Андрей Ильин - Александр Золотая грива Страница 2

– Ежели улитки нападут, оборонимся или нет? Как думаешь, Митя? – задумчиво спросил Вышеслав брата.

– Конечно, – уверенно ответил Мстислав, – Алекша не даст нам погибнуть лютой смертью, всех равликов поубивает.

– Ох, не знаю, не знаю… – лицемерно вздохнул Вышеслав, – Алекша богатырь известный, но ведь и улитки зверюги страшенные. Ох, боюся я, боюся!

Глеб и Всеслав ржут во все горло, слезы вытирают, едва с коней не падают. Украдкой хихикают дворовые и даже Твердослов улыбается в густую бороду. Алекша стоит красный, как вареный рак, вертит в руке громадный нож, не зная, что делать. Твердослов подошел, сунул нож в правый сапог и мотнул головой – в седло!

– По коням! – зычно скомандовал боярин и маленький отряд тронулся.

Алекша вскоре забыл о конфузе и любопытно осматривался. Вокруг лес, темный, старый, с буреломами и оврагами. Дремучая чащоба простирается по всей Киевской Руси и только по берегам рек стоят города и селища, большие и малые. Дорога от Вышеграда до Киева длинна, но не опасна – князь начисто вывел всех разбойников в киевских лесах. До него такого не удавалось никому. Владимир поступил просто – назначил малую дружину в поиск. Приказал всем купцам, крестьянам немедленно рассказывать обо всех подозрительных людях назначенному воеводе, а кто умалчивал, тому голову рубили. Немедля выступала дружина по каждому сигналу. Воины не брали разбойничков в полон – рубили беспощадно всех, в доказательство выполненной работы собирали оружие и резали уши. Привозили воеводе, показывали. Вначале было вовсе князь приказал рубить головы и везти на показ, но подумал и отменил приказ – больно хлопотно головы мешками возить в Киев, да и куда их потом девать? Снова в лес отвозить? Решили, что с ушами подручнее будет. Так в одно лето избавились от самых наглых, остальные убежали подальше. Дороги стали безопасны и это тут же сказалось на торговле – купцы и крестьяне сбавили цену на товар, стали больше покупать и продавать. Княжеский казначей только руки довольно потирал, потому что поступлений в казну князя стало чуть не в два раза больше.

Алекша оживленно вертел головой. Вот знакомая трава, лечебная, а вот плохая, такой хорошо стрелы натирать, зверя сразу лишит сил. Он слушал пение невидимых птиц, смотрел на игру солнечных пятен на листве и совершенно забыл, куда и зачем едет. Да и чего ему, сироте, задумываться о поездке, его в Киеве никто не ждет. Вдруг прямо над ухом раздался страшный волчий вой! Алекша всполохнулся, нелепо замахал руками. Пытаясь удержаться в седле, глупо задергал ногами и перестал чувствовать стремена. Вокруг захохотали, свистнула плеть. Конь под Алекшей взбрыкнул, помчался по дороге, вломился в кусты.

Мальчик потерял поводья, вцепился в гриву и изо всех сил сжал ногами конские бока. Лошадь несколько раз больно зацепилась за сучья, ударилась и совсем сбесилась. Нелепо выбрасывая ноги и высоко вскидывая зад, стала как-то боком ломиться сквозь кусты, бросилась прямо, не разбирая пути. Через несколько мгновений вынеслась на маленькую круглую полянку и поскакала вперед, снова вломилась в гущу и скачка продолжилась. Алекша сжал глаза, закрыл рукой. Его бросало, больно колотило о стволы, острые ветки норовили разорвать лицо и выбить глаза. Он вцепился рукой и ногами и молил всех богов, что б не дали свалиться. Внезапно лошадь резко стала. Как в странном сне, мальчик почувствовал, что его отрывает от седла и он летит вперед и вверх. Несколько раз что-то жесткое и колючее зацепило за штанину, слышен треск. « Сейчас упаду и погибну!» – мелькнула паническая мысль. Почувствовал приближение тверди, инстинктивно сжался.

Он рухнул на землю, толстый слой мха спружинил, подбросил. Покатился по склону, несколько раз больно стукнулся о корни – снова ухнул в пропасть, как почудилось. Лететь до дна второй ямы оказалось дольше. Ударился оземь так, что дыхание вырвалось с коротким стоном и пропало… вокруг темно… страшное зеленое чудовище молча душит толстыми лапами. Влажные, пахнущие болотом, гнилью, они зажимают лицо, давят грудь. Жить осталось – от вдоха до выдоха. Алекша рванулся что было сил… и обнаружил, что он стоит на малюсенькой полянке, почему-то на коленях. Поспешно поднялся, огляделся. На лицо налипло травы, стряхнул. Быстро повернул головой туда-сюда – никого. Вокруг тихо, неслышно пения птиц, стрекота насекомых. Тишина такая, словно жизнь навсегда ушла отсюда и только он, единственный здесь, стоит и оглядывается. Вокруг густой темный лес. Сверху робко пробиваются редкие лучики солнца, словно тонкие желтые прутики. Прохладно, влажно и тихо. Алекша вспомнил дурацкую шутку княжича, как всем стало весело и такая обида взяла, что решил не возвращаться обратно, а идти самому. « Сам доберусь до Киева, не маленький. А с этими больше не пойду, ведь опять смеяться начнут. Да и вообще, ну их»! – подумал он и неторопливо побрел – как ему казалось! – к Киеву.

