Сердце бога (СИ) - Добрый Владислав Страница 26

— Он безоружен, — визжит кто-то на северном суржике. Я поворачиваюсь на звук. Вижу гада с моргенштерном. Стоит метрах в десяти, за тушей быка. Артефактом своим болтает, явно снова пульнуть примеряется. Сколько у него зарядов? Я поднимаю меч и обнаруживаю, что тот сломан. Осталось сантиметров десять клинка у рукояти. Слом опасный, кривой, таким можно очень результативно ткнуть в печень. Вот только против человека в доспехах эта засточка бесполезна. Я нечленораздельно рычу — сам удивляясь своей злобе. Роняю меч, делаю два быстрых шага к ползающему подранку, краем сознания отмечаю, что нахожусь в кольце врагов, которые азартно тыкают в меня копьями. Я от этих ударов просто отмахиваюсь — доспехи держат, просто удары мещают идти. И раздражают меня еще сильнее. Я ловко ловлю копье, зажав его подмышкой. Обычно после этого просто держат, блокируя оружие. Но я хватаю копье и пытаюсь им выбить его же хозяина из седла. Вместо этого сдвигаю его вместе с конягой, внося сумятицу в ряды врагов. А потом копье ломается. Злость становится какой-то обжигающей, до боли, как будто мне в череп кипятка налили.

Поэтому, когда я добираюсь до бедолаги с разрубленным щитом, вместо того чтобы забрать у него оружие, я хватаю его двумя руками за середину тела и швыряю в ублюдка. Хотя план был изначально именно оружие взять. Мой снаряд мало приспособлен для прицельного метания, его закрутило в полете и поэтому он пролетает метрах в двух от щита с перечеркнутым гербом, в который я целился. Зато по высоте угадал. К тому же, пока мой метательный враг летел, он отчаянно и очень громко вопил — не думал, что человек способен выдавать такой дикий визг. По дороге от него отлетело все, что плохо держалось — сапог, шлем, щит, рука. Поэтому зрелище было занимательным. Даже ублюдок с моргенштерном проследил взглядом за его полетом, поворачивая голову вслед, как болельщик теннисного матча. Мне показалось, даже шлем у него выглядел удивленным.

Это всё меня бы порадовало, если бы на меня вдруг не навалилась жуткая усталость. Это была ошибка, так надрываться. К тому же я понял, что забыл правильно дышать, как учили Магна на тренировках, все это время рычал как кабан-секач. Я присмотрел шикарный боевой молот у седла лошади, которая как раз отчаянно билась в агонии неподалеку, каждый раз обдавая меня брызгами крови из культей передних лап. Пыталась встать и падала. Я шагнул к ней, но чудовищный удар в спину бросил меня вперед с такой силой, что я не смог удержаться на ногах и упал на колено прямо у лошади. Почти машинально вытащил Коготь и воткнул скотине в череп сбоку, чуть ниже закрывающего переднюю часть морды шанфрона. Коготь вошел легко, как шило в подушку. А меня стремительно покидали силы — все уходили на то, чтобы не упасть. Спине было больно. Как будто нож под лопатку воткнули. Пошевелиться страшно. Я так и замер. Нет, это не удар копьем. Ставлю сольдо против дуката, это меня из арбалета достали. Кираса со спины слабая. Есть еще кольчуга и поддоспешник, но больно так, как будто в меня сантиметров десять стали вошло.

— Добейте его! — глухо вопит ублюдок.

