Крестоносец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 29

Англия была расколота сразу по нескольким фронтам.

Прежде всего — религиозный. Да, папа Елизаветы и ее брат проводили политику насаждения англиканства. Но добрая половина Англии все еще оставались католиками. В том числе и аристократы. Причем католиками раздраженными и крайне агрессивными, не скрывающими своего недовольства «этой еретичкой» и «бастардом». Тем более, что в народе говорили, что Елизавета помогает деньгами еретикам Шотландии. Что только подливало масла в огонь.

Другим болезненным вопросом для Англии выступали этнические разногласия. Англо-саксонское население центральной Англии находилось в известных контрах со старыми кельтскими землями. Такими как Уэльс, Ирландия и отчасти Корнуолл. Что только подогревалось буйством Шотландии, так же во многом кельтской.

Ситуация хоть как-то удерживалась в рамках только по той причине, что Елизавета относилась к династии Тюдоров — кельтских аристократов из Уэльса. Но ей было уже 25 лет, что по тем временам немало, и она все еще не имела мужа с детьми и, судя по всему, не спешила ими обзаводиться.

Конечно, оставались Стюарты, шотландский королевский дом, имевший определенное родство с Тюдорами. Косвенное. Но они не сильно-то и привлекали собственно английское население, так как между Англий и Шотландией было пролито ОЧЕНЬ много крови.

Третьим, еще более острым вопросом, из-за которого Англию лихорадило, являлось огораживание и прочие социальные потрясения. Не так давно, в 1549 году по Англии даже прокатилось крупное восстание крестьян. Про мелкие бунты на местах и говорить не приходилось.

При этом самым крупным «огораживанием», то есть, сгоном крестьян-арендаторов с пашни дабы превратить ее в пастбища, стала реформация Генриха VIII, который отнял церковные земли и распорядился им по своему усмотрению. Поэтому селяне и аристократия, не завязанная на производство шерсти и продукции из нее, была очень агрессивно настроено не только к реформации, но и к политике Тюдоров. Да и простые обыватели-горожане не сильно млели от восторга из-за серьезного роста цен на продовольствие.

Ну и так далее.

Англия разрывалась противоречиями. И удерживалась в хоть каком-то подобие порядка только силой оружия и личными договоренностями… шаткими… очень шаткими… и чрезмерно многочисленными…

Появление в таких условиях новой фигуры в виде «возрожденных» Йорков создавало новую точку напряжения. Критическую. Ведь выбор между бездетной Тюдор и шотландкой Стюарт был, по сути, поиском меньшего зла.

Йорки же выглядели более компромиссными…

Понятное дело, что дед и его сыновья-внуки, без всякого сомнения от короны откажутся. Как и старшие родичи Андрея. В этом Папа не сомневался. Они простые мелкие дворяне, не титулованные даже. Никто из них не решиться соваться свой нос в этот островной гадюшник.

А вот Марта — нет.

Особенно в связи с тем, кем является ее муж, открыто заявлявший о непринятии им идей протестантизма. И осуждающий их. И даже более того — выступающий с полностью противоположными идеями и тезисами. Которые орден иезуитов старательно продвигал в массы. Даже издал книгу, в которой транслировал позицию князя.

В чем суть?

Протестанты признавали концепцию греха, но считали, что добрые дела не способны привести к спасению. И что во главе всего — вера и только вера. Из-за чего открывались лазейки в трактовке. Грубо говоря, ты можешь творить все что угодно, но если верить искренне и истово, то это компенсирует любые грехи.

Андрей же, в беседах с Игнатием де Лойолой говорил, что вера вне поступков — пустая болтовня и досужие домысли. И что раскаяние на словах не значит ровным счетом ничего. Ибо после смерти судьей человека и его тюремщиком становится его совесть, которая припомнит ему все. И ей плевать на пустые слова раскаяния. Она принимает только раскаяние делом. А посему, если ты творил всю жизнь зло, то после смерти — ответишь по заслугам. Даже если на словах ты верил и в чем-то там, опять же, на словах, раскаивался. Ибо все это не более чем лицемерие. Наивная попытка обмануть Бога.

