Шикша (СИ) - Фонд А. Страница 25

— Мы привлечём школьников, заложим опытное пионерское поле, где дети будут проходить сельскохозяйственную практику и получать навыки агрономического дела. А главное — мы уже сейчас начнем готовить смену будущих агрономов, которые займутся интродукцией борщевика по всей стране!

— Отлично! — Караулов воодушевленно хлопнул ладонью по столу, глаза его пылали, — а вы что?

— А мы сможем проводить опыты по приживаемости борщевика в вашей природной зоне. Проведем исследования калорийности надземной массы, сахарного минимума и химического состава. И главное! — Абрамовский поднял палец вверх, — Да. И я уверен, что это будет изумительный результат. Так вот, главное — мы научимся получать высоковитаминные комбинированные силосы в огромных масштабах! Мы накормим нашим силосом всех коров и овец Советского союза! И начнем уже прямо сейчас.

— Как сейчас? — схватился за голову Караулов, — разгар лета, все поля давно засеяны.

— А я рассматриваю борщевик в том числе и как пожнивную культуру, — спокойно парировал Абрамовский. — Вот соберёте овёс на зелёный корм или что там у вас ещё растёт, а на том месте посеем борщевик.

Караулов кивнул.

— Когда собирать планируете?

— Через неделю, — улыбнулся Караулов счастливой улыбкой.

— Ну вот, значит, через десять — четырнадцать дней мы уже засеем первые три поля борщевиком! — потирая от переполняющего энтузиазма руки, заявил Абрамовский. — Начало будет положено.

— Эх! За это надо бы выпить, — заявил Караулов, — но у нас на всё лето сухой закон, пока не соберем урожай. Ну вы же понимаете?

— Понимаю, — кивнул Абрамовский. — Но мы осенью хотим открыть Народный университет по распространению интродуцированных видов. Поэтому приедем к вам тоже. Урожай проверим, опыты проведём, заодно и отметим.

Они ещё немного поговорили о всяко-разных делах, и мы с Бармалеем вышли.

— Вот ты меня подвела! — сердитым шепотом отчитывал меня по дороге Бармалей, когда мы уже вышли из здания. — Рассказывай теперь, где ты всё это вынюхала?

— Да не знаю я! — оправдалась я, беспомощно разводя руками, — само как-то в голове появилось.

— Ох, Горелова, Горелова, что-то ты явно недоговариваешь, — попенял мне Бармалей.

— Я к следователю после ужина иду. Он разберется, — примирительно ответила я.

— Ох, что-то мне слабо верится, — покачал головой Бармалей.

— Кстати, Иван Карлович, — вдруг вспомнила я и аж остановилась посреди дороги, обильно поросшей по обочинам ромашками и пушицей, — отдайте мне мой паспорт. И подскажите ещё, что там у меня с деньгами?

— С какими деньгами?

— Ну, не знаю… зарплата мне какая-то ведь положена? Или суточные, если это командировка? Или полевые? Что-то в денежном эквиваленте. Завтраки мы же сами себе готовим, так мне Анфиса сказала…

— Не Анфиса, а Анфиса Поликарповна, — строгим голосом перебил меня Бармалей.

— Да, Анфиса Поликарповна, — послушно повторила я и продолжила, — мне же нужно продукты в магазине купить, и сапоги новые… да много чего еще.

— Вот, возьми пока, — Бармалей ткнул мне в руку пару мятых купюр. — На завтрак хватит. А завтра с утра зайдешь в бухгалтерию, и они тебя рассчитают. Это в управлении, где мы были, только на первом этаже. Спросишь там.

— Спасибо, Иван Карлович, — поблагодарила я, сунув деньги в карман. — Завтра получу зарплату и верну вам…

— Не начинай, — отмахнулся Бармалей.

Мы как раз дошли до одноэтажного длинного здания из серого бетона, выстроенного буквой «Г», и Бармалей завернул туда:

— Ужинаем здесь, — пояснил он, и мы вошли.

Внутри, у порога, были две металлические вешалки, куда мы с Бармалеем повесили куртки, в другой комнате находилась рабочая столовая, сейчас ещё совсем пустая.

— Роза, здравствуй, — улыбнулся Бармалей, когда ему навстречу выкатилась низенькая шарикообразная женщина явно восточных кровей. — Что у нас сегодня на ужин?

— Здравствуй, дорогой Иван Карлович, здравствуй! — разулыбалась в ответ она, блеснув золотым зубом, и перед нами словно из воздуха материализовались две огромные тарелки, наполненные пшённой кашей, зажаренной на сале. К каше каждому полагалась огромная котлета и салат из свежей капусты.

Испорченное настроение Бармалея понемногу начало улучшаться, он набросился на еду, а я вдруг увидела зеркало. Большое трюмо с чуть потрескавшейся амальгамой по краям, находилось в углу столовой, где кормили рабочих. Не удержавшись от соблазна (у нас в лагере зеркала не было, у меня так точно, Аннушка своё невзначай разбила, давно ещё, а у Нины Васильевны просить было бессмысленно, поэтому своё отражение я видела очень смутно, лишь в наполненной водой бочке), а тут прямо такое огромное зеркало! Я подошла к нему и пораженно уставилась на своё отражение: на меня смотрела невысокая худенькая девушка с обветренным загорелым лицом, на котором выделялись широко посаженные серьёзные глаза серого цвета.

Я смотрела на себя и смотрела, так как увидела себя впервые. Не знаю, была ли я разочарована или нет, сейчас понять было трудно. Почему-то я себя представляла по-другому — кареглазой брюнеткой. Не знаю, с чего вдруг так.

— Зоя! Ты есть идешь? — недовольно окликнул меня Бармалей, — остынет же. Да и к следователю опоздаешь.

Я еще раз внимательно взглянула на себя и поплелась ужинать.

— А это правда, что там, на пятьдесят восьмом, злые духи обитают? — Роза поставила перед нами два стакана с компотом из сухофруктов и с абсолютно бесцеремонным любопытством уставилась на меня, — ты их видела? Страшно было?

— Что? — чуть не подавилась котлетой я.

— Говорят, что место там проклятое, — не унималась женщина, пытливо поблескивая черными, как маслинки, глазами.

— Роза, вот что ты сейчас несёшь? — рассердился Бармалей, — какие ещё духи? Какие проклятия? Бабские суеверия! Дай хоть поесть спокойно!

— Иван Карлович, дорогой, я же не мешаю. Ты кушай, дорогой, кушай. А мы пока с девушкой твоей поговорим. Интересно же, — не унималась Роза, улыбаясь и хлопая длинными ресницами (глаза у нее были по-восточному красивые, миндалевидные). — Давай я тебе еще котлету принесу? Хочешь?

И, не дав Бармалею ответить, опять набросилась на меня:

— Туда же Ледков с Хрущёвым летали. Ну… этих… забрать, — чуть смутилась она, вильнув взглядом на Бармалея, но тот жевал, задумавшись о чем-то своём. — А потом неприятности начались: Хрущёва сперва невеста бросила, вечером это было, и в эту же ночь он ногу сломал. Представляешь?

— Пил твой Хрущёв всю ночь небось, после того, как его баба бросила, шатался по дороге пьяный, вот ногу и сломал, — проворчал Бармалей, — а ты опять сплетни ходишь по всему посёлку распускаешь. Ох, смотри, Роза, рано или поздно Караулов узнает — будешь ты у него бедная.

— Но ведь таких совпадений не бывает! — не унималась Роза. — А у Ледкова тоже одни неприятности: уже второй труп в тайге за эти три дня находят. И все «глухари». Вот ты мне теперь скажи, Иван Карлович, ты же у нас умный, так разве бывает, чтобы просто так неудачи одна за другой шли?

— Так Ледков следователь, у него постоянно трупы, — раздраженно рыкнул Бармалей. — Профессия такая! Никто же его не заставлял выбирать такую работу. Жарил бы котлеты на кухне, как ты, — никаких трупов бы и близко не было!

— Так неприятности у обоих же сразу! — не сдавала позиции Роза, — И вот докажи, Иван Карлович, что это не злые духи их прокляли?

В общем, еле-еле Бармалей её прогнал.

А после ужина он пошел по делам, а я отправилась сразу к следователю.

Кабинет следователя Ледкова находился в том же здании, где сидел Караулов, только с другого входа и на первом этаже. Так что дорогу я знала.

Следователь встретил меня раздраженно, он имел крайне уставший вид: под рыбьими глазами мешки, на щеках и подбородке — густая, как щётка, щетина. Побеседовав со мной, он задал пару вопросов, не надеясь получить интересных ответов, и я уже почти вздохнула с облегчением, как вдруг, подавая протокол на подпись, он задал неожиданный вопрос: