Сердце бога (СИ) - Добрый Владислав Страница 27

— Лекаря! — уже явно не первый раз заорал Ланс.

Сперат осторожно опустил меня у телеги. Мы пересекли круг телег и теперь были на противоположной его стороне, совсем рядом с гостевым домом. В запах ударило гарью и жареным мясом. Мне, внезапно, захотелось пить.

— Волок, иди помоги! Терпи! Не вздумай сдохнуть! — говорит Сперат. Последние два приказа, это он мне, надо полагать. Я киваю. А чего бы и не послушать хорошего совета. А потом эта скотина начинает стягивать с меня кольчугу и я ору. Вернее, пытаюсь — дышать все труднее, я больше кашляю. Кашлять тоже очень больно. Кажется, на какой то момент я теряю сознание. И тут же прихожу в себя от пощечины.

— Лечитесь, ну же! Я вытащил стрелу, лечитесь!

Я киваю, но во мне поселилась незнакомая прежде слабость. И, что хуже, безразличие. Однако, я собираюсь с силами и пропускаю по телу волну лечения. Она выходит какая-то очень слабая. Когда я успел так опустошиться?

Сперат сует мне в руку жемчужину, горящую в моем магическом зрении ярким светом магии.

— Вот, возьмите сеньор. Это амулет Гвены. Превратитесь в меня!

Точно же. Я вытягиваю из-за ворота поддоспешника висящую на шнурке свою жемчужинку массового лечения. Да, в ней тоже есть магия.

— Неси меня назад! — хриплю я. Говорю я эти слова дольше, чем раньше бы сказал три предложения. Это из-за постоянного кашля. Теперь я и сам вижу, как из меня вылетают хлопья крови. Как бы не сдохнуть тут.

Сперат все понимает без дополнительных объяснений. Он смотрит на меня с дикой злобой. Но потом хватает и тащит обратно к месту побоища. Туда, где стонут раненые пехотинцы. Вокруг них суетятся старики и женщины. Те, кто цел, прикладывают ладони к раненым, но их слабенького лечения не хватает для заметного эффекта. Лекарей вообще не видно. А еще, раздражающе тоскливо плачут дети. Я даже не знал, что в моем обозе столько детей.

Раненых стаскивают в одно место, где какие-то женщины пытаются наложить повязки. Получается у них плохо. Они возятся слишком долго, а вокруг них уже не меньше десятка раненых. Кто-то явно мертв, но многие просто сильно изувечены. Рядом с каждым семья или друзья, все орут и требуют внимания. Они затихают, когда я приближаюсь к ним, придерживаясь одной рукой за Сперата… Да ладно, чего уж там. Сперат несет меня, делая вид, что я иду сам.

— Пылая красотой! — выплевываю я вместе с кровавой пеной изо рта. Поднимаю вверх кулак с зажатой в ней жемчужиной добытой у демонов. И заливаю все вокруг золотистым светом. Свет виден только мне, но люди вокруг с удивлением отшатываются от раненых с сомкнувшимися прямо на их глазах ранами, зарубцевавшихся культей, открывших глаза покойников. Конечно не покойников, а просто тяжелораненых, но в этом будет очень трудно убедить очевидцев.

Я ещё долго выкашливаю кровь из легких. Её туда натекло довольно много. Я чувствую слабость. Мне хочется прилечь. Сперат все понимает с полувзгляда и уводит меня в сторону. Кидает какую-то тряпку на телегу, устраивает меня на ней. Дает в руки кувшинчик вина и куда-то пропадает. Рядом стоит грустный Коровка и перепуганный Волок, я лежу на покрывале. Надо мной, с двуручным молотом в руках, стоит задумчивый Ланс. Он смотрит на меня со странным выражением как будто думает, так ли я ему нужен. Мне уже явно легче. Я собираюсь встать.

— Вы ранены, Магн? — спрашивает кто-то наглым тоном. Даже серьёркнуть не забыл. Я поднимаю взгляд. Динадад и Антон. Явились. Пока я собираюсь с силами, чтобы сказать им какую-то гадость, они переходят в атаку первыми.

— Мы взяли донжон, — пафосно говорит Антон. — Вам не следовало лезть в драку без нас…

— Он врет, — говорит женский голос с сильным таэнским акцентом. Он доносится откуда-то снизу. Я с трудом свешиваюсь с телеги и вижу под ней женщину. По её лицу размазана кровь. Она сидит рядом с каким-то кульком, тоже вымазанном в крови.

— Наглая грязь! — тут же реагирует Динадад и указывает на неё пальцем. — Ты заплатишь…

Дальше, видимо, будет общепринятая формула «за оскорбление жизнью». Я успеваю перебить его.

— Ланс, — говорю я. Врожденные манеры заставляют Динадада замолчать. Дрессируют тут аристократов хорошо. Хоть я валяюсь на тряпье в крестьянской телеге, я все еще уважаемый человек. Волок помогает мне поднять голову. Я хватаюсь за пацана и с его помощью сажусь на телегу. — Ланс, если он раскроет еще раз пасть без разрешения, убей его.

С этими словами я спрыгиваю с телеги. Но в глазах темнеет и я оседаю на землю. Ланс секунду смотрит на меня. А потом, с каким-то облегчением, улыбается. Захлопывает забрало и разворачивается к Антону. Вернее, к его коню. И делает шаг вперед. И бьет своей закованной в латы грудью в нагрудный щиток коня Антона. Вот всегда так, страдает не тот, кто виновен. От удара грудь в грудь ошалевшая скотинка приседает на задние ноги. Похоже, Ланс кастанул на себя что-то семейное, какую-то каменную кожу. Будь на месте антоновского скакуна моя Коровка, такой номер бы не прошел. Мой битюг уже давно больше похож на длинноногого быка, чем на скакуна.

С Динададом и Антоном свита, но она стоит поодаль. Но сейчас все всадники хватаются за оружие. И тут вдруг между мной и ними врывается Коровка. Громко ржет и встает на дыбы. Это, парадоксальным образом, снимает обострение — у Данадада и Антона появляется благовидный предлог сдать назад. Коровка уже прославился своим нравом, поэтому держаться от него подальше — воспринимается как проявление здравого смысла, а не трусости. Динадад и Антон заставляют своих коней пятится. Я отмечаю это все краем глаза — едва я плюхнулся на землю, уронив нечаянно рядом с собой и Волока, как женщина, прячущаяся под телегой, заговорила:

— Выстрелили арбалетом. Из окна башни-то. И раз, и другой. И мы так-то и не прятались особо. Ждали, что сеньоры рыцари сделают что… А они не делают. И тут вдруг девочка моя… Лилия… — у женщины срывается голос. По лицу катятся слезы, чертя в пыли новые дорожки. Она смотрит на меня полным муки взглядом. И тут я понимаю, что рядом с ней не кулек, а девочка, примерно возраста Волока. Завернута в окровавленную ткань. Я осторожно приподнимаю край покрывала, вижу бледное личико и арбалетный болт, торчащий в тощем тельце. Арбалет явно хреновый был. Отсырел, или ослаб, или тетиву плохо натянули. Вошел в тело сантиметров на десять. Даже кожаную бронь или поддоспешник бы не пробил. Но тощей девчёнке и этого хватило. Женщина смотрела на меня с лицом, будто что-то ждала от меня. Хотя, нет, все наоборот. Она смотрела мимо меня, ни на что больше не надеясь. — Одна у нас она оставалась, последняя.

Я вдруг понял, что женщина стара. Не по меркам моего мира, по местным. Ей было слегка за сорок. Просто она была очень красива. И до сих пор была. В моем мире могла бы стать супермоделью. Последняя? Видимо все остальные дети умерли.

— Муж мой взял топор и пошел внутрь. Залез в окно прямо по стене. Он же с детства все руины в Таэне облазил. И сегодня, как молодой был…

Женщина опустила голову. Я глянул на башню. Дверь была распахнута, из окон выбрасывали мебель, рядом и в окнах мельтешили латники и пажи. А в десяти метрах от нас тихо стоял человек, весь в крови. В руках у него был маленький местный топорик для работы по дереву, весь перескобоченный, как будто им рубили камень. Сам человек был весь забрызган кровью. Весь в мелкую красную крапинку, как будто его обрызгали из пульверизатора. Он стоял опустив голову. И несмотря на то, что под ярким местным солнцем я отчетливо видел и ярко красные крапинки крови и серую пыль на его коже, его лицо показалось мне черным. Видимо, это от горя.

Я протянул руку и коснулся шеи девочки. И почувствовал едва заметное биение жилки под тонкой кожей.

— Волок, — сказал я. — Иди сюда. Видишь болт? Надо выдернуть. По моей команде. Понял?

— Да, — внезапно ответил пацан, заставив меня на секунду застыть в удивлении. Но времени удивляться не было. Я прикрыл глаза, прислушиваясь. Нащупал в себе какие-то крохи магии. Я отдыхал вряд ли больше пятнадцати минут. Но что-то, все же, поднакопилось. Я запустил левую руку под рубаху, скрипнув зубами от прострелившей локоть боли. Надо было еще и стараясь сделать это так, чтобы Динадад и Антон не смогли рассмотреть, что я делаю. Не нужно им знать про мои артефакты. Кажется в жемчужинке тоже что-то на донышке «плескалось». Немного подышал, коснулся другой рукой тела девочки сказал: