Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник) Страница 89

После третьего пира, когда еда чуть ли не из глаз сочилась, робинзоны занялись благоустройством. Палатку заменили сборным домиком, сначала двухкомнатным, потом пятикомнатным, с личными спальнями и общей столовой. Сказали: “Да будет свет”, подвесили к своду пещеры сотню люстр. Как же засверкали, заискрились в их лучах бесчисленные кристаллы! Волшебная пещера фей оказалась не так уж велика, с полкилометра длиной, шириной не больше двадцати метров — примерно один гектар каменных глыб, столбов, натеков, сосулек. Камни выглядели живописно, но неуютно. Новоявленные сибариты решили благоустроить и украсить пещеру: заказали феям растительность — цветочные клумбы, ягодник, фруктовый сад и десять соток дикого, запущенного леса с мхом, плесенью и трухлявыми поваленными стволами. Трухлявость тоже была выдана безупречная, с тысячами личинок и муравьев под ржавой корой. И ржаное поле было в четверть гектара, и жаворонки над ними — для бодрого утреннего хора.

А что бы придумать еще?

Нечего!

Сытые и отоспавшиеся путешественники заскучали. Стали вздыхать. Хорошо бы домой — к женам и детишкам. Или к невестам, к девушкам — у кого не было семей. И пресной показалась вычурная еда, пустым пятикомнатный дом, слишком тесным псевдолес и квазиполе. Одно осталось в голове: домой, домой, на родную планету!

К сожалению, феи не воспринимали прямого приказа: “Доставьте меня домой!” То ли могущество их не распространялось на космические просторы, то ли не хотели они расставаться со своими гостями. Пришлось загрузить их громоздкой технической работой: дать наряды на стенки для ракеты, на аппаратуру, агрегаты, приборы, припасы… И начать это все с крана грузоподъемностью в девять тонн.

И конечно, требовалось топливо. Вообще‑то топливом для фотонного звездолета могло служить любое вещество, любые атомы. С базы ракета стартовала, нагруженная чугунными чушками, но феям были заказаны чушки из золота. И не без технического основания. Ведь золото плотнее железа, стало быть, компактнее, требует меньше места на килограмм веса, а выдает тот же килограмм фотонов. Кроме того, золото, подобно свинцу, хорошо поглощает лучи, служит надежной защитой от радиации. И плавится золото легче, требует меньше тепла для подачи в двигатель. Но самое главное — золото есть золото: всеобщий эквивалент товаров, мандат на изобилие, силу, власть, наслаждения и почет, чековая книжка на исполнение желаний любых, в том числе и тех, которые не входили в ведение фей.

Естественно, Тэй и его спутники рассчитывали не все золото сжечь в пути, тысячу–другую слитков сэкономить. И долгое возвращение их превратилось в испытание жадности. Экономить было можно только за счет малой скорости, а малая скорость отодвигала срок прибытия. Сохраняя золото, путники платили днями своей жизни. Альтернатива: либо нечего будет тратить, либо некогда будет тратить. И видимо, скупость побеждала. Ракета могла бы вернуться и раньше, в пути провела лишних пять или шесть лет. И из четверых к финишу прибыл только один, самый молодой по возрасту — Тэй. Прибыл уже стариком, но с тремя тоннами нерастраченного золота.

Все равно сила, власть и почет ему не достались. Торговый дом “Космос и К°” наложил арест на золото, заявил, что это остатки топлива и механик обязан сдать их. Даже иск еще предъявили Тэю за перерасход горючего. Адвокаты же Тэя в суде доказывали, что топливом можно считать только чугун, загруженный при старте, и он был израсходован полностью, а золото закуплено иждивением команды и является собственностью команды, Тэя в первую очередь. Одна инстанция решала так, другая — иначе. Сам Тэй умер, заблудившись в чащах кассаций и апелляций. Кажется, наследники его ведут тяжбу по сей день.

Не в золоте суть. Тэй привез мечту. Есть, оказывается, где‑то на небе уголок, где исполняется “хочу”. Все, что в практической жизни требует терпеливого накопления, долгих лет ожидания, там дается запросто. И разговоры о том, что я купил бы, если бы выиграл десять тысяч по лотерее (в какой семье они не ведутся!), сменились новейшим вариантом: что я затребовал бы на месте Тэя? Каждому казалось, что он был бы гораздо умнее, не тратил бы силы фей на соловьиные язычки, на детали к подъемному крану тем более.

А что заказали бы вы?

Возьмем нашу компанию — с инженерно–космического. Принято считать, что студенты — народ развеселый, в кармане у них пусто, а голова набита идеями и ничего им не нужно, кроме идей. Но все‑таки у каждого есть и осязаемые мечты. Пэй, к примеру, вздыхает о библиотеке старинных книг. Ему все кажется, что древние знали что‑то сверхмудрое о жизни. Надо только разыскать нужную книгу, выучить наизусть — и сам станешь сверхмудрым. Братья Сэиты хотят иметь спортивный зал на ферме своего отца. Если будет зал, они смогут заниматься часок после работы и станут знаменитыми акробатами, возможно, даже бросят инженерное дело, которое так туго лезет в голову. Рэй мечтает о стильной квартире, ему зачем‑то нужны занавески красного бархата и рояль из черного дерева, а на стенах портреты великих артистов с небрежной надписью: “Рэю, дружески” или “Рэю на память о задушевных беседах”. Пусть каждый входящий, каждая входящая в особенности, сразу бы видела, что здесь живет незаурядный, душевно тонкий человек. А что сегодня видит студентка, забежавшая к Рэю в общежитие одолжить трешку до стипендии? Четыре неубранные койки с казенными одеялами, корки и недоеденную колбасу в бумажке на столе. Что она слышит? Громкий шепот: “Ребята, ко мне пришли, поболтайтесь в коридоре полчасика!” Располагает к интимности такая обстановка?

Ну а Гэтта? Я знаю, что заказала бы Гэтта: кресло на колесиках для парализованной бабушки, новое пальто обеим сестричкам, маме электрическую кухню–чудо, которой можно поручить приготовить обед из трех блюд: нельзя париться целый день у плиты с маминым сердцем. А после всего, когда и бабушка, и сестры, и мама будут совершенно довольны, Гэтта возьмет у фей шубку, короткую, на две ладони выше колен, но из настоящего меха, темно–бурого с благородной сединой, натурального, который так ласково гладит щеки.

Что же касается меня, я дольше всех надоедал бы феям. Дело в том, что я люблю делать подарки — все равно кому, незнакомым тоже. Меня дразнят Дедом Морозом, потому что у меня всегда полны карманы карамелек и солдатиков. Ну и что тут постыдного? Люблю смотреть, как загораются глаза у какого‑нибудь замурзанного карапуза, когда ему преподнесешь подтаявшую конфету, размазанную по липкой обертке. Малыши скромный народ, их легко обрадовать. И еще хотелось бы мне посмотреть, как загорятся глазищи у одной девицы, если ей принести куцую шубейку с сединой на ворсе. Воображаю себе… могу только воображать. Если бы я три года откладывал всю стипендию целиком, как раз набрал бы на шубку. Вот ее‑то я и заказал бы феям. И еще было у меня эгоистическое желание, признаюсь. Мне хотелось, чтобы я попал к феям первым, раньше других йийитов, мог бы сообщить их желания феям и выдавать потом подарки. Желание эгоистическое и, в сущности, неправомерное. Ведь я был бы только посредником при таинственных изготовителях, получал бы благодарности, предназначенные невидимкам.