Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард» Страница 9

Черная маска мягко обволокла ее лицо, перед глазами замелькали разноцветные пятна, закружилась голова. Тонкое щупальце, а может быть, толстый волос нежно скользнул по щекам, ненадолго задержался под правым глазом, как будто раздумывая, что делать с намечавшейся там морщинкой, кольнул (почти не больно) и побежал ниже, к губам. Обследовал губы (никаких уколов не последовало) и забрался в рот. Внимательно обследовал зубы, десны, пощекотал нёбо (Дане показалось, что ее сейчас вырвет) и очень вовремя выбрался наружу. Что-то щелкнуло, Дану пронзило мгновенным электрическим разрядом (по позвоночнику прошла холодная молния), затем черная маска поднялась к потолку, а эластичные браслеты, удерживавшие ее руки и ноги на белой поверхности ревитализатора, расстегнулись как по мановению волшебной палочки.

Операция закончилась.

Все еще не веря в то, что мучения уже позади и можно целый год не вспоминать об ужасах ревитализации, Дана села на теплом белом столе и подтянула колени к груди. Колени были круглыми и гладкими.

Вспыхнул свет. Все стены овальной комнаты, посреди которой стоял ревитализатор, засверкали зеркальными гранями. Дана, тихонько постанывая, слезла со стола и подошла к ближайшей стене, морщась от боли в словно бы обожженных ногах.

Четыре часа ада стоили того. Из зеркала смотрела на Дану девчонка с огромными кристально-голубыми глазами. Стройные длинные ноги покрывал нежный золотистый загар. Бедра были по-девичьи узкими, а ягодицы – тугими и круглыми. Талию, казалось, можно обхватить кольцом из большого и указательного пальцев, бронзового цвета живот был плоским, как у восточной танцовщицы. Груди, небольшие, но крепкие, с крупными темно-шоколадными сосками, упрямо торчали в разные стороны. Изящная тонкая шейка, казалось, с трудом выдерживала тяжесть роскошных черных волос, спадавших на худенькие, как у подростка, плечи. Девчонке было не больше шестнадцати лет.

Она зажмурилась, привыкая к своему новому телу. Тело было теплым, почти горячим, будто его только что вынули из формовочной печи. Дана провела рукой по внутренней поверхности бедер – шелк, шелк, шелк. Лобок тщательнейшим образом выбрит, на два сантиметра ниже пупка пальцы нащупали крохотное уплотнение – там золотыми точками на бронзовой коже вытатуирована была маленькая корона – знак Школы Сигурда. Выше под тонкой кожей прощупывались ребра – тело вовсе не отличалось полнотой. Последние два десятилетия избыточный вес считался не то чтобы преступлением, а просто отличительной чертой низших каст. Дана Янечкова не могла позволить себе даже намека на то, что ее детство прошло не в садах частных школ Новой Англии, а на грязной промышленной окраине Южной Братиславы. Ей и так слишком часто приходилось бить по цепким костлявым рукам, тянувшимся к ее блистательному настоящему из темного и голодного прошлого.

Дана осторожно попробовала вздохнуть – кожа на груди и животе ощутимо натянулась, но боли не было. Хороший признак – уже завтра она не вспомнит о том, что ее тело подверглось очередному ремонту.

Седьмому ремонту, милая.

Обычно ревитализацию проводят с интервалами лет в пять – по крайней мере, так делают стареющие леди, посещающие клиники Берна и Кордовы. Частые омоложения вредны тем, что организм начинает привыкать к регулярному вмешательству извне и перестает контролировать процессы, происходящие в клетках. Дане приходилось видеть людей, ставших жертвами неумеренных ревитализаций, – скелетоподобных или, напротив, раздутых, как от слоновьей болезни, с обвисающей складками кожей, пигментно высушенных или покрытых страшными язвами. Больше всего на свете она боялась стать одной из них. Доктор Голдблюм успокаивал, уверял, что ничего подобного с ней не случится, что современная медицина научилась хитро обходить ловушки, расставленные матушкой-природой на пути посягнувших на вечную молодость. Она верила... но знала, что если в один прекрасный день под ее шелковой кожей проступят отвратительные желтые пятна, старая сморщенная обезьянка станет так же убедительно обещать, что не сегодня-завтра наука сможет справиться с постигшим ее несчастьем. А пока надо успокоиться и подождать... Да, конечно, мы не ожидали таких последствий, но ведь вы слишком часто прибегали к ревитализации, не правда ли, милая?

Кой черт неправда, подумала Дана зло, каждые одиннадцать месяцев. В тридцать два года выглядеть шестнадцатилетней девчонкой – мало кто в этом проклятом мире может позволить себе такую роскошь. Скажи спасибо, что не тебе приходится платить по счетам.

По счетам, разумеется, платил Фробифишер. В конце концов, это была его мания – всю жизнь жить с шестнадцатилетней.

Седеющий джентльмен – и юная черноволосая богиня красоты. На всех приемах, на всех торжествах и церемониях, по всему земному шару. Семь лет подряд. Сам Фробифишер старел – вполне естественным образом, не быстро, но неотвратимо. Его седая грива становилась все роскошнее, а в чертах лица явственно проглядывало сходство с лордом Пальмерстоном. И с каждым годом контраст между ним и великолепной нимфеткой все больше оттенял его величие и ее совершенство. Собственно, к этому он и стремился. Дана нисколько не заблуждалась на его счет – Фробифишер не любил ее, поскольку вряд ли вообще был способен на подобные чувства. Просто она работала на его имидж, и, пока это себя оправдывало, Фробифишер оплачивал счета за ревитализацию, равно как и кучу других счетов. Но, с другой стороны, для того, чтобы и дальше оправдывать его ожидания, ревитализацию приходилось делать ужасночасто. И с каждой последующей процедурой шансы Даны пополнить ряды тех, кто заплатил за свое тщеславие непомерно большую цену, росли медленно, но неотвратимо.

За одной из зеркальных панелей прятался ионный душ. Дана, еще не до конца привыкшая к новому телу, осторожно крутилась под невидимыми струями, щекочущими гладкую, чувствительную кожу. Надо бы уговорить Фробифишера съездить на недельку в его поместье на Ангуиле – там, купаясь в прозрачных до самого дна водах Жемчужной лагуны, она быстро придет в себя. Там тихо и можно вволю наесться настоящих фруктов, а не полусинтетического желе, которое теперь подают даже в дорогих ресторанах. Там веселые мулаты, готовые молиться на Фробифишера за то, что их не коснулась карающая длань Белого Возрождения, жарят на угольях настоящих поросят и варят вкуснейшую рыбную похлебку. Там ласковые волны шлифуют пляжи из ослепительно белого песка, и солнце, едва не шипя, садится в полыхающее расплавленным металлом лоно океана. Там отступают дурные мысли и душа сладко замирает на пороге почти неземного блаженства и покоя...