Василий Сахаров - Воин Яровита Страница 53

Вторая скользкая тема – денежный вопрос. Воины дали мне роту на три года службы. Они воюют, тренируются, тянут гарнизонную службу и проливают свою кровь, а я плачу им серебром. Гривна рядовому, три – офицеру и шесть – командирам кораблей. Всё по чести. Вот только некоторых дружинников это перестало устраивать. Почему, если им идёт генеральское жалованье? Да потому, что особо жадные ребята – к счастью, таких было немного, не более пятнадцати человек – видели, как живут воины соседей, вольных варяжских капитанов, где распределение добычи шло по старинке. Они прикинули стоимость добытого в Леддечепинге и в рейде к Ла-Маншу и пришли к выводу, что лучше получать долю от хабара, а не фиксированное жалованье, которое обязывает их находиться на службе в любое время, хоть днём, хоть ночью, и беспрекословно выполнять приказы нанимателя.

Что сказать? Резон в их размышлениях был, поскольку если бы я являлся обычным варяжским вожаком, то добыча распределялась бы следующим образом. Мне как вождю – пять долей, иногда десять, и доля с каждого рума. То есть с захвата Леддечепинга я бы взял примерно сто пять частей, а двести двадцать или больше должен был распределить среди воинов и других командиров. Значит, только с этого налёта рядовой воин мог взять десять – двенадцать гривен. Правильно? Да. И, по мнению жадин, мне в лучшем случае причиталась только треть от общей добычи. А ещё я не мог сверх меры напрягать личный состав тренировками и службой.

Вот так всё выходит по старым раскладам, и, хотя пока несознательные дружинники, в основном киевляне и варяги, не возмущались, зерно недовольства могло прорасти и вылиться для меня в серьёзные неприятности. Поэтому я не медлил. Вызвал к себе тех, на кого мне указали Твердятов и Горобец, просканировал их чувства и поговорил с мужчинами. Сначала объяснил воинам свою политику и напомнил, что клятву они дали мне добровольно. Затем выслушал их резоны, мол, хорошо бы, чтобы всё было как «при бабушке», то есть по-старому. А потом дал этим дружинникам полный расчёт и освободил от клятвы. Всё! Гуляйте, мужики, отныне я вам не вождь. Вы сами по себе – я сам по себе.

Девять человек одумались сразу и от своей клятвы не отказались, покаялись, получили по пять нарядов и встали в строй, а шестеро упрямцев ушли в Роскилле. При этом Самород предлагал всех по-тихому придавить или как-то наказать. Но зачем это делать? Они свои и ещё принесут пользу нашему народу, а что покинули меня, так это их выбор. Очень скоро воины прогуляют накопленное серебро и поймут, что потеряли стабильный заработок, обмундирование и вооружение за счёт нанимателя, хорошее питание и компенсацию в случае тяжёлого ранения или смерти. Но будет поздно. Назад я их не приму, а они, находясь в других ватагах, начнут рассказывать, как хорошо и привольно в дружине удачливого Вадима Сокола. Реклама, однако, дорого стоит, а тут слухи сами начнут гулять, так что об уходе нескольких воинов я не жалел.

Третья проблема была совершенно неожиданной, поскольку я о ней даже не думал, а касалась она беспризорников, которых после того, как мы захватили Зеландию, было очень и очень много. По моим подсчётам, не меньше трёх тысяч, но не больше пяти. Датских детей в возрасте до десяти лет в самом начале оккупации почти никто не трогал. Взрослых датчан частью обращали в рабов, а некоторые феодалы делали их крепостными. По возможности, бондов и рыбаков вместе с жёнами и наиболее красивыми девушками продавали немцам. Но те, в связи с большим предложением и насыщением рынка, хорошую цену не давали. Причём вероисповедание живого товара «купцов» не интересовало. Во все времена они думали только о выгоде и целесообразности, а с детей толку нет. Поэтому подростки никому не нужны, бродят по острову – и ладно. Пока не до них, а придёт зима, либо прибьются к крепостным, либо помёрзнут, либо будут убиты.

Так вот, детишки местных датчан, которые сейчас ударно трудились на моих стройках, стали сбиваться в стаи. Они промышляли мелким воровством, охотой и собирательством, и на этом прожили всё лето и начало осени. Эти беспризорники прятались по лесам и в своих опустевших деревнях, но иногда выходили к Рарогу. Внимания на них не обращали, но недавно к ним прибилось около двухсот человек из владений Гудима Громобоя, Вартислава Никлотинга и моего соседа с северной стороны варяга Верена Байковича. Все вместе они смогли взломать продовольственный склад в ткацкой слободке и утащить в лес немало припасов. Спускать это с рук нельзя. Надо с ними что-то делать, и мои советники предлагали всех переловить и поставить на работу вместе со старшей роднёй. Кто за зиму выживет, тому повезло, а кто нет, знать, судьба такая. Только я этого совета не принял, а посидел вечерок и в своём блокнотике набросал всё, что знаю о корпусе янычар времён расцвета Османской империи.

