опасного. По крайней мере, для археологов.

Профессор огляделся по сторонам и зашептал, наклонившись к Глебу.

– У нас была тетрадка, что-то вроде бортового журнала. Любая экспедиция такой ведет, когда находится на раскопках. Отчеты и прочее. Но ее нет. Что весьма странно. Мы все перерыли и не нашли. Возможно, мы даже не успели приступить к раскопкам, хотя… вид лагеря говорит об обратном. А я не новичок в этом. – Профессор недоуменно передернул плечами. – Но у меня все-таки осталось кое-что. Я обычно параллельно веду и свой небольшой журнальчик. Мало ли… Не все запишешь для официального отчета. И своей памяти не очень-то доверяю. И как оказалось – не зря. – Профессор многозначительно закряхтел. – Так вот, как только я сообразил, что забыл начисто все про нашу экспедицию, я начал искать именно эту тетрадку. Я же знаю, что она должна быть. Я всегда так делаю и своей привычке не мог изменить.

– И тетрадочку нашли? – Глеб затаил дыхание.

– Нашел. – Но почему-то вид профессора не был радостным, и надежда Глеба тут же погасла. – Тетрадь была, а все листы вырваны.

– А кто же это сделал?

– А я так же, как и вы спал. – Невинно ответил профессор. – Только неспроста все это. Кто-то в лагере хочет, чтобы мы ничего не знали.

– Тот, кто помнит обо всем. – Догадался Глеб и похолодел. Все гораздо серьезнее, чем он думал. Это не кратковременный глупый розыгрыш, а кем-то спланированный долгий эксперимент над всем коллективом. Кто-то внедрен к ним, мимикрировал и принял вид археолога. Но главное узнать, зачем они здесь. Что ищут? Совсем не древнего человека. Вовсе нет.

Вдруг Глеб отчетливо почувствовал спиной чье-то присутствие и в тот же момент послышался слабый шорох камней под чьими-то неосторожными шагами. Глеб обернулся, за ним следом посмотрел и профессор. Метрах в пяти от них стояла Ольга. Как она смогла так неслышно подобраться к ним? Ольга растерянно улыбнулась, как будто ее застукали за чем-то нехорошим, но тут же исправила выражение лица на суровое и командирское.

– За временем совсем не следите? Ночь уже.

Глеб сообразил, что и в самом деле стало уже темно. Звезд не было видно, все небо затянуло облаками. Он машинально посмотрел на свои ручные часы. Впервые с того времени, как оказался здесь. Часы у Глеба были раритетные, с механическим заводом. Память об отце. Правда, их приходилось подводить каждый день, но это было единственное неудобство. А так они были очень точными, и как выяснилось не раз – противоударными. Часы, конечно же, должны были стоять, ведь Глеб проспал не меньше трех суток по общему утверждению. Но секундная стрелка двигалась. Странно. Глеб поднес часы к уху – тикали. Он посмотрел на циферблат. Часы показывали 10 часов вечера.

– Глеб Дмитриевич, замучил вас Илья Петрович своей научной болтовней?

Это был жирный намек на то, что пора закругляться с частной беседой.

Профессор и Глеб быстро собрали чашки, раскиданные по песку и, перекинувшись взглядами заговорщиков, пошли за Ольгой. В это время из-за облаков выглянула луна и на песке блеснула еще одна чашка, не замеченная ими в темноте. Глеб вернулся. Наклонился, чтобы поднять посудину, и резко отдернул руку. По ободку чашки полз скорпион. Глеб присмотрелся и понял, что это совсем не скорпион. Хвост с жалом, да, как у скорпиона, но все остальное тело было другое. Клешни отсутствовали, а на голове торчали огромные как у стрекозы глаза. Глеб хотел окликнуть профессорскую парочку, чтобы показать им любопытный экземпляр, но животное проворно соскочило с чашки и скрылось среди темных камней. Глеб упал на коленки, раскидывая камни, и разыскивая странное существо, но все было бесполезно. Существо как сквозь землю провалилось. А может в землю и закопался? Снова раздался тот звук, который в прошлый раз так напугал Глеба и профессора. На этот раз он был более громким и отчетливым. И хотя Глеб понимал, что это всего лишь ветер, все равно его охватил ледяной озноб. Наплевав на чашку, он решил поскорее убраться отсюда.

3 глава

Глеб довольно-таки далеко отстал от профессора и Ольги, но не торопился догонять. Наоборот, он оказался рад остаться сам с собой наедине, предаться размышлениям. Много чего порассказал профессор, но это ни на шаг не продвинуло его к понимаю – зачем он здесь? Это уже второй вопрос – что произошло, в следствие какого события они все потеряли память, главное – зачем? Что привело его сюда? Его не должно было здесь быть. В одной с ним лодке оказался и Захар. Не до такой степени они были близки, чтобы всегда и везде – парой. У каждого была своя личная жизнь, свой круг общения. Тогда почему они сейчас вместе? Связано это как-то с целью поездки? Или снова, с подачи Захара метнулись на пару дней да застряли? Но нет, у профессора был его телефон, Глеба. И по всей видимости, они плотно общались. Где же, черт возьми, его сотовый? В нем можно было бы найти ответы на многие вопросы. Спер тот, кто проснулся первым? Самая вероятная версия. Кто он? Профессор? Но тот сразу признался, что проснулся раньше всех. И для чего тогда ему городить огород с записной книжкой и бортовым журналом? Ягодин? Этакий серенький заштатный учителишко. Ни бе, ни ме. Над таким студенты наверняка издеваются. Зачем ему воровать листы дневника? Мучал комплекс неполноценности, как-то хотел компенсировать свою неудавшуюся жизнь? Или Ольга? Та еще мегера. Вдруг профессор изменял – решила украсть записи и тем самым уничтожить улики? Если не помнит, значит, и не было. Начать все с чистого листа. Не зря дядечка мялся, вспоминая про кровать, в которой, типа, уснул. «Блин, да я-то тут при чем?!» Глеба опять начал заводиться. Во всем этом не было ни логики, ни смысла.

От тягостных размышлений его оторвал мелькающий между деревьями огонек. Загорится – потухнет, снова загорится. Будто кто-то шагает по лесу. Если на открытом пространстве было еще вполне сносно видно, то на лес упала такая густая темнота, что человеческая фигура сливалась с фоном, только фонарь и выдавал ее присутствие. Сотеев? Кто же еще? Глеб уже почти поравнялся с палатками. Профессор и его жена давно скрылись в одной из них. В лагере было тихо. Только догорал еле тлеющий костерок. Глеб снова обернулся к деревьям, огонек прыгал, как будто звал его. Не раздумывая, он выгрузил чашки на землю и направился торопливой походкой к лесу.

– Захар, – позвал он. Ответа не последовало, человек продолжал удаляться вглубь леса.

Ну, вот куда он в ночь поперся? Что ему там надо? Не наохотился еще?

– Сотеев! – крикнул он чуть громче. Фонарь погас. Услышал и затаился? Не слишком ли странно он себя ведет? Вот и другие его сторонятся. И, похоже, не зря – тому, видать, есть что скрывать.

– Это я, Глеб. – Он пошел в направлении, в котором только что мелькал луч света. Лишь бы не сломать себе ноги, попав в расщелины между камнями.

И фонарь вновь зажегся, словно приглашая. Глеб ускорил шаг. А когда приблизился на достаточно близкое расстояние, понял, что ошибся – с фонарем в руках стоял Копытов. На поясе его болтался нож в чехле, а за спиной – рюкзак. Мужчины какое-то время молча оценивающе осматривали друг друга.

– Нас всех развели как лохов – сказал, наконец, мажор. – Это одна большая лажа. Но я больше в ней не участвую.

Глеб не удивился. Что-то типа этого он и ожидал.

– Нашел выход?

– Не нашел, но найду. Потому что знаю, где искать.

Вот ни фига себе, мажорик. Всех обошел! Хотя, его заявления казались какими-то мальчишескими, как обиженный ребенок делает назло родителям. Мне нельзя мороженого, а вот я вам назло наемся, заболею и умру. И будет вам плохо.

– А че тайком, других с собой не позвал?

– Я им не нянька. Пусть сами думают, как спасать свои жопы.

Копытов говорил зло, протискивая слова сквозь зубы. Как будто хотел ото всех отплеваться. Обидели его, что ли?

– Понятно, – протянул Глеб. – А зачем остановился, когда я позвал? Шел бы своей дорогой.

– А потому что ты не слабак. В отличие от них.

Лицо парня находилось в тени, и было не различить, что оно выражало, но голос слегка дрогнул. Боится или, наоборот, на что-то надеется? Потащился ночью, в темень, вдали от цивилизации… Холеный мальчик, сын богатых родителей вряд ли на такое отважится. Будет сидеть в палатке, ныть и ждать, когда придут его спасти. Несоответствие. Не нравилось оно Глебу. Даже если учесть, что все они попали в новую ситуацию, и жизнь повернулась другим боком, все равно, не происходит с людьми таких быстрых метаморфоз. Чувствуют и действуют они по накатанной, привычно. Или парень только изображал мажорика? Узнать бы, что он задумал. Но Копытов молчал, будто ждал, что Глеб прочтет его мысли. Щас! Хочет говорить – пусть говорит сам.