Дмитрий Гаврилов - Смерть за смерть. Кара грозных богов Страница 18

– Я по поручению Олега, князя Алоди, пришёл, – в который раз напомнил Розмич. – И Рюрику и Полату он зятем приходится, коли не слышал. Дело, порученное мне, не для твоих ушей. Уж не обессудь! Пусть Полат сам решает – сказать или промолчать. А что до схватки с бьярмами – свою вину знаю, но отвечать буду перед князем, коему присягал.

– Вот оборванец! – расплылся в очередной улыбке воевода.

Розмич не выдержал.

– Окажись на моём месте ты – не простым, безголовым оборванцем явился бы.

– Каков! – с деланым возмущением воскликнул воевода. – Ты, как посмотрю, не только дружинник Олега, но ещё и ведун? Уж не князь ли тебя обучал? Говорят, мурмане…

Высказать оскорбление воевода не успел. Розмич схватился за меч, готовый наплевать на все поручения – честь дороже!

Драка обещала быть зрелищной и кровавой, но состояться ей не позволили – на крыльце появился сам Полат, и хоть минуло столько лет, Розмич мигом признал его.

С осторожностью, несвойственной мужчинам, сошел по ступеням, окинул собравшихся пристальным взглядом. Невысокий, худой настолько, что кажется тщедушным. Тёмно-русые волосы кудрями спадают на плечи. Борода до груди, с ранней и заметной проседью. Нос приплюснут. Глаза – яркие, живые, совсем как у Рюрика… были.

Одет князь без особых отличий – порты, сапоги без всяких затей. Только рубаха цвета умирающего солнца да почтительные поклоны воинов позволяют узнать в Полате могущественного владыку.

– Это кто? – бесцветно спросил он, кивнув на Розмича.

Прежде чем воевода успел раскрыть рот, посланник выпалил:

– Княже! Да хранят тебя могучие боги! Из Ладоги к тебе прибыл. Князь Олег слово тебе шлёт. Тайное.

Полат покосился на говоруна, посмевшего нарушить обычай, как пёс на блоху. Едва зубами не клацнул.

Но расчет Розмича оказался верен: воевода не осмелился высказать уже придуманный ответ про невесть какого оборванца, сказал только:

– Вот… Стало быть… Однако, княже, не верится. Больно подозрительный. К тому ж прибыл под парусом купеческим, с Жеданом он пришёл через Онегу.

Брови Полата приподнялись, в голосе прозвучала скука, неумело спрятанная за удивлением:

– Жедан вернулся?

Князю не ответили – и без того всё ясно. Наконец Полат оборвал неудобное молчанье, велел воеводе:

– Проводи его.

И снова взгляд пса на блоху и неторопливые шаги – прочь.

Нет, не такой Розмич представлял себе эту встречу! Как-никак вместе первую кровь пролили, в один день. Памятный день! Не признал, стало быть, князь.

…Воевода принял меч и ножи, а после ещё и обыскал. Под его присмотром Розмич проследовал в светлую горницу, где на отдельном возвышении стояли два резных кресла.

Тут же появился слуга в видавшей виды рубахе, с низким поклоном распахнул вторую дверь. После «радушия», проявленного белозёрскими воинами, посланник Олега был готов ко всему. Но когда в горницу вошла молодая красивая женщина – оторопел.

Она ступала плавно, будто рысь на охоте. Спина прямая, взгляд повелительный. Волосы выглядывают – светлые, но, как полагается по словенскому обычаю, убраны под платок. Очелье украшают в три ряда височные кольца, гривна золотится на шее, такие же тяжёлые браслеты на тонких запястьях, на груди поблёскивают бусы сердоликовые. Богатое платье сиреневого шёлка с золотой вышивкой по краям – струится, подчёркивает каждый шаг.

Розмич спешно поклонился, мысленно отмечая – вот уж точно… княгиня! Такую с простой бабой ни в жизнь не спутаешь! Даже если накануне в бочке с брагой искупаешься.

Да только на словенку не похожа – росточку невеликого, глаза узковатые, лоб низкий и скулы непривычно выступают. Чуждая она.

Кажется, по пути сюда Птах говорил, дескать, жена Полатова из местной веси.

Князь объявился следом, но рядом с женой выглядел тусклым пятном.

Розмич невольно поёжился. Сердцем чуял – кровь вепсы куда сильней той, что течёт в князе. Сам не заметил, как проникся к этой, чужой, особым уважением.

Она заняла место подле Полата. С виду равнодушная, но взгляд цепкий. А глаза поднимешь, будто прямиком в душу заглядывает. Розмич сторонился этого взгляда, путался в ощущениях, как никогда прежде. Даже слова самого князя не сразу уразумел.

– Так что за послание? – бесцветно спросил Полат.

– А?

Розмич встрепенулся, с силой отринул посторонние мысли и отвесил новый поклон.

– Здрав будь, княже, – сказал он. – И ты, княгиня. Я прибыл из Алоди, с вестью от господина моего Олега.

