Я был аргонавтом (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич Страница 11

И что вы мне скажете? Стоило вырываться, бежать к товарищам, поорать — спасите, меня нимфы насилуют? Даже не несколько, а только одна. Так ведь люди здесь древние, не поймут. А уж коли наяда взялась кого-то насиловать, она доведет дело до конца. М-да... В общем, не сопротивляйтесь женщине, даже если она только что вылезла из родника.

Утро наступило с рассветом. М-да, мудрая мысль. Я проснулся, чувствуя себя разбитым, словно всю ночь таскал мешки. Девушки рядом не было, даже место, где она засыпала, уже остыло. С трудом, но сумел встать.

На поляне никого не было, кроме костра и незнакомого пока аргонавта, помешивающего что-то в котле. Судя по запаху — все та же похлебка. Эх, сейчас бы кофейку испить, но где его взять? Надо было «Арго» на Аравийский полуостров выруливать, там, как я слышал, козы питаются кофейными зернами.

— У тебя совесть есть? — мрачно поинтересовался дежурный аргонавт.

— В каком смысле? — не понял я.

— Ты что, ночью не мог за котлом присмотреть? Или богиню свою попросить, чтобы она поляну от всех тварей закрыла.

Присмотреть за котлом или попросить о том свою богиню? О чем это он? Я и не помню никакого котла, тем более, ночью у меня имелось более важное дело, чем наблюдение за посудой.

— Я вчера вечером, пока остальные дрова на берег таскали, похлебку сварил. Народ с утра будет похмельный, есть захочет, а мне ее только подогреть, вот и все, — пояснил парень. — Сварил, оставил вон под тем деревом, а ночью сюда еноты пришли, и все сожрали.

— Еноты? — растерянно переспросил я, удерживаясь, чтобы не захохотать, а иначе рисковал получить по лбу поварешкой. Или, как называется в нашей Древней Элладе большая ложка, которой помешивают варево?

— Они, сволочи, — подтвердил парень. — Мне с самого утра пришлось и котел мыть, и снова еду готовить.

Вытащив из котла поварешку, подул на нее и снял пробу. Раздумчиво прожевав, посмотрел на меня:

— Давай свою миску, проверим — съедобно или нет.

Ничего себе, он на мне проверит, съедобно или нет. Впрочем, возмущение не помешало подставить миску. Попробовал, вроде и ничего, а распробовал, так и вкусно. Тем более, что сегодня в клейстер добавлена не рыба, а кусочки мяса. Правда, пресновато как-то.

— Вкусно, но соли не хватает, — опустошив половину порции.

— А соль у нас кончилась, — сообщил парень. — Вчера, когда жертву богам приносили, последнюю извели. Я малость морской водички добавил, чтобы посолоней было. Теперь, пока жилья не найдем, без соли придется есть. Не самим же выпаривать?

Я кивнул, хотя и не представлял, как можно выпаривать соль? Слышать, разумеется, слышал, но как это делается не знал.

— А где народ? — поинтересовался я.

— Так на берегу все, спят еще, — ответил аргонавт и усмехнулся. — Ты же здесь ночью с девушкой был, не решились тревожить. Наяда, она хотя и маленькая, но все равно богиня.

Вот те на. А я-то думал, что мое исчезновение с берега и все прочее осталось незамеченным. Как же. У нас как в колхозе, ничего не спрячешь.

— Ты счастливец, — вздохнул кашевар. — Наяда тебе подарила любовь на целую ночь. А вот моя...

— Ты влюбился в наяду?

— Она нереида, дочь морского царя, — снова вздохнул аргонавт. — Я ее увидел, когда она мчалась мимо нашего корабля верхом на дельфине. Фетида всего один раз посмотрела на меня, и я понял, что больше не сумею лечь ни с одной женщиной в мире. Но я бы хотел, чтобы у нас была не одна ночь, а чтобы от нее родились дети.

— Фетида, дочь морского царя, — протянул я, пытаясь вспомнить — где слышал это имя? А ведь слышал и, неоднократно.

— Но кто я такой, чтобы морская царевна уделила мне внимание? — горестно произнес аргонавт. — Пусть я и внук Зевса, но дед сам собирался посвататься к Фетиде.

И тут в моей голове снова щелкнуло. Фетида, дочь морского царя, к которой сватался Зевс, но передумал и выдал ее замуж за смертного героя. Точно. Дочь морского царя — это же мать Ахиллеса! Фетида купала младенца в какой-то подземной речке, сделав его неуязвимым, за исключением пяточки, за которую она держала младенца. А Ахиллеса еще именовали Пелидом, по отцу.

