М. Ерник - Душегубы. Хроника гонки на выживание Страница 2

– А напомните мне, – прервал он паузу, – как вас теперь правильно величать, господин Борк или господин Борке?

– В немецком произношении правильно Борке.

Собеседник господина Борке выглядел полной ему противоположностью. Выглядел он моложе. Ему можно было дать лет пятьдесят – шестьдесят, не более. Однако в его одежде явно угадывалось стремление к молодёжной моде. Обтягивающие на грани приличия укороченные джинсы, свободный болотного цвета пуловер, руки в карманах и небрежная походка знатока жизни, который скользит по ней «не парясь». Песком по мостовой поскрипывали стильные туфли, напоминающие чем-то футбольные бутсы. Вся эта мода никак не гармонировала с приличного размера лысиной на затылке. Но ни чёрные, растрёпанные, без признаков седины волосы, ни сама лысина не волновали своего хозяина. Он активно вертел головой, словно пытаясь увидеть всё одновременно. При этом без труда ухватывая не только смысл, но и все интонации речи господина Борке. Лукавый взгляд с прищуром на смуглом лице свидетельствовал, что от него не может утаиться никакая, даже самая малозначительная деталь.

– А вы по-прежнему граф Кордак? – продолжил господин Борке.

– Да. Но для краткости можно просто Кордак, – снисходительно заметил модный собеседник.

– Или просто граф. Так ещё короче, – усмехнулся господин Борке, взмахивая тростью.

Сутулясь и поминутно оглядываясь, граф Кордак ступал прыгающей походкой по мостовой. Многочисленные следы посещения дорожки гусями его мало волновали. Проникая в протекторы его подошв, они отпечатывались чёткими контурами на тротуарной плитке. Каждый шаг Кордака делал многочисленные отметки гусей ещё более многочисленными. Одновременно с этим занятием граф Кордак успевал ловко носком ноги подцепить какую-то сухую ветку, ехидно улыбнуться вслед коту, который при виде «оккупантов» задрал хвост и бросился к ближайшему кустарнику, и, не сводя глаз с кота, задать следующий вопрос:

– И давненько вы здесь бывали?

Господин Борке, который в отличие от графа Кордака не стремился умножить присутствие гусей на мостовой, ответил не сразу. Только сделав широкий шаг, он счёл возможным произнести:

– Последний раз? Да, пожалуй, лет двадцать тому назад… Да, лет двадцать, – подтвердил он с большей уверенностью.

Оценив дорогу перед собой, господин Борке смерил взглядом близлежащие строения и, не без ноток задумчивости, продолжил:

– Тогда моё внимание привлёк некий господин… простите, товарищ. Звали его Зурицкий Вениамин Аркадьевич. Жил он здесь, в Мухоморах. Жил одиноко, очень скромно. Работал снабженцем в каком-то ОРСе или «снабе», сейчас не помню. Однако это был поистине удивительный человек.

Борке задумчиво помолчал.

– Чтобы удивить вас, господин Борке, должно было произойти что-то действительно невероятное, – воспользовался паузой Кордак.

– Именно это и произошло. Представьте себе идеально честного снабженца советских времён, – предложил Борке.

– Не могу, – честно признался Кордак.

– До того момента и я не представлял. Впервые услышал я о нём в министерстве торговли. Затем ещё в разных местах. И везде обсуждали одно и то же. Удивительный дар убеждения этого человека. Он был в состоянии убедить кого угодно в чём угодно. Пользуясь этим даром, он мог, как тогда говорили, достать или выбить любой дефицит. При этом оставаясь кристально честным. За всё время своей службы он не предложил даже шоколадки ни одной из секретарш. Не говоря уже о более значимых персонах. Кроме честности, поражала скромность этого человека. Его много раз приглашали в столицу. Обещали квартиру, машину без очереди. Но он так и остался в Мухоморах. Вы понимаете, что человека с такими качествами я не мог не оставить без внимания.

– Да, пожалуй. Любопытно, и чем же всё это закончилось? Погодите, позвольте, я угадаю. Он сбежал за рубеж?

– Нет! Это было бы слишком банально. К тому же о поездке за рубеж он и слышать не желал. А возможности такие у него были. И тем не менее, он оказался невозвращенцем.

Борке снова задумался, словно что-то вспоминая.

– Это произошло в новогоднюю ночь. Вениамин Аркадьевич был человек одинокий и малопьющий. Но в тот раз его уговорили встречать Новый год в зимнем лесу в компании родного коллектива. Отметили хорошо. Потом, как водится, ещё пару дней похмелялись. И только в первый рабочий день обнаружили отсутствие Вениамина Аркадьевича. На звонки он не отвечал, дома не ночевал. Стали вспоминать и вспомнили…

– Неужели то, о чём я подумал? – ехидно улыбнулся Кордак.

