Я живу в октябре - Лыков Максим Страница 9

– Сопьюсь, – радостно хмыкнул я и пошлёпал на кухню.

Пока жарилась яичница, я набирал покаянное сообщение казанским приятелям. В этот раз моё приезд отменяется. По времени будет поздно, а по самочувствию вообще никак. В Казань мне минимум часов пять, даже если на самолёте. Сам полёт быстрый, но пока доедешь до аэропорта, пока там. В общем, обойдусь я сегодня без губадьи и чак-чака. Хотя Дима с Нелькой могут и обидеться. Но сколько можно-то? Это превращается в работу – стоит проснуться, а ты уже мчишь в аэропорт, берёшь билет у иллюминатора, благо в будни с местами проще. И, как говорят татары, «алга!», что значит «вперёд». Можно наоборот, из дома купить билет, а потом поехать в аэропорт. Для разнообразия. Но там всё равно «алга!».

«Засранец ты», – ответили мои милые друзья. Ласковые они, нежные, знают, как деликатно ответить товарищу, чтобы не задеть его чувства. Хотя их можно понять – нам хроносам-мунусам-новусам тяжко без живого общения. А им в своей Казани особенно – никого толком по соседству нет. Точнее есть, даже трое, но все живут позже. Ближе всего старик Леонтьевич, три месяца, январь 2007 года. Но никак не пересечься, никак. Через смыкающиеся месяцы в лучшем случае передаются устные сообщения. Есть ещё возможность встретить своего коллегу по новожизни (опять это словечко выскочило) до его, кхм, новожизни. В конце концов, каждый из нас когда-то жил вполне обыденно, пока внутренние часики не сломались (пессимистичное объяснение), ну или не перевели нас в новое качество бытия (оптимистичное объяснение). Как повлияет такая встреча на будущее товарища – страшно представить. Никто, собственно, и не представляет. Для всех новусов прошлая жизнь — это негласное табу.

Пока я размышлял, руки сами приготовили обычный завтрак. Яичница аппетитно дымилась, на тарелке примостились два маринованных огурца. Тосты уже поджаривались, а маслице для них успело оттаять. О! Ещё кофеварку включить. Какое блаженство!

Я вдохнул кухонные ароматы полной грудью и принялся уплетать завтрак богов. Меня можно причислить к реалистам с налётом оптимизма. Ну стали мы хомо новус, и что? Если вдуматься, живём вполне полноценной человеческой жизнью. Встречаемся, общаемся. Мои казанцы так вообще в шоколаде – симпатичная пара, живут синхронно. Всё никак не соберутся пожениться, не знаю, что их удерживает. Впрочем, брак в наших условиях — это весьма странное явление. Штамп в паспорте, исчезающий к концу месяца: мечта свободного мужчины, беда искательницы законного семейного очага.

Пока я поглощал яичницу, родился план на сегодняшний день. Раз уж казанская встреча сорвалась (кстати, надо их в Москву вытащить, что я всё время мотаюсь?), то стоит отдать дань нашей негласной обязанности – в дни полнолуния, когда возможны пересечения с жителями соседних месяцев, мы стараемся обходить свои владения и искать наших бедных, ошалелых новорождённых. Занятие — это не самое результативное – шанс встретить свежевылупившегося хомо новуса минимален. Но правило введено не на пустом месте. Именно в дни начала и завершения цикла новичков (а иногда, кстати, и бывалых) охватывает странная безысходная тоска, и они отправляются сигать с мостов, бросаться под машины или стреляться посреди проспекта. Причина банальна – страх одиночества, ужас перед новым качеством жизни. Они сами не понимают, то ли они умерли, то ли сошли с ума. Если мы видим их на улицах, то спешим на помощь. Во всяком случае те, кто не желает провести день в приятной тусовке. Эх! Московский октябрь меня ждёт!

– Здравствуй, новожизнь! – гаркнул я, бросая тарелку в раковину. – Осторожно, двери закрываются, следующая станция Новожизненская!

«Кланц-бланц»! К тарелке прилетели нож с вилкой.

– Пейте «новожизневку» по утрам и вечерам! Трам-парам, парам-пам-пам!

Чашку бросать я не решился, нравится она мне. По заснеженному керамическому полю мчится разудалая тройка с бубенцами. Девушка подарила в том, прошлом бытии. Эх, хорошая была барышня, даром что на с первого курса выскочила замуж за какого–то араба и ускакала в жаркие страны, где снега никогда не бывает. Разве что по личному капризу шейха насыплют посреди пустыни и пустят верблюжью тройку. Я представил это и довольно ухмыльнулся. Хорошее у меня воображение. Так что чашку я поберегу, мне из неё ещё месяц кофе пить. Если уж и бить по–гусарски, то под конец цикла. О чём это я вообще?

Обуреваемый мелкими мыслишками, никак не соответствующими высокому званию хомо новуса, я наконец собрался и вышел в свой личный октябрь.

***

Двор у меня самый обыкновенный – стиснутое многоэтажками пространство, в котором разбросаны детские горки с качелями, баскетбольная площадка, то тут, то там скамейки под чахлыми деревьями. Родители сняли мне тут эту квартиру ко второму семестру, и я перебрался из общаги в своё личное жильё. Сейчас это кажется совсем далёким и неважным, но для прошлой жизни это были эпохальные события. Меня, поступившего на бюджет на исторический факультет столичного института, провожали все родственники. Они так и живут там – у рода Воробьёвых большая ферма под Казанью. Когда я по первости прилетал к Димке с Нелькой, то возникал соблазн навестить родственников. Но мне быстро объяснили, что это крайне неполезное дело. «Только душу бередить, поверь мне, приятель, – говорил Димка. – Мы для них умерли, а они для нас. Смирись». Я ему поверил – у Димки родители вообще в соседнем квартале живут, каждый день встретить можно. Но случайностей у нас не бывает – мы знаем все маршруты обычных людей. Может быть, когда я совсем состарюсь, то загляну в родительский дом, попрощаться. Но это случится ещё не скоро.

Я отбросил тоскливые мысли. К автобусной остановке мой обычный путь лежал дворами, но сегодня я решил сделать крюк – захотелось пройтись вдоль пруда. Пруд как пруд – ветер гнал рябь по воде, теснились к парапетам толстые утки (они исчезают теперь только под самую зиму, когда лёд не оставит ни одной полыньи).

Начало моего месяца тёплое – температура хотя и невысокая, зато нет ветра, и сквозь облака светит солнце. Я, щурясь на солнечный свет, неспеша брёл вдоль пруда, разглядывая гуляющих: мам с колясками, вечно спешащих бабушек с сумками, одиноких спортсменов, наворачивающих круги по беговым маршрутам. В такие минуты внутри меня просыпается феодал, обходящий владения и окидывающий благосклонным взором крепостных. Добрую половину из тех,