Крестоносец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 32

— Это так, — улыбнувшись лишь одними глазами, ответил старик. — Империя — это люди. И как люди станут доверять тому, кто лжет? Я правильно тебя понял, Император?

— Ты правильно меня понял, торговец…

[1] После начала волнений в 1557 году в Алеппо утвердился эмир, провозгласивший независимость Сирии от османов. И, по сути, Андрей шел отнимать именно у него его основные владения в княжестве Антиохия. Селим же в этой кампании выступал союзником эмира, с которым у него имелись определенные договоренности.

[2] «Бульдог» в данном случае не местное название, а выдумка Андрея, наравне со «Львами» и «Волками».

[3] Это еще одно выдуманное Андреем название. Полное название ручная пищаль «Сокол М57».

Глава 6

1559 год, 12 июля, Лондон

Елизавета I Тюдор королева Англии и Ирландии металась по просторному помещению постоянно заламывая себе руки, и закусывая губы. А на ее рабочем столе лежала копия энциклики Папы. Той самой, которая признавала Марту княгиню Антиохии законной дочерью из дома Плантагенетов по прямой мужской линии.

Это был для нее удар.

УДАР!

От которого она едва ли не в отчаяние пришла.

От своей сестры она приняла страну, раздираемую противоречиями и окруженную врагами. Эта же энциклика поставила под вопрос ее права на престол. Ведь, по сути, теперь Тюдоры признавались узурпаторами, из-за богопротивного правления которых Англия выпала из лона Католической церкви. А законные наследники, спасаясь от кинжалов убийц, подсылаемых этими самыми Тюдорами, нашли спасения в православной стране.

Этот штрих был еще и камнем в огород королевского дома Франции, которые уже давно вел политику сближения с исламскими державами и поддержку протестантов. Открыто это не объявлялось, но до Елизаветы уже доходили слухи о том, что дескать Филипп VI граф де Валуа занял престол не законно. Уж неизвестно кто именно постарался, но по всей Европе ходили слухи, что салический закон, исправленный в VI веке Хильдериком — представителем династии Меровингов, первой и исконной династией Франции, допускал к наследованию недвижимости женщин в случае пресечения мужчин в парантелле[1]. И что Каролинги в IX веке отменили это право незаконно. Да и вообще — захватили престол через нарушение присяге, что вообще-то фи, за что Всевышним и были наказаны, довольно быстро потеряв не только единство, но и престол.

Иными словами — кто-то вел серьезную атакую на французский королевский двор. Старательно выставляя его не только оплотом отступников веры, но и узурпаторами. И энциклика эта была получалась направлена не только против Англии, но и Франции. В комплексе. Ведь дочь Карла IV Капетинга Бланка не унаследовала престол. И даже выйдя замуж за младшего сына Филиппа VI Валуа не стала родительницей новых королей Франции, будучи оттертой от власти. А Йорки как раз и восходили по мужской линии от одного из сыновей Эдуарда III Плантагенета, который претендовал на престол Франции в те годы. И, судя по распускаемым слухам небезосновательно…

Вошел Роберт Дадли, старинный фаворит королевы, еще с юношеских времен.

— Моя Королева! — с придыханием произнес он.

— Ах оставь… — махнула она рукой. — Ты собрал всех?

— Да, — кивнул он, пропуская в помещение уважаемых людей.

Первым вошел Уильям Сесил — государственный секретарь королевы. За ним Фрэнсис Рассел — тайный советник по дипломатическим поручениям и его протеже — Фрэнсис Уолсингем, известный позднее как гений шпионажа, без которого Елизавета I не усидела бы на престоле. А также купец-мореплаватель Ричард Ченслор[2], глава Московской торговой компании.

— Вы все уже слышали о том, что учудил этот старый хрен? — махнула королева рукой на стол, где лежала копия энциклики.

— Да, — хором ответили присутствующие.

А Уолсингем тихо добавил:

— Эту энциклику уже обсуждает весь Лондон.

— Вот как? И что говорят?

— Разное, моя Королева. — ответил лорд Рассел. — Марта хоть и признана законной дочерью Плантагенетов, но она не старшая в роду и прав на престол не имеет. Она лишь наследник. Ее же дед и дяди с кузенами вряд ли интересуются подобными вещами.

