Ревизор: возвращение в СССР 9 (СИ) - Винтеркей Серж Страница 25

Галия, как вернулась из института и услышала, что я уже еду, побежала меня вниз встречать. Вдвоём мы съездили в отделение милиции и получили её новый паспорт. Какая же она здесь на фотографии счастливая, — подумал я, разглядывал документ.

— Мне теперь надо на заводе и в институте фамилию поменять, уведомить всех, — радостно сказала Галия.

— Нет, солнышко. Сначала мы получим ордер на квартиру. Пропишемся по новому адресу, а потом ты пойдёшь и всё сразу везде поменяешь, и фамилию, и адрес.

Жена скривила рожицу. Ей не терпелось стать везде Ивлевой и в институте, и на работе.

— Потерпи ещё буквально чуть-чуть, — шепнул я ей. — Свой угол важнее.

Она заулыбалась загадочно.

На следующий день, как и договаривались, я сразу после пар метнулся к Сатчану. Он забрал у меня паспорта, свидетельство о браке. А я ему передал конверт с двумя тысячами восемьюстами рублями. Никто, конечно, никакой расписки мне не дал. Всё на честном слове. Но я поймал себя на мысли, что вместо беспокойства чувствую только азарт и предвкушение, изрядно сдобренные старательно сдерживаемой эйфорией. Подумать только, я едва школу закончил, а у меня уже будет своя квартира. Причем в Москве. Ешкин кот, как же это здорово… Как совсем по-другому у меня жизнь складывается, чем в той, прежней, молодости. Вот что значит опыт.

— Заберёшь у меня паспорта на следующей неделе и получишь в ЖЭКе ключи, — проговорил Сатчан, пересчитав под столом деньги из моего конверта. Он туда же сложил наши паспорта и свидетельство о браке и спрятал к себе в портфель. — Как съездили на пищекомбинат? — резко переключившись, спросил он.

— Очень удручающее зрелище этот пищекомбинат, — честно ответил я. — Занимает помещения дореволюционной конюшни или каретного сарая, представляешь?

У Сатчана брови взметнулись вверх от удивления.

— Оборудование такое ощущение, что с тех же времён, — продолжил я. — Сальники все текут, масло хлещет. Внутри они пытаются красоту навести, стены штукатурят. А снаружи видно, что там было когда-то пять ворот на пять экипажей. Их ещё до войны заложили кирпичом, директор говорит, каждый год штукатурим и снаружи, и изнутри, а всё равно стены текут в косой дождь. То ли с раствором нахалтурили, то ли кирпич такой. Короче, там работать нельзя. А уж тем более пищевую продукцию производить. Я тебе это ответственно заявляю. Грибок из-за сырости появился, темень, как в пещере, окон нет, в полумраке целый день сидят. Масло по полу ручьями течёт, все в сапогах резиновых целый день ходят. Разве за это их отцы воевали? — понесло меня. — Чтобы в таких пещерных условиях рабочий класс трудился⁈ Да где это видано⁈ В столице СССР! В семьдесят первом году!..

— А что? — почесал подбородок Сатчан. — Это же Гагаринский район?

— Гагаринский, — кивнул я, пытаясь просчитать, что он придумал.

— Вы что в акте написали?

— Вот, как есть, так и написали, — мрачно ответил я.

— Очень хорошо, — задумчиво постучал карандашом по столу второй секретарь.

— Со мной не поделишься мыслями? — прямо спросил я. — Чтобы понимать, к чему готовиться.

— Не надо ни к чему готовиться. Я ещё сам не знаю. Думаю вот пока, — подмигнул он мне.

Настроение у него хорошее. Уже что-то придумал, зуб даю. Явно планирует каких-то своих конкурентов подсидеть.

Сегодня вечер пятницы, после Сатчана сразу поспешил к Шадриным. Мы с женой, уже которую неделю подряд, ездим семичасовым автобусом в деревню. С нами уже кондукторша начала здороваться.Бабушек и предупреждать не надо. Вон, во всех окнах свет горит. Ждут нас.

Ещё на подходе заметил какие-то блики на улице напротив нашего дома. Только, когда близко подошли, разглядели в темноте чёрную Волгу. Батюшки! Никак Балдин приехал! Письмо, что ли, от бабушки получил?

Чуть ли не бегом поспешили к дому. На крыльце наткнулись на водителя генерала. Обрадовался ему, как родному. Это был тот же срочник, что весной к нам в Святославль генерала привозил.

