Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть первая Страница 27

Неясное движение сзади заставило Женьку обернуться. Прямо ему в глаза летел громадный сук дерева, и в мгновенном выборе всех возможных комбинаций, он подался навстречу, выставив вперед руки, максимально стараясь смягчить удар. В ту же секунду острая боль полоснула по лицу, что-то лопнуло на лбу, и соленый поток ослепил его. Сук опустился, и сквозь струящуюся кровь Ленский увидел белое, дикое лицо Холодова. Тот попятился, не веря, что Ленский выдержал удар, в глазах его появились страх и беспомощность.

Не дожидаясь новой атаки, не вытирая с лица кровь, Ленский бросился на врага. Холодов оступился, упал на спину, и Ленский прыгнул ему коленями на грудь. «Есаул» охнул, попытался закрыться руками, но Ленский сильно и методично, словно исполняя страшный приговор, стал бить его кулаками по лицу, ладоням, между них.

Время остановилось для него. Он бил и бил, добираясь до глаз этого чудовища, глаз, в которых живет, прячется мерзкая, ненавистная подлость.

– Стой! Остановись же! – кто-то тянет его за плечи. Потом тот же голос в сторону: – Как его зовут? – и опять к нему: – Женя, Женечка, остановись! Ты же убьешь его!

Ленский почему-то слушается, замирает с поднятым кулаком. Холодов тоненько скулит, пытаясь выбраться из-под него, окровавленный, дрожащий, отвратительный, и, опершись на него рукой, Женька медленно поднимается. Все качается перед глазами. Качается лес, какие-то мальчишки, со страхом и любопытством глазеющие на него, какой-то незнакомый парень, предупредительно вскинувший руки ладонями вперед. Он что-то говорит ему… Что?

– Все, Женя, все закончилось, – слова незнакомца доносятся до слуха слабо, глухо, будто из другого мира.

А кто такой Женя? Он? Странно, ему кажется, его зовут совсем не так, а по-другому. Вот только как, не вспомнить…

– Что здесь происходит?

Ленский чувствует облегчение. Наконец-то! Вот это – знакомый голос, голос Олега Львовича, воспитателя отряда.

– Это безобразие! Это мои дети! – голос растет, раздувается, рвется на части, как лопнувший воздушный шарик. – Кто их так избил? Это он? Подонок!

Ленский видит направленный на него палец Львовича. Палец двоится, колеблется в волнах тумана, откуда-то опустившегося на поляну. Он виноват? Ну, и пусть! Только бы отдохнуть. Безумно хочется упасть. Упасть и заснуть…

– Подонок – это вы! – пробиваются сквозь туман невероятные, неслыханные слова. – Это с вашего ведома эти негодяи напали на ребенка, и вы за это будете отвечать! Этот мальчик вчера перенес сильнейший стресс, а вы утаили это от руководства лагеря и от врачей! Более того, вы уже сейчас пьяны, от вас разит за версту! Не хотите пройти освидетельствование?

Провал. Молчание. Тишина… Затем снова незнакомый голос, теперь сосредоточенный, мягкий:

– Так, ребята, давайте его под руки…

Чьи-то руки подхватывают, несут. Второй раз за сутки его таскают на руках. Может, он герой? Как олимпионик в Древней Греции? А, впрочем, все равно.

Небо над головой колышется ультрамариновой бездной, оно все ближе и ближе, и Женька, то ли поднимается, то ли падает в него. Хватаясь за последние обрывки яви, он пытается рассмотреть в небе что-то, чего не видно с земли, но здесь мгновенная абсолютная тьма наваливается и поглощает его сознание.

Когда Женька очнулся, потолок над ним был девственно белый, без малейшего намека на оттенки, что для него означало – спокойствие, спокойствие и безопасность. Впрочем, полностью довериться магии приметы мешала неясная тревога, острой занозой засевшая в сердце. Он прекрасно помнил все, что с ним случилось, вот только не разъясненными оставались две вещи: кто такой незнакомец, так дерзко отбивший его у Львовича, и где он, Женька, сейчас находится? На последних минутах боя он потерял сознание, и поэтому не мог вспомнить все до тонкостей. Впрочем, кажется, и ему тоже досталось от Холодова.

Женька едва заметно пошевелился. Не хватало еще дать повод для разного рода шуточек, если кто-нибудь за ним наблюдает. Но никого не было в комнате. Тогда Женька пошевелился уже смелее, но тут под ним пискнули пружины, и он затих. Саднили кулаки, и что-то над правым глазом мешало и закрывало обзор. Ну, что ж, тоже неплохо. Значит, цел, и наверняка в лагере. Вот только, где?

