Место Силы 1-2 (СИ) - Криптонов Василий Анатольевич Страница 36

Остальные ломанули в не успевшую захлопнуться дверь. Оттуда послышался хор криков.

Идиоты… Зачем они сами загнали себя в тупик? Только и надежды на то, что сумеют толково укрепиться, встать плечом к плечу и своевременно меняться. Тогда продержатся. А так — я бы однозначно предпочёл остаться здесь, на широком пространстве для маневров.

— Сайко, воздух! — прикрикнула Лин.

Сайко, застонав, отправил свой волшебный кнут полосовать пространство над нашими головами. Пяток птеродактилей с визгом кружили, выискивая добычу.

Мы перешагнули ещё несколько столов и лавок. Сколько? Не могу посчитать. Сколько их было всего? Не помню. Скорее бы оказаться у стены, там, где уже собрались все остальные. Там, быть может, получится хотя бы чуть-чуть выдохнуть. Укрепиться и продержаться…

А сколько держаться? Когда это всё закончится?!

Птеродактиль, улучив момент, рухнул прямо в центр нашей группки. Я ощутил удар в спину. Обернулся, рубанул топором — попал по ножке стола. Птеродактиль извернулся, подпрыгнул и вцепился в шею Минка. Тот зарычал сквозь зубы и схватил тварь за шкирку. Однако оторвать не получилось.

Рычание сзади заставило меня отвернуться. Я зарубил очередного, миллиардного уже по счёту шатуна, а за ним увидел воронку крикуна. Да чтоб вас всех!

«У-у-ум-м-м, у-у-у-у-ум-м-м-м-м…» — меланхолично загудела воронка.

Ноги подкосились, мир снова начал искажаться и растягиваться. И на этот раз я не мог нащупать той ниточки, которая помогла бы мне вырваться из этого кошмара.

Ещё один шаг назад я сделал чисто по инерции, потом качнулся и упал на задницу.

Слева периферическое зрение различало Минка, который всё пытался отодрать от себя птеродактиля. Оба они растягивались, искажались, закручивались в бесконечную спираль, в которой уже ничего нельзя было различить, только мешанину цветов.

Моя рука поднялась, и я увидел её, такую длинную и нелепую. Топор стал мягким, он вытянулся и согнулся.

«У-у-ум-м-м, у-у-у-ум-м-м-м», — гудела каждая молекула этого мира. Именно с таким звуком и должен происходить армагеддон, теперь я знал точно. Сейчас не просто я здесь умру, но весь мир. Все миры. Всё закручивается в спираль, растягивается, летит, летит в эту серую пульсирующую воронку, которая одна только и осталась смыслом существования. Его концом и — смыслом.

Это даже хорошо — умереть вот так. Одновременно со всем миром. Раз — и темнота, покой. А если все миры улетят в воронку, а я останусь — что я буду делать? Нет, жить — плохо, а умереть — хорошо, прекрасно, приятно, упоительно, великолепно и ещё тысяча слов из словаря синонимов.

Синонимы. Словарь. Учебник. Книга. Две книги, улетевшие в жерло утилизатора просто потому, что буквы сказали: «Надо».

Но если буквы помогали мне выжить, то эта воронка — наоборот. Я уже видел, как трескается растянутый до предела мир, видел Ничто за его пределами. Ничто заглядывало сквозь дыры сотнями глаз и ждало, ждало…

Нет, не весь мир — меня.

Но ведь это неправильно. Ведь буквы сказали, что я должен защитить своих друзей, свою семью, своё общество.

Как мертвец, рухнувший в Ничто и в беспамятство, может защитить хоть кого-то?

Я нащупал тоненькую ниточку. Как тот грешник, которому дали крохотный шанс спастись из преисподней, ухватился за паутинку. Ухватился — и полез. Полез прочь из этой грёбаной воронки.

«У-у-у-ум-м-м-м, у-у-у-у-у-ум-м-м-м!», — надрывалась она.

Теперь звук не казался меланхоличным. Он стал требовательным, в нём слышалась злость. Я вёл себя не так, как ему хотелось.

Но я продолжал карабкаться, стиснув зубы, смеясь и плача, в полнейшей и непоправимейшей истерике, которая одна только и могла стать адекватной реакцией на происходящее.

Когда я в очередной раз моргнул, то увидел перед собой крикуна. Целого, не одну воронку. И вокруг него был привычный мир.

На мгновение морок спал, и я использовал это мгновение.