– Об этом ты уже доложил, – напомнил Полат.

Розмич и сам не понял, отчего смутился. Только боевой пыл растерял окончательно.

– Скорбную весть велел он передать… Отец твой, великий князь Рюрик Новгородский, скончался – тому уж лунный месяц будет. От ран. В походе на Корелу. Нынче же князь Олег, ибо он пока нарядник союза ильмерского, и русь, и кривичей, и словен, и чудь на общий сход собирает. Князей да старейшин. Клятвы прежние друг другу подтвердить.

Во взгляде Полата блеснул интерес.

– Вот как? А ты явился меня позвать? Куда же, если не тайна?

– Тайны в том нет, – нахмурился дружинник. – Сход в вотчине усопшего правителя назначен, в Новгороде.

– Новгород, – задумчиво протянул князь, огладил бороду. – Помню, помню… Город, коему прочат стать великим… И когда же?

Розмич пожал плечами:

– Как все соберутся. Князья Олег и Велмуд через пару седьмиц уж там будут, остальные – как явятся.

– Остальные? – В чём причина княжьего удивления, Розмич не догадывался. – Ладно… Пусть будет Новгород. Это всё, что хотел передать?

– Всё, – подтвердил дружинник упавшим голосом.

Равнодушие Рюрикова сына просто не укладывалось в голове. Князь даже подробностей не выспросил! Даже не поморщился, будто горя для него не существует. А может, это Розмич чего-то не понимает? Полат же наоборот – прав? Негоже мужчине показывать свои чувства, особенно печаль.

– Тогда иди, – сказал князь. – У воеводы спросишь, он укажет, где разместиться.

Дружинник и впрямь собрался покинуть горницу. Звенящий голосок княгини остановил:

– Князь мой, ты забыл о главном.

– Да? – недоумённо спросил Полат.

– Этот доблестный воин проделал долгий путь, – продолжала женщина. – Он преодолел пороги, справился с течением наших рек и морей. Побывал в схватке с бьярмами, как говорят. Он заслужил награду, разве нет?

Милость князя сродни божественной. О ней только юродивый не мечтает, но даже он не сможет отказаться, коли владыка решит наградить. За такую честь воины готовы на любые подвиги, миряне из кожи вон вылезут, а бояре да прочая знать – на любую хитрость пойдут. И счастья потом – на весь мир, а рассказов – даже праправнукам достанется. Вот и Розмичу полагалось радоваться… Он же хотел провалиться сквозь землю.

– Ты права, Сула! – бросил Полат. – Какую награду хочешь, словен?

Всё-таки не зря говорят, будто в слове великая сила скрыта. Кажется, князь ничего дурного не сказал, а дружинник почувствовал себя оплёванным. Даже хуже – его будто в выгребную яму окунули.

Несколько мгновений боролся с негодованием, а когда голос обрёл прежнюю твёрдость, ответил:

– Я пришёл не за наградою. Но если хочешь одарить – позволь сопровождать тебя, князь, в самый Новгород. Нас пятеро осталось, из дюжины.

– Нет… – пропела княгиня, хитро сверкнув глазами. – Этой награды мало! Проси о заветном, ежели остальное не нужно.

Розмич растерялся больше прежнего – как она узнала, что заветное есть? Как догадалась, что задача эта только князю под силу?

– Ну же! – подтолкнула женщина. Голос прозвучал озорным колокольчиком. Подобный хоть всю жизнь слушай – не надоест.

– Есть одно, – сознался воин. – Затеей зовут. Свататься хочу, да боюсь, просто так не отдадут.

Переливчатый смех Сулы заставил потупиться. По щекам жгучей волной разлилась краска, уши запылали факелами. Но беда в другом – куда руки деть, вот что не ясно!

– А ведь хорошо придумал! Князя в сваты! Тут даже Жедан не отступится! Что скажешь, Полат?

Владыка Белозера усмехнулся, и Розмич впервые узнал в нём того самого Полата, с которым вместе сидели за стенами детинца, по приказу старших пережидая кровавую схватку в Рюриковом граде. Того Полата, с которым после всё-таки сорвались в бой, неумело, по-мальчишечьи, рубили врагов, посягнувших на власть Рюрика, на жизнь его рода.

– Почему бы нет? Завтра утром и зайдём.

Радоваться или печалиться, Розмич не знал. А женщина наблюдала за ним пристально, с озорным прищуром. Затем стянула с пальца перстень, украшенный крупным самоцветом, сказала:

– Это подарок невесте. Для нас, женщин, камушки порой дороже любого слова. Даже княжьего.

Кажется, Полату это замечание не понравилось, но Розмич недовольства не увидел – умчался. Душу терзали противоречивые чувства. Он и не знал прежде, как можно одновременно испытывать и удивление, и брезгливость, и благодарность с любовью, и страх. Что ни говори, Белозеро – чудной город. И люди под стать – чудные.