Василий Сахаров - Воин Яровита Страница 52

Расстояние между шнеккером и вражеским нефом, вдоль бортов которого я насчитал не менее сотни английских воинов, сократилось до пятидесяти метров. Лучники противника, надо сказать знатные стрелки, сделали первый залп, а наши арбалетчики ответили. Трое убитых на нефе и один раненый у нас. Кинжалом я отрезал от абордажного конца несколько кусков и, спрятавшись за бортом, стал привязывать их к верёвочной оплётке бутылок. Сделал четыре завязки, пока хватит. Пришло время огня. Разумеется, если волхвы ничего не напутали, а то, если огненная смесь гореть не будет, нам придётся туго.

Пропитанный маслом толстый фитиль опустился в горшок с угольками и сразу загорелся. Хорошо. Я встал, и меня тут же прикрыли Немой и Самород. Фитиль тлел быстро, медлить было нельзя, и я начал раскручивать снаряд. Виток. Второй. Третий. И ещё один.

– В сторону! – выкрикнул я.

Варяг и вагр расступились. Борт вражеского нефа всего в тридцати метрах. Отпускаю верёвку, и бутылка по высокой дуге летит во вражеское судно. Хлоп! Она упала на палубу, и ничего не произошло. Ранко и Ястреб моментально снова закрыли меня щитами, и я подумал, что бутылка могла не разбиться. Но в этот момент на английском судне что-то вспыхнуло. Огнесмесь всё-таки сработала. Вспышка была очень яркой. На палубе нефа забегали люди, которые стали тушить пожар, а я схватил следующий снаряд. Поджёг. Раскрутил. Кинул. Попал. Этот заряд, в отличие от первого, полыхнул мгновенно. За второй бутылкой последовали третья и четвёртая. Результат превзошёл все ожидания. Пожар на борту нефа разгорался нешуточный, и англичанам стало не до преследования.

– Ранко, поворачиваем ко второму противнику! – отдал я команду и снова спрятался за бортом шнеккера.

«Яровит» сделал резкий поворот, отошёл от горящего нефа и стал сближаться с коггом. Но там видели, что произошло с их товарищами, и англичане сделали всё, что возможно, лишь бы не подпустить нас на расстояние броска. Стрелы и дротики встретили «Яровита» на подходе, и всё, что мне удалось, – это разбить один снаряд о нос поворачивающего к берегу когга и ещё один положить под его мачту. Вражеские стрелки подстрелили трёх наших гребцов и двух арбалетчиков, и скрепя сердце я отдал команду отступить.

Наш корабль пошёл к трофейным купцам. Обстрел прекратился. Я, спрятав оставшиеся четыре снаряда в тюк, прошёл на корму, встал рядом с кормчим, старым варягом Колотом, и впервые за всё время нашего знакомства услышал от него похвалу.

– Хорошо мы сегодня бились, Вадим, – произнёс седоусый воин. – И немало католиков на тот свет спровадили. Ты хороший вожак, и я доволен, что иду в бой вместе с тобой.

Кормчий на любом корабле – второй человек после командира. О Колоте я знал, что он служит Самороду, но не мне. Теперь же, прислушавшись к его эмоциям, я понял, что отныне он мой человек.

– Да, знатная рубка была, дядька Колот, – кивнул я и посмотрел на остающихся позади врагов.

Пожар на нефе разгорелся настолько сильный, что его уже не тушили, – бесполезно. Воины и матросы, спасаясь от огня, бросались в холодные воды Северного моря, и я был уверен, что до берега из этого экипажа никто не доберётся. Слишком далеко до суши, а водичка – полчаса покупался и буль-буль, пошёл на корм подводным тварям.

Взгляд скользнул в сторону удаляющегося когга. Единственный снаряд, который упал на его борт, наверное, уже был потушен. Дымок есть, а огня нет. Жаль, конечно, что не удалось и этого утопить. Но, видимо, такова воля богов или судьбы. Пусть эти англичане ещё немного поживут, а там, кто знает, возможно, мы ещё встретимся.

Глава 21

Домой, то есть в Рарог на Зеландии, моя эскадра добиралась долго и медленно, и на это имелось несколько причин. Слишком мало на купеческих кораблях уцелело матросов, ветер никак не желал становиться попутным, и приходилось много вилять, а тут ещё в проливе Каттегат земляки, свежеиспечённые зеландские феодалы, едва не напали.

Как выяснилось позже, варяги ходили в Скирингсал, богатый норвежский город, где вербовали воинов и сбывали добычу. После чего направились в Венедское море. Пять кораблей шли себе спокойно вдоль северного берега Скандинавии, прикрытые туманом, а тут мимо тяжелогружёные нефы и шнеккер с драккаром. Вот и решили вожаки, что мы немцы или недобитые датчане. Но я их вовремя почувствовал. Мы окликнули друг друга, и к острову я дошёл уже под усиленной охраной – в окружении фанатов, которые намёк на весенний поход в Ла-Манш поняли сразу и, как один, решили составить Вадиму Соколу компанию. Я был только за и, на ходу обсудив с варягами предстоящий поход, расстался с ними. Эскадра втянулась в бухту Факсе.

