Кэтрин Куртц - Королевское правосудие Страница 59

– В твоих рассуждениях есть некая, хоть и извращенная, логика, – продолжал Лорис. – Зачем приближать твое схождение в ад и его вечное пламя, на которое ты уже обречен из-за своих ересей? И разве любая земная боль может сравниться с теми муками, на которые Господь, несомненно, обречет твою душу?

– Я возлюбил Господа своего всем своим сердцем, всей душой и всем своим разумом, – упрямо прошептал Дункан, ища утешения в знакомых словах и закрывая глаза, чтобы не видеть мнимого архиепископа. – Я служил Ему как только мог. Если Ему потребуется моя жизнь, я отдам ее без колебаний, уповая на Его прощение.

– Для Дерини нет и не может быть прощения! – резко ответил Лорис. – Если ты умрешь не раскаявшись, ты, несомненно, будешь проклят Госоподом. Только признав свою ересь и моля об искуплении, ты можешь надеяться на прощение.

Дункан медленно покачал головой, чтобы возникшее из-за этого головокружение заглушило слова Лориса и боль в ногах.

– Видит Бог, я покаялся во всех прегрешениях перед Ним и людьми. Только Он может судить дела мои.

– МакЛейн, ты богохульствуешь каждым своим словом! – ответил Лорис. – Признайся в своей ереси!

– Нет.

– Признай, что ты осквернил священный сан…

– Нет, – повторил Дункан.

– Ты отрицаешь, что праздновал Черную Массу, прислуживая Владыке Тьмы?

– Отрицаю.

– Я сожгу тебя, МакЛейн! – прокричал Лорис, брызгая слюной в лицо Дункану. – Я пошлю тебя на костер за то, что ты помог сбежать еретику Моргану и развею твой пепел над навозной кучей! Я заставлю тебя почувствовать такую боль, что ты будешь умолять о смерти, признаешь все, что угодно и отречешься от всего, что тебе дорого – лишь бы тебе дали мгновение передышки от того, что я уготовлю тебе!

Он говорил что-то еще, но Дункан только закусил губу и ткнул своими искалеченными ногами в пол, чтобы удар боли по его чувствам заглушил бредни Лориса. Он боялся смерти на костре, но был готов к тому, что рано или поздно к этому все и придет. Если ему повезет, то Лорис достаточно рассвирепеет и просто воткнет кинжал ему в сердце, избавив его от мучений прежде, чем огонь убьет его. Раз уж ему суждено умереть, Господь вряд ли осудит его за желание быстрой смерти от клинка. Дункан твердо знал, что душа его неподвластна Лорису.

– Ты будешь гореть в геене огненной! – проорал Лорис. – А я позабочусь, чтобы огонь был медленным, так что твои мучения будут долгими! Ты будешь еще жив, когда твоя поджаренная плоть начнет отваливаться от твоих костей! И ты почувствуешь, как по твоим щекам текут твои растаявшие глаза!

Страх, вызванный словами Лориса, пробился через боль, вызванную Дунканом, и бился в его воображении, рисуя страшные картины будущего, колебля его решимость и заставляя его тело содрогаться от вызванной страхом дрожи, которую Дункан был не в силах унять.

Он был даже рад, почувствовав мучительную боль от щипцов Горони, принявшегося за его правую руку. Ему показалось очень символичным, что его мучитель начал с пальца, на котором он до недавнего времени носил перстень епископа, принявшего мученическую смерть. Ему оставалось только надеяться, что он сможет быть таким же стойким как Генри Истелин.

Глава 16

приготовляет для него сосуды смерти, Стрелы Свои делает палящими.

– Так Вы собираетесь казнить его или нет? – спросил Сикард Меарский, застегивая воротник лат, пока оруженосец пристегивал поножи к его ногам.

Лорис, одетый поверх доспехов в белую ризу, раздраженно хлестнул плетью по своему покрытому броней бедру и поглядел на рапростертого на полу пленника. Дункан лежал без сознания, дыхание его было тяжело и прерывисто, окровавленные руки и ноги, закованные в кандалы, подергивались; его обнаженная грудь была покрыта рубцами от кнута Лориса. Рядом с головой пленника стоял табурет, на котором сидел Горони, ожидая признаки возвращающегося сознания. Ни кровь, ни пот, ни даже пятна пыли от ночной работы не портили его белоснежную накидку, наброшенную поверх его доспехов.

– В чем дело, Сикард? – спросил Лорис. – Вы не хотите сделать богоугодное дело? Этот человек – еретик.

– Тогда сожгите его и все дела.

– Сначала я хочу получить от него признание.

Фыркнув, Сикард взял поднесенный ему оруженосцем меч и прикрепил его к поясу и коротким кивком отпустил парня.

