Собиратель земель (СИ) - Старый Денис Страница 10

Вот и сейчас Ростислав смотрел по сторонам, как будто искал подсказки и поддержки. Он не знал, что именно делать со мной, таким дерзким.

За столом сидели многие из знакомых мне бояр, были здесь и какие-то незнакомые священнослужители, высокопоставленные, судя по облачениям, воины. Но никто не подсказал князю правильное поведение. Плохо сказывается на характере русских князей княжение в вольном Новгороде, так и норовят действовать правители по совету, а не своим умом.

— Кланяйся, юнец, как положено перед князем! — не дождавшись мудрого совета, князь поступил глупо и опасно.

Опасно для меня лично. Но так же и для всей Руси. Если меня убьют, Братство должно защищаться, об этом был разговор перед моим отъездом.

— Не стану, князь, не давал тебе клятву, не могу и голову склонить, — отвечал я, готовясь продать свою жизнь по-дороже.

Обстановка в палате накалилась до предела, княжеские гридни извлекли мечи, а кто и топоры. Часть бояр, кого я знал лично, с кем Братство вело очень выгодную для всех торговлю, потупили глаза. Склонил голову и вжал ее в плечи и Жировит, боярин, который называл меня другом и даже братом.

— Склонись! — выкрикнул князь, вставая со своего трона.

— Не могу, князь, без клятв, колени преклоняю перед дамой, но чаще перед Богом, — сказал я, стараясь добавить в голос больше сожаления, мол, хотел бы, да не могу.

— Склонись, а то казню прямо здесь! — прошипел князь, который был еще и во хмели.

— Не могу, князь, — отвечал я, не шевелясь, но глазами оценивая обстановку.

Нет, не вытяну, в палате человек двадцать ближних гридней Ростислава. Ну, нет, не помирать же сейчас! Но точно теперь на колени не встану, не встал бы и ранее. Если склониться, то это все равно смерть. Соратники не поймут слабости, я сам себе ее простить не смогу.

— Склонись! — шипел князь.

— Нет, — решительно отвечал я.

Глава 5

Ростислав медленно шел ко мне. Я не видел в нем решимости идти до конца, хотя… не скажу, что просто безучастно взирал на то, как надвигается этот человек, выставляя вперед свой меч. Держа руку на эфесе своей сабли и чувствуя на себе много взглядов, ощущалась готовность молниеносно извлечь клинок в самый критический момент. Взгляды… ощущение было, словно на арене в Колизее. Я тот самый генерал Максимус-Испанец, а против меня вышел император гнида-Комод.

Некоторые взгляды были малодушными, трусливыми подглядываниями из-под бровей, не поднимая голов. Люди боялись, они не хотели, чтобы их ассоциировали со мной, дабы не попасть под раздачу. Иные взгляды были полны презрения. Эти люди, что пытались смотреть на меня уже не с опущенной головой, а с чрезмерно задранным к верху носом, всем своим видом говорили, что я для них выскочка, враг, чуждый элемент, опухоль. Они были в предвкушении того, как их хозяин сейчас накажет строптивого нечестивца.

Но из большинства взглядов я выцепил и другой. На меня смотрели изучающе, задумчиво. И человек, который это делал, был облачен в рясу.

— Стой, великий князь! — выкрикнул священник и для предания своим словам веса и значимости еще и ударил посохом по деревянному полу терема.

Князь остановился, посмотрел на… Архиепископа Новгородского?

— Сие не церковное, владыко, сие мое дело! — сдерживаясь, резко умерив свой тон, сказал князь.

Ростислав что, лебезит перед этим священником? Очень интересно познакомится с настоящей головой, что возглавляет весь этот бедлам.

— Как пастырь твой, но елико смиренно вопрошаю к разуму твоему. Не совершай ошибок более, чем уже сделано, сын мой, — сказал архиепископ Нифонт.

Я с некоторым уважением посмотрел на священника, хотя должен видеть в нем только самозванца. Я немного знал, как и почему так вышло, что в Новгороде нынче нет церкви, есть ересь и отступничество. Одна из миссий Ефросиньи заключалась в том, чтобы привести в порядок русскую митрополию. Ранее еще ни разу сами новгородцы не выбирали себе пастыря, да и не могло было быть так, что предыдущий архиепископ, радеющий за единство русской церкви и проводящий волю митрополита Климента, вдруг, оставил свои пастырские дела и удалился в скит.

По сути, Нифонт, к слову, выглядящий даже несколько моложе князя, никто и звать его «никак», он не рукоположен, а выбран вечевым собранием. Ересь. За такое в Европе, словно альбигойцев, сожгли бы всех, и детей и стариков и католиков и еретиков, чтобы, как было сказано, вернее еще будет произнесено: «Бог сам разберется там, кому в рай, а кому в рай». А на Руси не воинов посылают, а миссию со старушкой во главе. А смог бы я выжечь новгородцев? Детей? Нет, да и остальных, нет. Я бы расселил бы их. Руси нужны люди, даже долбанутые на почве религии.

Только сейчас до меня дошел весь тот посыл, вся та сложность, которая образовалась на Руси из-за Новгорода и его стремления жить самостоятельно. И вот это обращение «великий князь»! Это прямой вызов Изяславу Киевскому. В иной реальности такой вызов Мстиславовичам бросил Юрий Долгорукий, сейчас это сделал его сын.

— Князь, коли обидел тебя чем-то, то ты обиды не держи. Я никому не кланяюсь, а тебе поклонился так, как это делал в присутствии самого василевса, — беззастенчиво лгал я, стараясь все же разрядить обстановку.

Я выстоял, я могу теперь любому из присутствующих бояр, что сидят, поджав хвосты, высказать. Я не склонился! Они же упали в ниц. А князю нужно было без урона достоинства выйти из положения, сейчас я помогал ему это сделать. Было видно, что Нифонт играет большуюроль во всех политических событиях и, возможно, не столько сам Ростислав Юрьевич стремится к большой власти и к провозглашению себя равным великому князю Киевскому, но и Нифонт, как выразитель чаяний новгородцев, двигается в эту сторону.

Хочет стать митрополитом? Это весьма возможно, если только выиграет Ростислав. Хотя, нет, не возможно. Потому что не выиграет Ростислав. Я-то знаю, что южные князья, да и не только они, а и при поддержке иных князей, уже могут сильно больше, чем даже два года назад.

— Говоришь, что и перед василевсом не стоял на коленях? Но как такое возможно, когда все падают ниц пред ним? — спрашивал Ростислав.

Было понятно, что у него пошел откат, что он не хочет уже прямо здесь убивать меня. Правда, мне не стоит рассчитывать, что гроза миновала. Небо все покрыто кучевыми облаками и повторно может случиться и гром, и молния.

Я вкратце рассказал только что выдуманную историю про то, что даже выиграл в рыцарском турнире, вот потому и не требовали с меня поклонов. Приврал, конечно, да и не соблюл хронологию. Но пусть меня кто-то поправит! Нет таких? Значит могу и дальше рассказывать, как я имел жену императора… Стоп, понесло меня в мыслях. Я же, на самом деле, с женой императора это…того…

— А я смелость уважаю! — рассмеялся Ростислав. — А ты до глупости смел. Что ж, поешь за моим столом, выпей из моих кувшинов. А после и поговорим.

— Постой, великий князь! — со своего места за большим столом встал Нифорнт и направился ко мне.

В руках у псевдосвященника был лист бумаги. И я понял, что мне сейчас должны предъявить. Не устрашился, а возрадовался наличию бумаги у Нифонта. Пошла вода горячая! Начали действовать мои люди, Спиридон не подвел.

— Ты знаешь, что это? — не подходя до меня шагов пять, став так, чтобы оставаться равноудаленным от стола и от меня, потряхивая бумагой, спросил Нифонт.

— Бумага выделки моей ремесленной общины, — спокойным голосом отвечал я.

— А что написано тут, знаешь ли? — последовал второй закономерный вопрос.

— Почем мне знать? Я продал князю Андрею ранее пять тысяч листов бумаги, чернила и перья. Но я не мог приставлять своих людей следить, что пишется на листах княжьих! — с недоумением отвечал я.

После пережитых эмоциональных качелей, мне отчего-то было легко сыграть почти любую эмоцию.

— Так кто народ боломутит? — воскликнул Ростислав.

Это хорошо. Фокус внимания сейчас смещается на другую проблему, а неприятная для всех ситуация, связанная со склонениями меня к поклонам, будет усердно забываться. Уверен, что, будь у меня не более тысячи воинов, церемониться никто не стал бы. На колени бы поставили. Пусть мертвым, ибо живым не дался бы, но поставили. А еще у меня есть и воины и много сюрпризов, о которых здешняя шантропа не знает, но о которой может догадываться. Силу признают не только в этом времени, она всегда, во всех мирах призвана регулировать человеческие отношения и поступки.