— Сука! — заорал я и рванул вперёд.

До того я сидел. Как я умудрился из этого положения перейти в прыжок — сам бы не смог сказать. Но я прыгнул, полетел на эту инфернальную тварь, как нюхач летел на Жаста. Что есть силы рубанул топором. Врезался плечом в крикуна и повалил его на пол.

— Мразь, тварь, дерьмо! — орал я, чувствуя, что голос дрожит, и от этого злясь ещё больше.

Топор поднимался и опускался. Кровь, куски бледно-серой плоти, напоминающей губку, летели мне в лицо. А я рубил и рубил, снова и снова, пока не услышал чей-то вопль:

— Крейз, ёжик!

Слишком поздно заметил кожистый шар, взлетевший высоко-высоко и замерший в пиковой точке.

Сотни острейших игл потоком хлынули сверху. Я вскинул топор, развернув его плашмя перед лицом, и услышал, как в лезвие ударил тонкие металлические клювики. Этот звук нёс в себе удовлетворение. А чувство, как те же самые иглы вознзаются мне в руки, грудь, живот, бёдра — было куда как хуже.

Боли разом стало столько, что мозг просто отказался её воспринимать. Мир сузился до какого-то туннельного зрения. Звуки исчезли. Я слышал только собственное дыхание и грохот крови в висках.

Я встал, шагнул вперёд, чуть-чуть поскользнувшись на превращённом в фарш крикуне. Следующий шаг оказался более твёрдым. Третий — ещё лучше.

Передо мной шлёпнулся ёж. Руки двигались легко, быстро, словно не было ни веса топора, ни усталости, ни сопротивления среды. Просто движение: вверх-вниз. Ёжик лопнул, как арбуз, выпавший на асфальт из окна восьмого этажа. В кровавом месиве расплылись иглы, так и не выстреленные.

Я поднял голову, выискивая новую жертву. Теперь — так. Я — охотник, а эти твари — жертвы. И я хочу как можно скорее набить их как можно больше. Потому что где-то внутри меня будто бы тикают часы, отсчитывая отпущенное мне время.

Все были далеко. Я не мог найти себе соперника по вкусу. Бросил взгляд на дверь в туннели и обнаружил, что она закрыта. Больше никто не рвался к нам. Трусливые мрази закончились.

Я медленно повернулся, не сразу поняв, что это — не моё действие, не моя воля. Просто одна из игл пронзила левую коленную чашечку, и теперь там что-то разладилось. Колено подогнулось, и меня повело кругом.

Мир стремительно нёсся перед глазами. Я увидел целый ряд спин. Шатуны, крикун, ещё какие-то… Они ровным строем напирали на моих.

Рука крепче сжала топор. Я сделал знакомое усилие, лезвие засветилось, и с него сорвался фиолетовый полумесяц.

Он летел и рос одновременно. И одним махом ударил по полутора десяткам спин.

Я ещё заметил, как спины дрогнули, но что с ними случилось дальше — не могу увидеть.

Я рухнул на пол и просто выключился, как телевизор, который выдернули из розетки.

Глава 30

Сознание возвращалось частично.

А может, это не сознание возвращалось, а мир, улетевший от меня прочь, возвращался. Кусочками.

Сначала — звуки.

Плач, стоны, тихие глухие переговоры — ни слова не разобрать.

Потом — запахи. Гниение, кровь…

Где это я читал, что у крови нет запаха? В «Сумерках»? Кажется, да. Не горжусь тем, что читал эту муть, просто пытался тогда дружить с одной девчонкой, которая фанатела, и надо было быть в теме. Ну да, там кто-то ляпнул такую дурость.

Стефани Майер, наверное, ни разу не довелось прийти в себя на плоту посреди океана крови, в котором плавают трупы. Тогда она бы не стала писать таких глупостей. Кровь — пахнет, да ещё как.

Она пахнет кровью.

И чтобы ощутить этот запах, не нужно быть вампиром.

…из чего я могу заключить, что ко мне вернулась память и способность рассуждать.

Значит, пора открыть глаза.

* * *

Я лежал на столе.

Как будто бы всё случившееся было кошмарным сном. Я просто лежал вместе с Алеф и смотрел в потолок, вот и всё.

Если бы не боль, пронизывающая всё тело, каждую его клетку.

— Очнулся, — констатировал чей-то голос. — Руки-ноги шевелятся? Может, ты тут уже сам?