— Тебя же Пелей зовут? — поинтересовался я, а когда парень кивнул, весело спросил: — Хочешь, я немного попророчествую?

— А ты пророк? — с сомнением поинтересовался Пелей.

— Какой из меня пророк? — хмыкнул я. — Ты же слышал, как Лаэрт меня обозвал? Так что, я котломой. Просто, иногда накатывает. Так хочешь или нет?

— А что мне тут в жертву принести и кому? — с сомнением покачал головой парень.

— Так Гере, конечно же, — уверенно сказал я. — Коли пророчество о семье и браке, кому же еще? А что принести... Вон, у меня еще немного похлебки осталось.

Я вылил остатки еды в костер, ожидая, что она зальет горящие угли, но вместо этого огонь вспыхнул еще ярче, устремив пламя куда-то вверх.

— Ух ты! — озадаченно выдохнул Пелей. — А жертва-то богине угодна.

— Неважно, какая жертва, главное, что от чистого сердца, — кивнул я, внезапно вспомнив, что перед тем, как стать супругой Пелея, нереида затеяла состязание по борьбе и превращалась то в медведя, то в огонь, а то в змею. Но оракул никогда не бывает конкретен. Как там пророчества-то произносят? Ага. — Станешь ты мужем морской царевны, если сумеешь укротить ее переменчивость.

— А поточнее нельзя? — нахмурился парень.

— Поточнее нельзя, — строго отозвался я. — Но ты главное пойми — у тебя будет возможностьстать мужем морской царевны, а уж как ты возможность используешь — твое дело. Согласись — это гораздо лучше, чем страдать.

Пока озадаченный Пелей снимал котел с огня, я пошел на берег звать аргонавтов завтракать.

Там проснулись еще не все, хотя кое-кто уже занимался делом — плескались в море, выгоняя остатки вчерашнего хмеля или чинили одежду.

Кое-что здесь изменилось. Точно помню, что вчера в этом месте горел костер, на котором мы сожгли тело Идмона, а теперь высится пирамида, сложенная из огромных камней. Это что, памятник аргонавту или знак будущим путешественникам — мол, здесь есть вода?

Ясон, присевший в сторонке, переговаривается с кормщиком и что-то записывает на пергамент (нет, скорее всего это папирус, отсюда не видно). В уж не лоцию он составляет? А там Автолик, вместе с Лаэртом мастерят какое-то изделие из кожи. Ишь, кружок кройки и шитья. Увидев меня, сын Гермеса и его зять, быстренько спрятали рукоделие за спину. Ладно, имеют ребята право на свои тайны. Другое дело, что Лаэрт очень быстро оклемался после вчерашнего. И нос не сломан и даже синяков под глазами нет, а положено. Или Асклепий лечил его не только холодной водой, но и какой-то магией?

— Завтри-ии-к! — как можно противнее проорал я. Ох, как здорово было посмотреть, как аргонавты подскакивают.

Потом, правда, пришлось быстро убегать, потому что некоторые несознательные путешественники, спросонок принялись бросаться в меня камнями. Один, самый здоровый, явно брошенный моим другом Гераклом, просвистел мимо уха. Впрочем, если бы полубог хотел попасть, он бы попал.

После завтрака мы привели поляну в порядок, собрав весь мусор, который и мусором-то нельзя назвать — кости там, обрывки шкур и веревок, деревяшки и кусочки коры — все экологическое и вскоре должно быть утилизировано самой природой. Теперь о нашем пребывании говорило только кострище.

После завтрака я малость прибарахлился, превратившись из нищего бродяги во вполне респектабельного эллина. То, как меня снаряжали, напоминало помощь рыбаков бедолаге, провалившемуся под лед — кто-то поделился запасными носками, кто-то уступил второй свитер, а кто штаны и так далее. Вот и меня одевали всем миром. Хитон, (а еще миску с ложкой) выделил сам Геракл, плащ подарил Орфей, а шляпу, совсем новую, вручил Пелей. Широкополая, с небольшой тульей — лучшее укрытие головы от палящих лучей. Мне даже было неудобно брать, но аргонавт очень хотел отблагодарить меня за хорошую, хотя и невнятную новость.

Неожиданный дар сделала Аталанта. Мужчины, как правило, не обременяют себя вещами, обходясь тем, что есть на себе, а женщины, иной раз, имеют некий запас. Вот и сейчас, девушка отдала мне свои старые сандалии. И, неважно, что у них сопревшие ремешки, лопнувшие в трех местах, а пальцы и пятка выступали над подошвой, зато я смог теперь ходить и по берегу и по палубе, не опасаясь пораниться о камень или занозить ногу.