Александр Беляев - Астральный медальон. Хроники затомиса Страница 2

Надо ли говорить, что с точки зрения поэтического мастерства стихи никуда не годились, и море чувств, обуревающих мальчика, не находило достойного выражения в этих неумелых виршах.

Немногочисленные слушатели, которым Андрей решался их прочесть, как правило, отделывались дежурными похвалами и не улавливали второго дна этих стихов, но для мальчика они были закодированными ощущениями, которые он испытывал в тот или иной день, дорогими, как родные дети.

Попутно он украшал блокнот маленькими рисунками и любил часами перечитывать стихи и рассматривать картинки своего драгоценного блокнота.

И снова ему начинало казаться, что эти исчерканные странички – маленькие оконца в какой-то родной и прекрасный мир, в котором он когда-то жил и любил, в котором нет места серым будням и мучительным мыслям о бессмысленности существования.

И все же, получая крупицу удовлетворения от этих прорывов в иной мир, большая часть его существа продолжала пребывать в тоске и меланхолии. Он понимал, что написанные им стихи – всего лишь жалкие крохи иных срезов бытия, ему хотелось писать что-то грандиозное, фантастическое, он смутно ощущал: надо только прорвать какую-то перемычку, чтобы войти в этот прекрасный мир или хотя бы увидеть его через щелку.

К сожалению, на бумаге все выходило куце, он не мог найти нужных слов, образов, аналогов своим чувствам. И выходило что-то наподобие стихотворения «Радуга».

Над землею висит радуга,

Так прекрасна на вид, радуга,

Кто дойдет до нее, до радуги,

Семь получит цветов от радуги.

Голубой – это счастье, радости,

В нем искрится любовь, плавает,

Остальные цвета – липа все,

Ничего не возьмешь от других цветов.

Словно счастье в скорлупке прячется,

Голубой меж других улыбается,

Так и сяк, приходи и бери меня,

И не будет тебя счастливее.

Предо мною давно – радуга,

Но дойти не дано до радуги,

Так и будет висеть впереди тебя,

Ложным счастьем в пути заигрывая.

Ты теперь для меня, как радуга,

Ты сначала мой взор так радовала,

Но нельзя счастья взять от любви к тебе,

Смысл радужный твой только в красоте.

Конечно, любой подростковый психолог наверняка сказал бы, что все описанное – обычные подростковые депрессии, которые испытывает в жизни каждый, что все это – результат возрастной перестройки эндокринных желез и появления в крови половых гормонов, которые в считанные месяцы совершенно изменяют психику подростка, то делая его замкнутым и необщительным, то превращая в сущую неуправляемую бестию, когда совсем еще недавно тихий и послушный ребенок становится головной болью учителей и родителей. Словно бы в нем появляется какая-то новая энергия, которая ищет выхода и либо трансформируется в темную, и тогда подросток связывается с дурной компанией, начинает выпивать, принимать наркотики и подчас проявляет садистскую жестокость, участвуя в групповых избиениях и мучительствах безо всякого видимого повода.

Либо же эта энергия преобразуется в светлую, и тогда бывший ребенок грезит наяву, пишет стихи, картины, влюбляется, несмотря на насмешки, в самую обычную Галочку или Верочку – причем самой чистой и романтической любовью, которая бывает только в ранней юности. В редких же случаях, когда на ребенке печать некоей избранности, он начинает увлекаться мистикой, религией и пытается познать мир потустороннего, безоглядно бросаясь в изучение оккультной литературы и самоэкспериментаторство.

Несомненно, Андрей, при всех его склонностях, избрал бы последнее – но нельзя забывать, в какую эпоху он жил, когда атеистическая пропаганда растлевала мозги с раннего детства, а неверующие родители, прошедшие ту же обработку, становились соучастниками государства. С другой стороны, подобная чистка мозгов порой приносила совершенно противоположный результат, и религия либо любая наука о потустороннем становились для юного бунтаря запретным плодом – который, естественно, сладок и который очень хочется попробовать хотя бы из чувства протеста и потому, что это «низзя».

К сожалению, главной трудностью этого пути являлось отсутствие литературы, которую новые советские инквизиторы тщательно уничтожали на протяжении многих лет своего владычества.

Не было подобных практических книг и в обширной семейной библиотеке Даниловых, а художественная литература в лице Эдгара По и Гофмана будила воображение, но не давала методов.

