Тафгай - Владислав Викторович Порошин Страница 20

И надо сказать угрозу она свою сдержала. А когда градусник вырос до размеров большого уличного термометра, Ольга Борисовна, оседлав меня, вставила его себе туда куда надо.

«Вот это я понимаю, вот это медицина! Хорошо, — выдохнул голос в голове. — Сейчас бери спирт, и к мужикам на политинформацию».

«Обойдёшься, — зло выпалил я. — По твоей милости замужнюю бабу трахаю. А я к этому не привык!»

«Теперь привыкай, — расслаблено ответил голос. — У неё муж ответственный партийные работник, у которого нервы, командировки и конференции, что ей теперь прикажешь до срока увядать?»

— Да, Ванечка, — обмякла и легла на меня Ольга Борисовна. — Хорошо, — тихо призналась она.

При счёте тринадцать — тринадцать я снова встал на подачу. И от досады на себя, на свою беспринципность, я зло ударил по мячу пару раз ладонью, вгоняя его в пол. Отошёл как можно дальше от лицевой линии, подбросил кожаную сферу вверх, разбежался, подпрыгнул и вмазал. Мяч, рассекая воздух с большой скоростью, просвистел на половину площадки сборщиков и воткнулся в голову одного из зазевавшихся мужиков, который вовремя не присел. Так возможно был бы аут, а теперь мяч улетел от ошарашенного работяги на балкон.

— О-о-о! — Ухнули все болельщики и зааплодировали.

— 14 — 13, подача ремонтников, — захлопал и сам судья на вышке. — Контрольный мяч!

— Ванюша давай! — Взвизгнула с бровки Света.

— Не посрами! — Грянул Самсонов.

«Слышь, ты там, в голове! — выругался я. — С Ольгой Борисовной всё! Баста!»

«Зарекался козёл в огороде капусту не есть», — хохотнул в ответ голос.

Я прижался спиной к стене спортзала, подбросил мяч, разбежался, подпрыгнул и ударил так, чтобы вопросов больше про медпункт не возникало. На этот раз команда двух сборочных цехов, не сговариваясь от пушечного выстрела, разбежалась в надежде на аут. Но волейбольная удача была со мной, и мяч попал в линию.

— Партия! — Заулыбался рефери. — 2–1 в пользу ремонтников. Смена площадки.

После врачихи я зашёл в буфет и купил там трёхлитровую банку томатного сока, а потом спустился к мужикам в нашу маленькую секретную комнатку. В кармане у меня была справка, по которой я в понедельник от смены на заводе отстранялся, чтобы пройти подробное обследование в поликлинике по поводу капризного шума в ушах. Именно так я сформулировал свой недуг для Ольги Борисовны. Правда я хотел три дня, но медсестра категорически воспротивилась, пустив скупую женскую слезинку. Пришлось согласиться на то, что дали.

— Вот и молодец, — потёр азартно ладони Данилыч. — И врачихе — хорошо и нам — неплохо. Волшебный пузырёк на раз, два — вынимай!

— Всё, — хмыкнул я. — Муж из командировки вернулся, эрекцию ему в санатории для партийной номенклатуры починили, вот справка. И с сегодняшнего дня у нас здесь трезвость — это норма жизни.

Данилыча от слов трезвость и норма жизни перекосило, как от инсульта.

— Кстати, — продолжил я. — Казимиру Петровичу пить нельзя, он у нас завтра женится. Будем употреблять сок, — я водрузил банку с напитком кроваво-красного цвета из томатов на стол рядом с закуской.

— Данилыч крепись, — поддержал идею с временным сухим законом Казимир. — У меня на свадьбе наверстаешь. Смотри, что в газетах пишут…

— Да идите вы с газетами! — Вскрикнул обломавшийся с выпивкой бедолага. — Это что ж такое дома будет, если я сегодня в пятницу трезвый приду? Нельзя же своих близких так сразу нервировать!

— Согласен, — улыбнулся я. — Гуманистические ценности нашего общества нужно блюсти. Поэтому предложение такое, приходишь трезвый. Рассказываешь жене о мировом кризисе капитализма и ставишь её в коленно-локтевую позу, чтобы компенсировать потерю нервных клеток.

— Чего? — Данилыча передёрнуло, как паралитика.

— Иван прав, — улыбнулся одними уголками рта Казимир. — Не дорабатываем мы с политической грамотностью на женском фронте. Когда жена просит новые сапоги её же не интересует, что в капстранах рабочих угнетают. А должно!

— Чего? — Данилыча снова нервно передёрнулся.

— Даже Ленин через это дело приобщал женщин к Мировой революции, — припомнил я кое-что из истории. — Надежда Константиновна — раз, Инесса Арманд — два.

— Надю не трожь! — Взвыл Данилыч и вприпрыжку покинул заседания нашего стихийного пролетарского кружка.

В четвёртой партии за счёт вернувшейся ко мне подачи оторвались на семь очков.

— 13 — 6, подача ремонтных цехов, — показал рукой судья.

На подачу вышел пацифист и пофигист Колян. Длинные волосы как звезда сцены отбросил назад, и лишь на чуть-чуть подбросив мяч, влепил по нему нижним основанием ладони. Подача вышла так себе, но на ту сторону перелетела. Сборщики, легко приняв такой простенький волейбольный выстрел, красиво разыграли, выведя на решающий бросок своего диагонального, который сбоку щёлкнул что есть силы. И только я подумал, что всё – потеря подачи без вариантов, как вдруг Мефодий нырнув рыбкой, проехал на животе и успел сунуть ладонь между паркетом и мячом. Кожаный шар взвился на три метра ввысь. И я, недолго думая, выпрыгнул и бабахнул по нему, метя куда-то в угол вражеской половины площадки. Мужики со сборочных цехов растерялись и получили четырнадцатое очко.

— Мяч в поле, счёт: 14 — 6, подача ремонтников, матчбол! — Дунул в свисток судья.

— Ванюша давай! Мальчики забейте ещё один! — Прыгала на месте и требовала Светка, которая оказалась человеком очень настойчивым и устремлённым.

Перед самым концом смены, когда я уже рабочее место привёл в порядок, и листал учебник по «Истории», все же семилетнее образование нужно было исправлять хотя бы на десятилетку, явилась — не запылилась дочка физорга Светочка. Причёска, туфли на каблуке, платье чуть выше острых коленок. Прямо модный подиум для девочек-подростков среди серых железных стеллажей с заготовками. Ну, не тянула Света на свои девятнадцать лет!

— Привет! — Защебетала она. — Закончил уже работу?

— Нет, читаю учебник по истории мехобработки, — соврал я.

— А ты не хочешь меня куда-нибудь пригласить? — Девушка мило похлопала большими глазками.

— Нет, — я опять опустил голову в книгу.

— А в кино в субботу на последний сеанс? — Услышал я над ухом.

— И в субботу в