Медленно шел наугад, туда, где меньше кустов и хоть немного видно. Сучья раздирают одежду, тяжелые влажные ветви хлещут по лицу. Тучи кровожадных комаров облепили так, что невозможно открыть глаза как следует, приходиться постоянно нелепо махать руками, вытирать лицо и размазывать по щекам собственную кровь. Больно, гадко и сыро… Это продолжалось бесконечно долго, Алекша уже перестал понимать, куда и зачем он идет. Он устал, проголодался. Захотелось сесть и зарыдать от безысходности, только вот некуда – кругом сырой мох и прелые прошлогодние листья. Почти ничего не соображая, вываливается на маленькую полянку и от неожиданности чуть было не падает – кусты внезапно кончились. С трудом открыл заплывшие глаза, стер с лица густой кровавый слой комаров и огляделся. Вокруг него все тот же лес, только отступил на десяток шагов. В середине поляны стоит толстый корявый дуб. Старый ствол покрыт черной сморщенной корой, уходит ввысь и раскидывается над поляной широким зеленым покрывалом. Листья не шевелятся на слабом ветерке, словно тоже из дерева. Мальчик облегченно вздохнул и побрел к дубу. Шел медленно, загребая сочную траву мокрыми сапогами. Заплывшие от комариных укусов глаза едва различали толстые корни, наполовину выбравшиеся из земли, упавшие ветки и какие – то странные грибы на тонких ножках. Прошел вокруг дуба, выбирая место получше. Вдруг ощутил легкое касание чего-то острого. Дернулся от неожиданности, отскочил и с трудом разлепил щелки глаз. Прямо перед лицом в воздухе висит странный предмет, вроде сучка, только на него какой-то шутник надел старый истлевший сапог. Рядом еще и еще. Алекша сделал шаг назад и раздвинул веки пальцами – по-другому глаза уже не открывались – посмотрел вверх.

Прямо перед ним в неподвижном теплом воздухе висит три скелета. На желтых костях сохранились клочья одежды, у одного разорванный сапог еле держится на ноге, а из него выглядывают сгнившие пальцы с острыми ногтями. Желто – серые черепа склонены к земле, неподвижно глядят на Алекшу черными глазницами. Сквозь ребра видно, что неизвестных повесили не за шею, как обычных висельников, а дубовыми крючьями за ребро. Так умирают долго и мучительно. Слетаются вороны и начинают безжалостно долбить твердыми клювами лицо. Особенно воронам нравятся глаза – с одного удара пробивают закрытые веки и еще живой человек чувствует, как у него выбивают сначала один глаз, потом другой. Затем настает черед мерзких зеленых мух. Они слетаются неизвестно откуда тучами, облепляют все тело и торопливо пьют еще свежую кровь, тут же спариваются и откладывают яйца, а человек еще жив. И так продолжается долго, очень долго…

Ветер дунул чуть сильнее. Один скелет медленно, с тихим скрипом повернулся, будто возжелал получше рассмотреть несчастного человечка, посмевшего забрести в гости. Алекше не было страшно. От усталости и голода чувства притупились, только легкое беспокойство, что забрел куда-то не туда и даром такое не пройдет. Так и стоял, нелепо придерживая грязными пальцами распухшие от комариных укусов веки. « Ну и пусть, – устало подумал мальчик, – что будет, то и будет. Подумаешь, скелеты. Кости на ниточках!» Медленно повернулся и побрел прочь. Нисколько не удивился, когда на самом краю полянки обнаружил еле заметную тропку. Не оглядываясь на скелетов, пошел по ней, авось куда выведет.

Смеркалось. Алекша с трудом различал тропку, шел скорее на ощупь, ногами чувствуя утоптанное. В маленьком тусклом солнечном пятне заходящего солнца заметил лечебную травку, торопливо поднял, растер в ладонях. Почувствовав резкий запах кислого, налепил на закрытые глаза и так минуту постоял неподвижно. С трудом разлепил веки. В глазах режет и щиплет, но опухоль немного спала и он уже может смотреть, не поднимая пальцами век, словно дурак, обкусанный дикими пчелами. Настроение сразу поднялось, захотелось есть. Живот громко, на весь лес, квакнул. Голодные кишки в ответ тоненько зарычали, поддерживая требования хозяина, на что-то там нажали и рот мальчика наполнился густыми, вязкими слюнями. Алекша завертел головой, словно пытаясь найти что-то съестное, как будто он в лавке с харчами, но вокруг только темнеющий лес. Вздохнул, пошел дальше – тропа куда ни будь выведет. Незаметно совсем стемнело. Тьма свалилась такая, что не видно вытянутой руки. Что-то глухо взвыло, дико хохотнул филин в вышине. Вдали высветились горящие желто-синим цветом глаза, наверно, ночного чудовища!