Анатолий Махавкин - Звери у двери (СИ) Страница 26

   Оля покачала головой и печально улыбнулась. Свет в её глазах потускнел и умер.

   - А мне кажется, мы навсегда останемся здесь. Наверное, должно быть страшно - чужой мир, чужие люди и мы сами превращаемся в кого-то другого, - Ольга перевернулась и ткнулась лицом в мою грудь, - но самое ужасное, что мне ни капельки не страшно. Словно всё так и должно быть. Только холод, пустота и ожидание чего-то непонятного. Наверное, так чувствует себя гусеница, в коконе, перед превращением в бабочку.

   Я погладил её по голове.

   - Ты будешь самой красивой бабочкой на свете. Так тебя и вижу: длинные, ослепительно белые волосы, гладкая бледная кожа и огромные глаза на прекрасном лице.

   Чёрт, да мне и представлять не требовалось, просто смотреть.

   - Ну, ты просто Бледную Госпожу, из сказки, описываешь.

   - А, зацепило!

   Оля подняла голову и её глаза вновь наполнились светом.

   - Очень жалко бедных детей. Представляешь, как им одиноко и страшно бродить по тёмным холодным улицам. А там - бандиты, убийцы и прочие мерзавцы. Уж лучше...

   - Что?

   - Уж лучше эта самая Бледная Госпожа. Вечный сон в облике красивой женщины куда лучше грязного насильника, смердящего смертью.

   - Какой кошмар, - я легко коснулся её губ, - достаточно ужасов на сегодня, пора возвращаться к нашим, пока они не начали паниковать.

   Но гора не успела добраться до Магомета, тот её обнаружил первым.

   - Ага, - Галя просто излучала концентрированный сарказм, - мы, значит, натыкаемся на открытый подвал, из которого смердит, мама не горюй; на кухню, с протухшим окороком, а эти два везунчика находят кровать. Пока мы волнуемся и переживаем - не случилось ли с ними чего, они валяются на мягкой перине. А ну, подвиньтесь!

   И девушка бесцеремонно плюхнулась между нами, после чего, не секунды не колеблясь, положила согнутую в колене ногу на мой живот. Глаза её, при этом, сияли, словно два прожектора. Галя собиралась что-то сказать, но не успела: в тёмном проёме двери появилась ещё одна фигура со светящимися глазами.

   - Ну, в общем, как я и предполагала, - в голосе Наташи звучало лёгкое самодовольство, - Илья, где ты там? Я же тебе говорила, спальня должна быть именно здесь. Вот это кроватка!

   - А в шкафу уже посмотрели? - деловито осведомился Илюха, являясь следом за девушкой, - дом стоял закрытый, может остались какие-нибудь ценности? Не хотелось бы начинать продавать золото. Людишки тут больно ненадёжные.

   - Кстати, о птичках, - я приподнялся, осторожно убрав колено, ничуть не смутившейся Галины, - замок я сломал и теперь нужно посмотреть, как можно запереть входную дверь. Дабы не смущать нашего общего знакомого любителя грустной мистики.

   - Кто сломал - тот и чинит, - жизнерадостно откликнулась Галя, - а я тут поваляюсь. Устала я, вся полностью.

   - Это да, - Илья потёр лоб и опёрся рукой о стену, - вымотался за сегодня, как скотина. Такое ощущение, будто всего набили ледяной крошкой, а внутренности высасывают через трубочку.

   - Есть немного, - поддержала его Наташа и присела на край кровати, - но спать неохота.

   Я поднялся на ноги и вдруг мир, перед глазами, пошёл мелкой рябью. Огромный двустворчатый шкаф, стоящий в углу, медленно пополз в сторону и только некоторым усилием воли, я смог вернуть ему неподвижность.

   - Девочки, поройтесь в сундучке, - сказал я и хлопнул товарища по спине, - пошли, шер ами. Полюбопытствуем, как можно устранить последствия моего хулиганства. И ещё, нужно как-то обеспечить свет. Если товарищи узреют наши прожектора - запросто обосрутся.

   - Я там, из кухни, притащила два канделябра, со свечками, - крикнула нам вслед Ната, - да и камин можно растопить.

   К огромному счастью, в Галкиной сумочке нашлось несколько зажигалок, которые девушка, по старой привычке, отбирала у своих парней. Нет, возле камина висела какая-то хрень, с камешками и промасленной верёвочкой, но как этим воспользоваться не знали ни я, ни Илья.

   Чёртовы свечки в массивных подставках упорно не желали загораться, а только распространяли удушливый смрад какого-то протухшего жира. Илья громко чихал и непрерывно ругался, называя дом, самым смердящим зданием на своей памяти.

   Никто не побеспокоился закрыть люк в подвал, где нашли своё упоение прежние жильцы и в кладовой воняло, как в заднице скунса. Люк захлопнули, но очень скоро вновь открыли, чтобы швырнуть вниз злосчастный окорок, найденный в кухонном шкафу. Кусок мяса тщательно упаковали в промасленную ткань, но это не помешало ему вонять, словно стадо дохлых свиней.