В Рароге всё шло своим чередом. С мелкими неурядицами и производственными проблемами, само собой, ведь без этого никак. Однако мои помощники, которые оставались на хозяйстве, с ними справлялись. Гаврила Довмонтов отвечал за припасы и попутно выполнял работу казначея-бухгалтера, который выдает людям жалованье и руководит гражданским населением: кузнецами, ткачами, бывшими рабами из славян, а также подневольными датчанами. Илья Горобец занял должность коменданта Рарога и распределял воинов: кому в караул или в патруль, а кому на тренировки. Гнат Твердятов взял на себя функции главного военного инструктора, который всё делает по утверждённой мной программе и гоняет дружинников, что киевлян, что варягов, что венедов, что пруссов, в хвост и в гриву. Орей Рядко присмотрел себе в помощники пару человек из молодёжи и занимался духовным воспитанием людей, а заодно контролировал постройку храма. Алексей Вязель с кузнецами, медниками и углежогами чинили оружие и сельхозинвентарь, делали арбалеты, помимо же всего прочего, по образцу готовой модели мастерили большой перегонный куб для производства крепкого алкоголя. А Провид Радей и его подчинённые закончили возведение внешних крепостных стен и занимались святилищем Яровита, ремонтом причалов и вдоль всего берега строили оборонительные башни.

Короче, меня не было в Рароге больше месяца, и ничего страшного. Поселение обходилось без хозяина, люди жили, работали и тренировались, и это было хорошо. Впрочем, вопросы, которые помощники оставили на моё усмотрение, имелись, и таковых было целых три.

Первый вопрос – женский. Так сложилось, что с местными бабами у наших воинов отношения не заладились. Орей Рядко тихо и спокойно довёл до каждого дружинника и мастера, что отныне все даны – рабы, поскольку они католики и инородцы. А по славянским законам как? Вольный человек, взявший в свою постель рабыню, очень просто сам может стать рабом. Таковы заветы предков, и таков устоявшийся порядок, против которого не попрёшь. Правда, данный закон трактовался по-разному и имел немало нюансов. Например, рабыне можно дать волю или ввести её в дом как наложницу. Однако жрец Яровита хоть и молод, но не глуп. Он заручился моей поддержкой и провозгласил, что Вадим Сокол будет толковать этот закон по самому жёсткому варианту.

Воины и строители слова волхва услышали и датских женщин, после прибытия пруссов, не трогали. Местных бондов и рыбаков, которые не сбежали в Ютландию или Скандию, к началу осени всех поголовно обратили в рабов, и давать им свободу никто не собирался, по крайней мере не сейчас. В результате женщин не хватало. Это было проблемой, и тогда я решил, что половину дружины необходимо вывезти на Руян. Всё равно зиму я собирался провести в Чаруше, а после наших славных побед на венедском острове много вдов и немало девушек, которые потеряли женихов. Успех и разгром данов были оплачены кровью. Но род должен жить, и потому мои воины для девиц из племени ранов были завидной партией. Так что за остаток осени и зиму большую часть своих воинов я переженю, и проблема исчезнет сама собой. Особенно если самые лихие хлопцы привезут в Рарог не одну, а двух или трёх невест.

Вторая скользкая тема – денежный вопрос. Воины дали мне роту на три года службы. Они воюют, тренируются, тянут гарнизонную службу и проливают свою кровь, а я плачу им серебром. Гривна рядовому, три – офицеру и шесть – командирам кораблей. Всё по чести. Вот только некоторых дружинников это перестало устраивать. Почему, если им идёт генеральское жалованье? Да потому, что особо жадные ребята – к счастью, таких было немного, не более пятнадцати человек – видели, как живут воины соседей, вольных варяжских капитанов, где распределение добычи шло по старинке. Они прикинули стоимость добытого в Леддечепинге и в рейде к Ла-Маншу и пришли к выводу, что лучше получать долю от хабара, а не фиксированное жалованье, которое обязывает их находиться на службе в любое время, хоть днём, хоть ночью, и беспрекословно выполнять приказы нанимателя.

Что сказать? Резон в их размышлениях был, поскольку если бы я являлся обычным варяжским вожаком, то добыча распределялась бы следующим образом. Мне как вождю – пять долей, иногда десять, и доля с каждого рума. То есть с захвата Леддечепинга я бы взял примерно сто пять частей, а двести двадцать или больше должен был распределить среди воинов и других командиров. Значит, только с этого налёта рядовой воин мог взять десять – двенадцать гривен. Правильно? Да. И, по мнению жадин, мне в лучшем случае причиталась только треть от общей добычи. А ещё я не мог сверх меры напрягать личный состав тренировками и службой.