Это не совсем «билось» с христианским каноном, который в этом плане был более сбалансирован. Но Павлу IV понравилась трактовка Андрея. Она позволяла наполнить привычные слова новым смыслом. И новыми пожертвованиями. Ведь пожертвование — это же дело, без всякого сомнения, доброе. Ну и в идеологическом плане выступало мощнейшим инструментом по борьбе с протестантизмом. Ибо позволяло выставить их лицемерами и лжецами в глазах простого населения.

«Молитва делом».

Последние годы, на волне роста известности Андреаса в Европе, это словосочетание набирало популярность. В католическом мире, разумеется. Становясь неким полюсом-противовесом протестантскому движению.

И английские католики, что опирались на широкие массы беднейшего, в основе своей сельского населения, очень даже поддержали бы такие идеи. Они и так, как сказывали Папе, потихоньку проникали на остров. Ведь протестанты-лицемеры безжалостно лишали их средств к существованию, но так истово при этом молились…

Купцы же английские прекрасно знали о том, как славно поставил дела в своем домене Андреас. И селян умиротворил. И с купцами дружен. И горожане его ценят. Поэтому сильным пугалом он для них не выступал.

Про военную репутацию, которая могла бы разом успокоить шотландцев и заставить задуматься всех иных врагов Англии, и говорить не приходилось. Поэтому Папа был уверен — ему достаточно выпустить эту энциклику и постараться предать ее максимальной огласке. Англичане все сами сделают, буквально вырывая из рук Константинопольского Патриархата его жертву. И не давая возродить по-настоящему Империю Ромеев.

Так-то Папа Павел IV было не против самой идеи, но только не под эгидой православия. Да и иметь в тех краях россыпь преимущественно католических государств выглядело для него куда интереснее…

[1] Производить лед в жарком климате придумал персы в V веке до нашей эры. Для этого они строили ячхал — башню с испарительной системой охлаждения. Почти сразу производство льда стало серьезным бизнесом. Понятное дело он был доступен не всем, ибо стоил ОЧЕНЬ немало. Но он был доступен.

[2] Исключая проституток. На отдыхе — да, они нужны, но на марше они слишком разлагали войско.

[3] Марта — это латинская версия имени Марфа.

Глава 5

1559 год, 7 июля, окрестности Антиохии

Медленно протекала ночь. Точнее уже не ночь, а раннее утро. Просто солнце еще не успело выбраться из-за горизонта, чтобы развеять тьму своими потоками жизнерадостных фотонов.

Андрей не спал.

Снова.

Он, как и тогда, перед битвой с Селимом, чувствовал себя взволнованным. Настолько, что сон его не брал.

Кофе пить не хотелось.

Как и вино, и чтобы-то ни было еще.

Хотелось курить.

Жутко.

Но табак еще был не доступен Андрею. Да и раньше он как-то не тянулся к нему. Заядлым курильщиком в силу занятий спортом он в прошлой жизни не был. Скорее почитателем хорошего кальяна, которые в здешних краях уже знали, но использовались совсем для других целей, «заряжая» в него отнюдь не табак…

Беда.

Посему, за неимением гербовой бумаги, приходилось подтираться наждачной. То есть, просто крутить в руке монетку, пытаясь успокоиться и достигнуть некоего медитативного состояния. Ибо из головы Андрея все никак не отпускал разговор, произошедший накануне утром…

Торговцы, что окружали легион настоящим табором, внезапно стали спешно сворачиваться и отбывать. На первый взгляд очень хаотично, но если приглядеться, то можно было заметить — куда угодно, кроме одного направления. Из-за чего князь сделал все необходимые выводи и, поймал одного из них, попытался расспросить:

— Кто идет?

Тут и семи пядей во лбу не требовалось, чтобы понять — кто-то решил напасть на легион. И торговцы разбегались, опасаясь попасть под раздачу. Собственно, такой неявный способ разведки Андрей и задумал, когда привлекал к себе местных деятелей. Волей-неволей они станут лакмусовой бумажкой безопасности, загодя извещая о неприятностях.