Пожали руки друг-другу, и тут я заступорился.

— Прости, не могу вспомнить, как тебя зовут, — сказал я ему. — Я не мог забыть. Неужели мы с тобой тогда не познакомились? Павел, — протянул я ему руку.

— Егор, — он улыбнулся и пожал мою руку в ответ.

Галия поздоровалась с водителем и проскочила в дом. Я зашёл следом.

— О! Какие люди! — воскликнул генерал, сидящий с бабушками и Трофимом за столом. — Ну, знакомь с женой!

Эмоции у всех били через край, старики уже пригубили и задавали тон. Мы с Галиёй от них прониклись той радостью от встречи, которая в первой жизни у меня стала появляться где-то после пятидесяти пяти. Когда радость от любой подобной встречи двойная: и самой встрече рады, и тому, что мы все до неё дожили.

Мы с женой тихонько сидели за столом весь вечер и слушали стариков. Они мало говорили про войну. Всё больше одними, только им понятными, намёками. Много раз выпили-закусили. Потом запели. Все четверо. Это удивительное поколение, которое ни война не сломала, ни послевоенная разруха и голод. Про личную жизнь я вообще не говорю. Бабушка одна дочь растила, потом внуков. Никифоровна, вон, вообще без детей осталась…

Наконец, они сделали перерыв. Дед с генералом вышли покурить. Я, естественно, за ними.

— Ну, как тебе Москва? — спросил меня Балдин.

— Москва красивая, — не придумал я ничего лучше, что ответить. Меня Славкина служба очень тревожит. Голова занята тем, как бы на неё стрелки перевести в разговоре с генералом. А то, когда ещё поговорить удастся. — Были в Святославле недавно, — начал я издалека.

— Свадьбу играли. Слышал, слышал, — перебил меня генерал.

— С другом виделся. Он весной с подругой на мотоцикле разбился. В люк открытый влетели. Мы поймали того, кто люк снял, но это не важно. Девчонка больше трёх месяцев в коме пролежала. И друг весь переломался. Всем классом с ним сидели по очереди, чтобы он к экзаменам готовился. С гипсом экзамены выпускные в школе сдавал.

— Сдал? — спросил Трофим.

— Сдал. Мы все были уверены, что ему отсрочку от армии хотя бы на год дадут после таких травм. А только на полгода дали. Ему восемнадцать в начале декабря исполнится, боимся, что призовут. А у него девушка ещё не полностью восстановилась после комы. А она с бабушкой живёт и двумя братьями маленькими. Один из братьев на инвалидности, отстаёт в развитии. Ещё дед после инсульта еле ходит, только по дому. Там, короче, без Славки кердык всем. Формально он ещё со своей девушкой не женат, а по факту вся её большая беспомощная семья уже на нём.

— И что ж ты хочешь? — сразу как-то холодно посмотрел на меня генерал. — От армии его откосить?

— Нет, конечно. И в мыслях не было. Да и он на это не согласится, — поспешил я заверить Балдина. — А вот если бы его в нашу часть пристроить служить под Святославлем, я туда на стрельбы мотался, это недалеко, то было бы хорошо. Если его по выходным домой будут отпускать, он всё успеет. И дома поможет, и в армии отслужит. Он кстати, бухгалтером работает на нашем механическом заводе, может очень полезным быть для командования. Отчёты какие-нибудь делать. Или, я не знаю, что у вас там в армии?

— Отчёты делать… — усмехнулся генерал. Взгляд его после моих заверений, что никто от армии косить не собирается, снова потеплел. — После переломов он разве не ограниченно годным должен быть?

— Вот этого я не знаю. Он же молчит, ничем не делится. Всё сам, да сам, — проворчал я.

— Ладно. Узнаем. — пообещал генерал. Я чуть не подпрыгнул от радости. — Как фамилия?

— Комарцев Станислав.

— А ты знаешь что, позвони в понедельник моему адъютанту, — ткнул меня пальцем в грудь Балдин. — Продиктуешь ему. У тебя же есть его телефон?

— Есть, я же летал в Пермь, помните? — обрадовался я. — Спасибо, Эдуард Тимофеевич! Обязательно, позвоню.

— Эльвира за зятя просит, ты за друга. Хоть не приезжай к вам, — рассмеялся генерал, потом подмигнул и покосился на своего водилу.

Генерал с Трофимом пошли в дом, а мы с водителем остались.