Как гласила история известного мне мира, армия Османов состояла из нескольких частей. Это аскеры – земледельцы, ставшие солдатами и освобождённые от налоговых сборов. Кочевники-пастухи, которые выполняли вспомогательные функции и занимались примерно тем же, что делает стройбат. Кочевники-тюрки, составлявшие основу лёгкой кавалерии. Феодальное ополчение из тяжёлой конницы и крестьян, которое собиралось в разных концах государства. Ну и конечно же янычарский корпус.

Османы регулярно проводили среди покорённых народов девширме молодых парней, которые жили в военных лагерях невдалеке от Стамбула, изучали мусульманскую религию, язык и законы империи, а также постоянно совершенствовались в воинском мастерстве. Это общеизвестно, точно так же как и то, что через несколько лет тренингов и психологической обработки болгары, сербы, греки, валахи, кавказцы и многие другие забывали родную речь и свою прежнюю семью. Однако мало кто знает, что на определённом этапе обучения таких юношей отправляли в Анатолию, где они несколько лет вольно жили в турецких поселениях, и в этот период к каждому молодому янычару внимательно присматривались. На что годен? К чему тяготеет? Каковы планы на жизнь? Есть ли амбиции? Не затаил ли зло на власть и насколько крепок в вере? После этого молодого янычара распределяли туда, где, по мнению специалистов, он принесёт наибольшую пользу государству и султану. Кто-то оставался в приютившей его турецкой семье, другие отправлялись непосредственно в корпус и находились в распоряжении главы государства или командующего какой-то армией, третьи шли на гражданскую службу и могли со временем занять очень высокое положение в обществе, а четвёртые были оружейниками и пушкарями. А некоторые становились проповедниками и дервишами ордена бекташей, которые доносили до своих собратьев и юных рекрутов-христиан истинную веру, а во время атаки часто шли впереди воинов с криком «Аллах керим!», что вселяло в сердца врагов страх.

Вот такая структура, которая долгое время была опорой империи, и я подумал, что вполне могу создать такое подразделение. Деньги есть. Храм Яровита вскоре будет построен, и верховный волхв Огнеяр пришлёт мне нескольких молодых и рьяных служителей нашего бога. Беспризорников в Зеландии хватает, а впереди много походов, и в каждом можно набрать крепких мальчишек, которые со временем возьмут в свои руки оружие и встанут со мной плечом к плечу против своих сородичей по крови. С воспитателями тоже проблем не возникнет. Только в моей дружине больше тридцати увечных воинов – кому руку отрубили, кому ногу, кому плечо повредили. Они сидят без дела, но я их не брошу. Опыта у каждого такого бойца много, поэтому они займутся воспитанием молодёжи. И хотя совершенно понятно, что с обучением и психологической подготовкой будущих венедских янычар постоянно будут возникать сложности, трудностей я не боялся. Но это что касается мальчишек, которых большинство, а ведь были среди беспризорников и девчонки, и их тоже следовало куда-то определить. Хотя с ними всё проще. Они отправятся в подчинение ткачих, которым требовалась помощь на переборке и сушке льна.

Решение было принято, и я приказал Илье Горобцу организовать большую облаву, прочесать все буераки, овраги и леса и собрать беспризорников. Строители должны огородить одну из брошенных датских деревень частоколом и вышками, и пойманных датских подростков следовало отправлять туда. Я поговорил с Ореем Рядко и увечными ветеранами, объяснил им свою затею, они её одобрили и получили подробные инструкции. Волхву моя задумка показалась интересной, а отставникам надо чем-то заняться, ведь на Руяне ждали далеко не всех, ибо многие так и не обзавелись семьёй. Для них опора в жизни – это ватага, и, если вождь даёт возможность быть полезными своим товарищам по оружию и народу, они ею воспользуются.

Дела пошли, и я засобирался на Руян. Но покинуть Рарог не удавалось – то на море шторм, то в поселении что-то происходит. Сначала с алхимиками разбирался, которых отдал во временное подчинение Алексея Вязеля, чтобы они изучали венедский язык, помогали ему в работе по созданию большого перегонного куба и по возможности делились знаниями. Затем провёл пару дней с Карлом Ван-Мейером и начальником строителей Радеем, ибо требовалось определить, сколько материала необходимо на первую ветряную мельницу и где её поставить. И так пролетела седмица.