И все же древняя истина гласит: когда душа готова – однажды складываются обстоятельства, и приходит нужная книга или появляется духовно продвинутый человек, который может что-то рассказать, чему-то научить и дать необходимый толчок – а дальше наступает каскад мистических событий, вопреки привычному и окружающей действительности.

Трудно выбрать путь, когда не знаешь, что он существует. Андрей пробовал жить, как большинство его сверстников. Преодолевая врожденную нерешительность, за счет какого-то высвободившегося внутреннего резерва, он стал вести себя более нахально, принял участие в нескольких драках и, хоть и не попал в хулиганскую элиту школы, все же поднял свой рейтинг и перестал быть всеми угнетаемой овечкой. А, научившись сносно играть на гитаре и выучив несколько десятков песен Высоцкого, Визбора, Кукина и Клячкина, добился всеобщего уважения, и даже не обращавшие на него ранее внимания девочки стали к Андрею приглядываться.

Чтобы не быть белой вороной, он начал курить, несколько раз пробовал травку – правда, никакого серьезного кайфа не словил, – ну и, конечно, в веселой компании пил в подворотне «Тридцать третий» портвейн, сознательно нарываясь на неприятности в школе и дома.

Так он пытался бежать от самого себя, рассчитывая на то, что если когда-нибудь станет крутым парнем, то все его проблемы сами собой разрешатся – но, увы, ничего похожего не происходило, и по мере роста к нему уважения со стороны сверстников тоска его стала усиливаться еще больше. И если раньше в шумной компании, взвинченной алкоголем, сигаретами и танцами, она на какое-то время отпускала мальчика, то постепенно привыкая к такому времяпровождению, Андрей порой впадал в депрессию в разгар самой веселой вечеринки.

Какое-то время мальчику казалось, что он ищет любви: нет, не легкомысленных поцелуев и даже не свободного секса, а серьезного чувства, о котором он столько книжек прочитал и столько фильмов просмотрел – но, увы, его роман с Аллочкой Кусивицкой из восьмого А, на которую он заглядывался целых полгода и внушил себе за это время, что влюблен в нее по уши, осчастливил его всего на несколько встреч. И тогда выяснилось, что нечто похожее на любовь он ощущал, лишь когда Аллочка (как ему казалось) была для него недоступна, но стоило ему осуществить свою мечту на одном из школьных вечеров, когда он явно очаровал девочку удачными шутками, названиями дисков и исполнением бардовских песен, то после нескольких свиданий, на которых Аллочка была мила и податлива, он полностью охладел к своей недавней возлюбленной. Когда же она попыталась выяснить отношения, для Андрея все было кончено: реальная девочка абсолютно не совпадала с выдуманным образом, а значит, и любил он не ее, а собственный вымысел, и в памяти осталась только божественная мелодия Леграна из «Шербурских зонтиков» и первый медленный танец, когда казалось, что мечта сбывается и реальная любовь заслоняет собой мечту.

Прожив около года на новой квартире, Андрей подружился с мальчиком из соседней квартиры, правда, учился он в другой школе, с углубленным изучением французского языка. Звали его Сережа Кубарев, это был высокий блондин с тонкими чертами лица и артистическими манерами. Сергей, помимо школы, посещал детскую театральную студию при театре Драмы и Комедии на Литейном и однажды он пригласил Андрея на репетицию спектакля «Сирано де Бержерак», где играл одну из главных ролей – Кристиана.

Обо всем этом можно было бы и не упоминать, если бы не произошедшая там встреча, которая круто изменила дальнейшую жизнь нашего героя.

Спектакль был еще достаточно сырым, он находился на той фазе становления, когда роли кое-как выучены, но пьеса еще не обрела целостность, отдельные сцены плохо стыкуются, и вообще, актеры еще не полностью усвоили, что им делать, поэтому спектакль постоянно останавливался и возникали то единичные, то групповые перебранки.

Все ребята находились во взвинченном состоянии, даже непонятно было, зачем Сергей провел своего друга смотреть его, возможно, был просто неудачный день. В этой обстановке сохранял полное спокойствие, как ни странно, только режиссер ТЮТа (театра юного творчества) Иван Александрович Маркелов.

Андрей, естественно, не знал его лично, знал только, что он – один из ведущих актеров театра на Литейном, в спектаклях тоже никогда раньше его не видел, поскольку не ходил в этот театр, но об этом человеке всегда с очень таинственным видом сообщал его новый приятель.