– Послушай, архиепископ, – сказал он, когда парень ушел. – Может, ты и разбираешься в спасении душ, но я разбираюсь в спасении жизней.

– Я вижу только одну жизнь, судьбу которой мы решаем, – ответил Лорис. – Какая Вам разница сгорит он сейчас или этим вечером?

– Это имеет значение, потому что за пределами этой палатки находится вся меарская армия, вставшая здесь лагерем, – сказал Сикард. – Моя жена… моя королева … вверила их мне для победы дела Меары. Солдаты МакЛейна могут быть рассеяны и деморализованы на какое-то время, но они не глупы. Они знают, где мы находимся, и они знают, что мы захватили их герцога. Дайте им время, и они попытаются его спасти, даже если у них не будет никакой надежды на успех.

– Если у них нет надежды на успех, то почему Вы беспокоитесь – возразил Лорис. – Верьте в успех.

– Я поверю, если узнаю, где Келсон и его армия!

– Мы выясним.

– Да, но когда? – Звякнув металлом об металл, Сикард хлопнул себя по ноге кольчужной перчаткой и посмотрел на неподвижного Дункана. – Почему он не сломался? Это деринийское зелье должно было развязать ему язык.

– У него сильная воля, милорд, – пробормотал Горони. – Иногда одного только зелья недостаточно. Но он расскажет нам, что мы хотим знать.

– Легко сказать, монсиньор. Но мне нужны ответы на несколько вопросов прямо сейчас.

– Я могу предпринять более сильные меры, – предложил Горони.

– Ага, и без всякого толка.

– Вы сомневаетесь в моих методах, милорд?

Сикард упер руки в бока и отвернулся.

– Я не люблю мучить священников, – пробормотал он.

– А казнить их – другое дело, не так ли? – заметил Лорис. – Скажите, не припоминаете ли Вы пыток Генри Истелина перед тем, как его казнили?

Рассвирепев, Сикард вытянулся.

– Генри Истелин был повешен, потрошен и четвертован, потому что, с мирской точки зрения, он был предатель Меары, – ответил он. – Его приговор не имел никакого отношения к его статусу священника и епископа.

Лорис холодно усмехнулся. – Тогда подумайте о мирском статусе МакЛейна как герцога Кассанского и Графа Кирнийского, военнопленного, обладающего ценной информацией, которую нам необходимо добыть, – сказал он. – Что касается меня, то я его больше не считаю даже просто священником, и уж тем более не считаю епископом.

– Вы знаете, что я не могу спорить с Вами насчет тонкостей канонического права, – пробормотал Сикард. – Я не знаю, что делает человека епископом с точки зрения святости. Но я знаю одно: священник – священник навсегда! Когда он рукоположен, его руки освящены, чтобы принять в них плоть Господа нашего. А теперь поглядите, что Вы сделали с этими руками!

– Руками Дерини! – бросил Лорис. – Руками, которые оскверняли святое Причастие каждый раз, когда он осмеливался служить мессу. Не учите меня как надо обходиться с Дерини, Сикард!

Когда Лорис подчеркнул свои слова ударом хлыста по и без того покрытой рубцами груди Дункана, тот, приходя в себя, громко застонал. Боль огненной волной прокатилась по его телу.

Он попытался вернуть себя обратно, в благословенную тьму, которая не наполняла все его тело болью, но вспышка боли, запульсировав в его руках и ногах, заполнила его и вернула в сознание. Беспорядок в мыслях, вызванный последней дозой мераши, ослаб, но лишь чуть-чуть – явно недостаточно, чтобы он мог контролировать ситуацию.

Он не открывал глаз. Но даже ощущая как Лорис склонился над ним, а кто-то встал в ожидании рядом с его головой, все надежды на то, чтобы притвориться бессознательным, рухнули, когда сапог вдавил его израненную правую руку в грязь, покрывавшую пол – вдавил несильно, но сила и не требовалась. Когда он, связанный, попытался изогнуться, чтобы избавить руку от мучительной боли, его стон был похож на всхлип.

– Он приходит в себя, Ваше Превосходительство, – пробормотал Горони, стоя рядом с левым ухом Дункана.

Лорис фыркнул и отошел назад, и в тот же миг боль в руке Дункана превратилась в тупое пульсирование.

– Просто удивительно, как много боли может причинить всего лишь кончик пальца – даже такому волевому и упрямому священнику как наш Дункан. Смотри, МакЛейн.

Утверждения Лориса сопроводились еще одним ударом хлыста по груди Дункана, тот охнул и открыл глаза. Его мучила жажда, в горле пересохло так, что он был бы рад даже новой порции мераши – а ничего другого ему пить и не давали с самого момента захвата.

– Итак, ты снова с нами, – сказал Лорис, довольно улыбаясь. – Тебе надо бы быть повежливее. Разве ты не ценишь заботу монсиньора Горони о тебе?