Я собираю все силы по капле. Выдаиваю манну, чтобы взбодриться. И вдруг меня накрывает волной. первый момент мне кажется, что меня захлестнула волна, но потом я понимаю, что это не вода, а толпа. Вопящая, воняющая давно немытыми телами, толпа. Однако, меня не бьют. Даже наоборот, помогают встать. Превозмогая боль от каждого движения, я осматриваюсь по сторонам. В глазах плавают разноцветные круги, увиденное доходит до сознания рывками, оставаясь в памяти цветными картинками жизни. И смерти. Тетка в рваном платье лупит каким-то поленом пажа в красном бархате. Тот валяется на земле и не подает признаков жизни, и вообще больше похож на отбивную, но яростно визжащую тетку и еще нескольких оборвышей это не останавливает. Рыцарь в красивом шлеме с забралом в виде орла окружен серо-коричневой толпой над которой только изредка мелькают уродливые копья и короткие топоры. Рыцарь щедро, ловко и яростно рассыпает вокруг себя удары топором, и после каждого с его топорища в воздух взлетает красная дуга крови. Сбоку и сзади его прикрывают латники. И хоть они отбиваются не так эффективно — бить пехоту сверху удобно и привычно. Их удары наверняка так же результативны. Но волна вопящих людей не дают сделать им и пары ударов — их буквально захлестывает. Масса людей прижимает всадников к борту телеги, с которой на них уже прыгают новые и новые. Их стаскивают с лошадей, я вижу мелькание ножей в руках — режут все, что неприкрыто броней. Руки, ноги, глаза. Последним остается рыцарь. Его конь, отчаянно кричащий, словно человек, встает на дыбы и начинает молотить по толпе подкованными в специальные, боевые подковы передними копытами. Под удар попадает мужик в плетенном, как корзина шлеме. Реально шлем-корзина, с куском железа в виде креста сверху, что явно недостаточно для усиления. И в белом кресте из двух тканевых лент на одежде. Мой штрафник. И этот штрафник принимает удар огромного копыта на свой нелепый шлем. Некоторое время я жду, что он рунет со сломанной шеей. Но и он, и его шлем выдерживают удар. И он всаживает свое оружие в брюхо коня. Это что-то похожее на косу, только переделанное в тесак со слишком длинной ручкой. Кривое страшное, даже издалека выглядит эта штука ужасно неудобной и антисанитарной. Но корзиноголовый орудует этой хренью уверенно и результативно. Выдергивает, и всаживает снова. Лошадь падает, рыцарь на ней скрывается под одетыми в коричневое и серое тряпье телами. Я вспоминаю о своих делах и ищу ублюдка с моргенштерном, но нигде не нахожу. Только замечаю, как несколько оставшихся вражеских всадников торопятся спастись. Но выход из тележного круга им закупоривает прибывшее подкрепление — и их всех накрывает волной пехоты. Не помогает не отточенная техника одетых в неуязвимую для коротких копий кольчугу латников, не редкие вспышки магии аристократов. Моя пехота, с утробным рычанием десятков глоток будто многорукий зверь карабкается вверх по крупам лошадей и стягивает с седел одного всадника за другим. Бросает их на землю, где десятки рук прижимают их к земле и режут.

— Магн, ты, дурак! Ты… Тебя! Как это ты говорил… Ну как же там… — слышу я голос Сперата.

Поворачиваю голову в его сторону и обнаруживаю и его самого совсем рядом. Под открытым забралом перепуганная морда с нелепой бородкой — опять свой идиотский пояс надел. Я начинаю смеяться, но смеяться очень больно, поэтому я перестаю.

— А я говорил, записывать надо! — это Ланс. Он стоит с двуручным молотом наготове. Чуть поодаль Волок висит на морде у рвущегося ко мне Коровки. Я протягиваю руку к коню. Тот стряхивает пацана, сдвигает в сторону Ланса и прижимается мордой в шафроне ко мне. На шафроне у него шип и он скрежет по доспехам, наверняка оставляя жуткую царапину.

— Вы ранены, сеньор! — Сперат наконец перестает импровизировать и возвращается в привычные рамки. — У вас в спине арбалетный болт. Надо немедленно снять кирасу!

Говоря это, он уже этим занимается. Чтобы не терять времени он выхватывает у меня из руки Коготь и легко срезает им ремни на кирасе.

— Где остальные… — хриплю я. Кашляю. Вытираю губы и вижу на руке кровь. Я не уверен, что это моя — я весь в крови. Но потом вижу с каким ужасом смотрит на меня Волок. Видимо, моя.

— Надо снять кольчугу, — шепчет Сперат с ужасом. Как будто это ему терпеть боль от арбалетного болта об который железо цепляется.

— Сперат, оттащи его в сторону! — орет Ланс — Не здесь же!

Где все мои главнюки, когда они так нужны⁈ Мне нужен доклад об обстановке. Может Старый Волк уже ведет своих всадников в атаку, надо организовать оборону. Я вижу на периферии сознания каких-то всадников, но даже не могу разобрать, какие на них повязки. Судя по тому, что не нападают, наши. Я протягиваю руки к седлу Коровки, чтобы сесть на коня и рассмотреть все получше. Но Сперат, скотина здоровая, хватает меня и тащит прочь. Как ни странно мне от этого даже не больно. Я чуть выше и пытаюсь воспользоваться моментом и осмотреться. Но вижу только как вопящий от радости «крестоносец» стоит на телеге и триумфально потрясает трофейным рыцарским шлемом с забралом в виде клюва. Впрочем, я ошибся — орал не он, а шлемом он не потрясал, а вытряхивал. Как только из шлема выпала голова, то пехотинец тут же деловито сунул шлем в тощий мешок на спине и снова нырнул в толпу. Меня снова разобрал кашель.