– Да, – подтвердил Борке, – вспомнили, что он не возвращался со всеми из ночного леса. Его там попросту забыли.

– Славная история, – вставил Кордак, не переставая улыбаться.

– Виновника переполоха нашли быстро, там же, в лесу под деревом, где он мирно задремал, да так и замёрз.

– Но, насколько мне подсказывает интуиция, это не конец истории.

– Да, – подтвердил Борке, – вы совершенно правы. Это только её начало. По факту смерти Зурицкого, разумеется, возбудили уголовное дело, вскрыли его скромное жилище. Что произошло дальше, трудно передать словами. Даже прибывший из столицы следователь по особо важным делам был в шоке. В комнатке Вениамина Аркадьевича обнаружили твёрдо конвертируемую валюту на такую сумму, что в пересчёте на доллары это составило около миллиона…

– Ай-я-яй! – воскликнул Кордак, улыбаясь всё шире. – Миллион нехороших денег. По законам того времени это же верная смертная казнь.

– Кроме того, там же обнаружили документы, из коих стало ясно, что ещё такая же сумма находится в обороте. Скромный снабженец оказался ни много ни мало подпольным финансистом, который кредитовал цеховиков едва ли не всей страны. Так сказать, человек-банк.

Борке помолчал, давая собеседнику время насладиться финалом истории.

– Да, это был человек с золотыми руками, – подвёл он черту. – То есть в золото превращалось всё, к чему он прикасался. При этом, заметьте, он не тратил на себя ни копейки. Всё, что он делал, – делал исключительно из творческого порыва, так сказать из любви к искусству.

– Красивый финал, – согласился Кордак. – И в том, как Зурицкий ушёл – на пике славы, и особенно в том, что касается любви к искусству. Но, согласитесь, эта история скорее исключение, чем правило. Сейчас люди живут жадностью. Алчность – плохая муза. Из-под её крыла выходит только серость и скука. Нет, настоящее искусство бескорыстно! Только тогда оно позволяет создавать настоящие шедевры.

– Согласен, – оживился Борке. – Но согласен лишь в одном – истинное вдохновение всегда бескорыстно. В том же, что здешнее население движимо одной лишь алчностью, согласиться с вами не могу. Вы, дорогой граф, слишком много ездили по столицам и по Европе. Вы пытаетесь проецировать психологию цивилизованного европейца на местных жителей. Позвольте уверить вас, что это далеко не так.

– Полагаю, – улыбнулся Кордак, – вы в качестве доказательства приготовили мне ещё одну историю из этих мест.

– Если не сочтёте это скучным?

– О! Нет, нет! Я весь внимание.

– Прекрасно.

Господин Борке перевёл дух, окинул взором покосившийся забор ближнего двора и даже остановился, словно размышляя, с чего начать. Наконец он решился и слегка стукнул тростью о тротуарную плитку. Трость издала мелодичный звон, а её хозяин решительно шагнул вперёд и продолжил:

– Эта история произошла несколько раньше. В восьмидесятых годах.

– Прошлого века?

– Нет, позапрошлого. Это было, кажется, при Александре Третьем Миротворце. Жила в этих краях некая дама. Её имя по паспорту, если мне не изменяет память, Вершинская Екатерина Андреевна. Но в здешних местах она была известна по имени Мадлен. Кто и когда присвоил ей столь вульгарное имя, сказать не могу. Дама была дворянского сословия, в отличие от её законного супруга, который не привнёс в жизнь нашей героини ничего, кроме больших денег. Надо сказать, это тяготило Мадлен. Разумеется, в том, что касается супружеской жизни, а не в том, что касается денег.

Словно желая подчеркнуть сказанное, господин Борке вновь мелодично стукнул своей тростью о мостовую.

– Замену мужу она нашла быстро в лице некоего молодого человека. Образовался классический тройственный союз: жена, муж и любовник. Следует заметить, что насколько этот триумвират устраивал Мадлен, настолько же он не устраивал её мужа, который, очевидно, имел более традиционные взгляды на семейную жизнь. И вот когда разногласия по этому вопросу достигли своего апогея и выплеснулись в семейную сцену, наступил решительный момент. Муж госпожи Мадлен внезапно скончался. Угадайте, от чего?

– Неужели он выпил вместо водки мышьяку?

– Нет! Вы рассуждаете как европеец. Ну, напрягите свою фантазию. Вспомните название этого городка.