— У всех них просто нету такого супруга, — с едкой улыбкой пояснил Уолсингем.

— О да… — покачал головой лорд Рассел. — Этот Эндрю Палеолог оказался головной болью для всех вокруг. Каких-то семь лет назад он был нищим, а Великая Порта цвела, угрожая всем своим соседям и не только. Но дальше начались настоящие чудеса.

— А Эндрю проявил себя как очень решительный и находчивый человек с удивительной удачей, — добавил Уолсингем.

— И крепкой рукой, — заметил Роберт Дадли. — Про него ходят слухи, что он первый клинок Европы. Да и полководец без всякого сомнения одаренный.

— Его называют новым Цезарем, — кивнул Уолсингем. — Пришел, увидел, победил. Когда я узнал, что некто с двумя сотнями воинов сумел взять и сжечь Константинополь, населенный сотнями тысяч людей, то подумал — какой удивительный проходимец. Но позже, узнав об Эндрю больше сведений, передумал. Да, он, без всякого сомнения находчив и предприимчив выше всякой меры, но и не лишен таланта со здравым смыслом. Он провел две полевые битвы против многократно превосходящих войск и сумел блистательно их выиграть.

— Три, — поправил его Уильям Сесил.

— Что три?

— Сегодня я получил сведения о том, что он разгромил эмира Алеппо под Антиохией. Тот попытался напасть ночью, рассчитывая на свое численное преимущество. Но и сам погиб, и потерял очень много воинов убитыми, оставив своего наследника без войск. Эндрю его ждал и встретил.

— Вот как? Благодарю. Это только подтверждает мой вывод о том, что Эндрю — самый выдающийся полководец наших дней. Сильный не в сборе большого войска неотразимой харизмой, а в победах малыми силами. И, если бы он не был женат на Марте, то я бы смел его рекомендовать как лучшего супруга для Вашего Величества. Он без всякого сомнения сумел бы защитить мою Королеву и положить конец проблемам в Шотландии.

— Он не любит протестантов, — заметил лорд Рассел. — Его друг, Игнатий де Лойола[3], сейчас всячески распространяет идею Эндрю о «молитве делом». А она, по сути, всецело отрицает саму суть нашей веры.

— Не соглашусь с вами, — возразил Уолсингем. — Суть «молитвы делом» в том, что вера лишена смысла, если не подкреплена делами. В принципе это не противоречит ни учению Лютера, ни Кальвина. Ибо как мы сможем узнать крепость веры? Как мы можем узнать, что не пали жертвой самообмана или козней Лукавого? Сначала было слово, а потом дело. Всевышний и сам не ограничивался одними лишь словами.

— Если это так трактовать, то… возможно… — чуть подумав ответил лорд Рассел. — Но глава Святой Престол трактует учение Эндрю себе в пользу.

— В том и прелесть Эндрю, что он находится в очень сложных отношениях как с высшими иерархами православной церкви, так и со Святым престолом.

— Который опроверг решение Вселенского собора, где утверждалось, что Эндрю демон.

— Незаконное решение, — поправил его Уолсингем, — так в нем не участвовал Папа. И этот шаг — выпад в сторону Константинополя, дабы дискредитировать его положение на Руси. Однако он не привел к тому, что Русь перешла в католичество. И даже Эндрю все еще верен православию, не спеша признавать Папу главой христиан. При этом Святой Престол не спешит признавать его успехи в борьбе с исламом. За взятие Константинополя он мог бы его как-то наградить…

— Господа, — перебила их Елизавета. — Вам не кажется, что вы увлеклись? Мы здесь разве того, чтобы обсуждать мой будущий брак с женатым мужчиной?

— Вы правы, Ваше Величество, — охотно согласился Уильям Сесил. — Этот брак пока не имеет смысла. Но вот сам Эндрю — опасен. Именно он стоит за Мартой. И, я полагаю, в состоянии вторгнуться в пределы Англии, повторив успех Вильгельма Нормандского.

— К тому же он, — заметил Роберт Дадли, которому этот разговор о браке особенно не понравился, — дружен с королем Дании. Это особенно опасно.