   - Знаешь, - выдохнул товарищ, которому удалось выжать чахлый огонёк из толстого цилиндра свечи, - как подумаю про жратву, так аж комок к горлу подступает! Этот долбанный окорок надолго мне аппетит отбил.

   - А он у тебя был, этот аппетит? - задумчиво осведомился я и повторил подвиг товарища, - ладно, продолжай их насиловать, а я займусь камином.

   В общем, не прошло и полгода, а в гостиной появилось какое-никакое освещение. Свечи мы водрузили на стол, где они тускло тлели, распространяя удушливое зловоние, а сами перебазировались ближе к весёлому пламени, пляшущему на толстых сухих деревяшках. Только теперь стало понятно, насколько прохладно внутри, невзирая на время года. От этого присутствие камина казалось приятным бонусом.

   - О, гляди, как они нехило устроились! - голос Паши застал меня врасплох и оборачиваясь, я едва успел выключить ночное зрение, - камин, все дела. Ну, класс! Смотрите, чем мы разжились!

   Витёк, угрюмо зыркнув в нашу сторону, молча протопал к столу и шмякнул на толстую столешницу объемистый мешок. Второй, такой же, стоял у ног Шпеньки. Сам паренёк замер около взломанной двери и трогал пальцем замок, задумчиво поглядывая то на сломанный запор, то на меня.

   Тем временем, светящийся довольством Паша, залез в недра мешка и выкладывал на стол содержимое, оживлённо комментируя каждый предмет:

   - Хлебушек, ещё один, слегка твердоват, но ничего - погрызём, - две большие буханки, отличающиеся друг от друга размером и формой, - вяленое мяско, ничего себе так, - он понюхал кусок, делая вид, будто собирается укусить, - ладно, ладно, подождём. О, колбаски, обожаю! - два лоснящихся круга в неровной глиняной миске, - сыр, слегка пованивает, но можно и нос закрыть. И гвоздь программы, да-ба-да! Местное вино, - два, неряшливо сделанных, кувшина, с тщательно закупоренными горлышками, - Шпенька, дружище, иди сюда! Поцелую тебя в дёсны.

   "Дружище", видимо разобрал лишь своё имя, да ещё интонацию, но прекратил заниматься ерундой и поставил второй мешок рядом с первым. Его крысиное личико не покидало странное выражение.

   - Мы в расчёте? - негромко поинтересовался Илья.

   - В общем, да, - Шпенька часто покивал головой и покосился на дверь, - и если благородные господа больше ни в чём не нуждаются...

   - Не нуждаются, - тихо сказал я, - можешь идти.

   Его точно ветром сдуло. Ну наконец-то, только свои. Вот правда, один из своих, похоже, крайне зол. Осталось только узнать причину.

   - Витя, какого чёрта? - утомлённо поинтересовался я, - у нас, вроде бы, и так достаточно проблем, без того, чтобы бросаться друг на друга. Или дуться втихомолку. Хочешь высказаться - валяй.

   - Да мне, просто интересно, - Витя качался с носка на пятку, - этот самый Шпенька, как-то странно нас разделяет. Вам, чуть обувь не лижет, а к нам, с Пашей, обращается, словно мы слуги. Или - собаки.

   - Да прекрати ты гнать волну, - спина Павла стала напряжённой, - тебе просто показалось. Ты же не бельмеса не понимаешь в его бульканье.

   - Да нет, кое что уразумел. Всё же их язык похож на немецкий. И он нас, Паша, спокойненько так назвал слугами. У этих, стало быть, хозяев. Да и то, посмотри на них: чистенькие, беленькие, как под копирку сделаны, не то что мы - быдло быдлом. Да?

   - Ну может и промелькнуло какое-то упоминание, - неохотно признал я, - просто не успел объяснить, что мы - одна компания.

   - Угу, - Витёк кивнул, исходя ядовитой яростью, - подумаешь, какое-то чмо в разговоре назвало твоего товарища слугой, ну а ты, вместо того чтобы сунуть ему в рыло, не успел объяснить. Да и то, разговор то коротюсенький был - минут сорок - пятьдесят! Какой же ты мудак, приятель!

   - Витя, - Илья положил парню руку на плечо, но тот нервно отбросил её в сторону, - остынь.

   - Пошёл ты! Пошли вы все! Знаешь, все эти изменения, в первую очередь, происходят у вас в башке. И это всего два дня прошло! А дальше? Прикончите нас, с Пашкой, если мы слово поперёк скажем? Чего там церемонится со всякими слугами!

   Как же он достал со всеми своими истериками! Появилось непреодолимое желание отвесить наглому засранцу чувствительную оплеуху. Пришлось долго отговаривать самого себя; дескать, в чём- то Витя, может и прав. А если и не прав, то нужно быть умнее этого тупого, вонючего, поросшего омерзительной щетиной куска человеческого мяса...