Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Золото Барбароссы Страница 8

– Ваше Преосвященство, ну вы и выдумщик. Пока мои парни искали эту богом забытую деревеньку, у меня закончились все запасы вина.

Епископ и король заключили друг друга в объятия, после чего его преосвященство поспешил предложить германцу место около огня.

– Ваше Величество, не изволите ли присесть у камина? Как только прибудет третий участник нашего мероприятия, мы тут же начнем. Что с вашими людьми? Не лучше ли пригласить их в дом?

– Пусть побудут снаружи, – отмахнулся рыжебородый и, пододвинув кресло к каминной решетке, уселся напротив пляшущих на поленьях языков пламени. – Они воины, гвардия, лучшие из лучших, и сами прекрасно знают, что им делать. К тому же ваши гильдийцы, – Фридрих Первый, а это был именно он, кивнул в сторону расположившихся по периметру зала кожаных плащей, – заняли все свободное пространство.

– Безопасность, – поморщился епископ Парижский и уселся в свободное кресло. – Тайна мероприятия важна более чем, а эти парни как нельзя лучше умеют устраивать тайные встречи. Ну, а как дела у разлюбезной Европы?

– Пока спокойна и надменна, – король закинул ноги на ограждение камина и, приняв из рук слуги бокал с вином, посмотрел сквозь него на де Сюлли. – Отрывочные сведения из Иерусалимского княжества еще не взбудоражили этих упрямых ослов, но, клянусь собственной бородой, вскоре мир забурлит и встанет на дыбы.

Королева Милисенда Иерусалимская слаба и не ориентируется в ситуации. Местный епископ настолько порочен, что, не стесняясь общественного порицания, живет с любовницей, на которую тратит государственную казну.

– А что же знать? – покачал головой Морис де Сюлли.

– Там еще хуже. – Так и не пригубив вина, Фридрих отставил бокал в сторону и устремил взгляд на огонь. – Грабежи, насилие, эти остолопы делают все возможное, чтобы возбудить ненависть в сердцах простых людей, а Нуреддин не дремлет. Более того, на сцене появляется еще одна хитрая и изворотливая фигура, беспокоящая меня все больше и больше.

– И кто же это, Ваше Величество?

– Некий Саладин, один из местных лидеров. Крепок телом, остер умом, превосходный политик и дипломат. Нуреддин стар, а сыновья его погрязли в роскоши и разврате. Их поступки мотивированы жадностью, а не здравым смыслом. Саладин же только и ждет момента, когда сможет предъявить свои права. Даю вам сотню к одному, что если дела и дальше будут проистекать именно так, как сейчас, через пятнадцать-двадцать лет дадский халифат соединится с египетским и выбьет крестоносцев со Святой земли.

– Грядет новый крестовый поход, Фридрих?

– Да, Морис. Много славных воинов поляжет на полях сражений, умерев по глупости военачальников, но не за крест и стяг. И знаете почему?

– Догадываюсь, – де Сюлли пригубил вино. – Основные силы, которые Святой Престол может призвать к походу, стоят под знаменами идиотов. Кто будет через пятнадцать лет королем Франции после Людовика Седьмого? Филипп Второй – сноб и бездарность. На английский же трон прочат Ричарда, сына Генриха Второго. Ричард воин, но не стратег. Он может идти в строю, рубить врагов во имя Святого Престола, но командовать отрядами, и уж тем более армией ему не дано. Любой мальчишка смекалистей Анжуйского в разы.

– И кто же сможет противостоять неверным?

– Вы, Ваше Величество.

Фридрих покачал головой и густо, басовито закашлялся в кулак.

– Я слишком стар для этого, мой друг, – откашлявшись, молвил он. – Мой ум уже не столь остер, рука не столь верна. Все мои друзья и соратники, видя увядание на моем челе, выйдут из игры. Сейчас мои позиции крепки, но что будет через десять лет? Скажите мне, Морис?

Дверь в просторный зал вновь отворилась, и на пороге появился третий участник встречи. Серые безмолвные тени в сутанах заскользили вокруг него, не давая ни малейшего шанса опасной случайности. Закованные в железо кавалеристы при входе приосанились, и даже гильдийцы, зябко кутавшиеся до этого в свои кожаные черные плащи, склонились в почтении.

– Мой старый враг, – встав с кресла рыжебородый прошествовал на встречу вошедшему, и встал перед ним скрестив руки на груди. – Скажи мне кто-нибудь что я, король Германии Фридрих, начну ручкаться с Римско-Католической церковью, я бы посадил его на кол.

– Поражение от Ломбардской лиги все еще не дает вам покоя, смутьян, – тихо прошипел вошедший.

В зале повисло неловкое молчание. Языки пламени плясали на трещащих и выбрасывающих снопы искр поленьях, половицы под ногами монахов, окруживших Папу, синхронно скрипнули. Бойцы приготовились защищать и убивать, и только окрик наследника Престола Святого Петра удержал их от атаки.

– Ваше Высоко Преосвященство, Ваше Величество, – подскочил к Папе до этого стоявший в стороне епископ. – Разве вы забыли, дело наше настолько богоугодно, что мы обязаны забыть о прошлых распрях и территориальных претензиях.

– Вы правы, мой друг, – Папа Александр Третий одобрительно кивнул. – Оставим недомолвки и вражду. Грядет война, самая бесславная для всего европейского сообщества. Война, несущая только позор и разрушение, война, способная положить конец присутствию крестоносцев на востоке. Предотвратить ее способен только Всевышний, а вот позаботиться о последствиях мы можем заранее. Вы согласны с моими словами, Фридрих?

– Да, – подтвердил германец. – Именно потому я здесь, а не стою с войсками под стенами своих исконных городов.

– Фридрих, – прошептал епископ, наклоняясь к уху строптивого монарха, – оставьте боевой запал для поля брани. Сейчас нам нужны лишь острый ум и здравый расчет.

Загородный домик Солодова в тридцати километрах от Питера решено было использовать в качестве базы. Завезя туда немыслимое количество продуктов и электроники, друзья принялись за подготовку.

– Прежде всего – план, – Дмитрий неодобрительно поглядел на развалившегося на диване Алексея. – Детальный, скрупулезный, в котором предусмотрены все возможные повороты событий. Давай, Леха, излагай, что накопал.

– Тебе реальный поворот? – полюбопытствовал Солодов с мягких подушек.

– Да.

– Стройка. – Поднявшись с дивана, Леха прошлепал босыми ногами к окну и приоткрыл форточку. – Строили Париж римляне, так что архитектура, главенствовавшая в ту пору, была исключительно римской. Постоянное строительство, возведение фортификационных сооружений и чертова уйма торговых кораблей.

С другой стороны, Париж двенадцатого века – это центр европейского образования. По большей части, конечно, с сильным религиозным уклоном, но от этого не менее хорошего. Рабочие, торговцы, плотники, столяры, студенты. Затеряться в такой толпе легче легкого.