Дверь в комнату распахнулась, и Женька моментально зажмурился. Сделал он это больше по привычке, чем из страха, и тут же почувствовал легкую досаду на себя. Зачем притворяться? Видимо, вошедший думал так же, потому что, довольно бесцеремонно уселся на край кровати, взял руку Ленского, нащупал пульс. Полминуты спустя он со вздохом проговорил:

– Да ладно тебе притворяться, всю программу мне культурную срываешь!

Это был тот самый голос! Женька открыл глаза. Перед ним сидел парень лет двадцати пяти, в красной футболке с якорем и в джинсах. Короткая стрижка, округлое лицо, серые внимательные глаза за стеклами очков в тонкой серебристой оправе.

Неожиданно Женьке захотелось подружиться с этим парнем. Подружится по-настоящему, крепко и надолго, как в книжках. Впрочем… Он грустно улыбнулся. Еще одна несбыточная мечта. Не много ли будет для него? Видимо, что-то изменилось в его лице, потому что парень неожиданно серьезно сказал:

– Ну-ну, ты не дергайся. Тебе сейчас покой нужен. – он надел стетоскоп и попросил: – Встань, я тебя послушаю.

Так вот он где – в медпункте! А парень этот – доктор? Но, почему он его раньше не встречал?

Закончив осмотр, доктор велел Женьке снова лечь, а сам подвинул себе стул.

– Как чувствуешь себя, Женя? – голос его звучал вполне дружелюбно.

– Нормально, – осипшим от долгого молчания голосом ответил Женька.

– Нигде ничего не болит?

– Нет… – Женька растерянно осмотрел себя, как бы проверяя: все ли на месте.

– Тогда так, докладываю, – доктор улыбнулся, и в Женькином сердце вновь затеплились смутные надежды. – Зовут меня Игорь Васильевич, можно просто Игорь. Как ты понял, наверно, я – твой врач. Это я определил тебя сюда, я произвел осмотр. Хочу сказать, что со здоровьем у тебя – порядок, если не считать нескольких ушибов и рассеченной брови. Ушибы я обработал, бровь зашил. Есть какие-нибудь претензии?

Ленский отрицательно покачал головой.

– Тогда к тебе еще вопрос. – Игорь иронично смотрел на Женьку, и тот почувствовал исходящие от него волны симпатии. – Ты можешь мне объяснить, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Что, девчонку не поделили, что ли?

Женька смутился.

– Да ты не стесняйся! – тон доктора стал совсем доверительным. – Я сам недавно еще таким же вот был, конкурентам морды щупал. Но, слушай, вы что, сразу вчетвером одну не поделили? Вот мода пошла! В мои годы, все-таки, поспокойнее было! Этого последнего ты, вообще, чуть не убил! Я до сих пор удивляюсь, как он жив остался. Прямо, Куликовская битва! У тебя пальцы на обеих руках до костяшек сбиты. Чтобы так бить, надо ненависть чувствовать, – голос его внезапно стал серьезен, и теплые волны, омывающие Ленского, похолодели. – За что ты их так, Женя?

– За дело! – неожиданно выкрикнул Женька, пытаясь стряхнуть с себя обманчивые волны.

Игорь примирительно поднял руки вверх.

– Как скажешь, как скажешь, – быстро проговорил он. – Только отделал ты их уж больно здорово, им помощь медицинская может понадобиться. Ко мне не пришли – другого врача начнут искать, а тот возьми и спроси: «А кто это вас так?» Как бы неприятностей не было на наши головы.

«На наши головы…»! Это прозвучало так естественно, что Женька едва не заплакал от нахлынувших чувств. Этот человек просто и легко, одной фразой признался в том, что он на его стороне! Теперь Женька не один!

Он снова увидел себя волной, только уже не той, темно-стального цвета, хищно нависшей над врагом, а сильной и ласковой, благодарно встретившей незнакомый прибой.

Игорь бросил на него испытывающий взгляд, задумался.

– Но, я так думаю, сейчас они самостоятельно раны себе зализывают. Этот ваш Львович наверняка им запретил и нос высовывать на улицу. Так что, сидят они в норах и скулят себе тихонько, как щенки. И поведение воспитателя вашего вполне объяснимо. Понятное дело, ему-то, зачем светиться? Его, хоть, сейчас к административной ответственности привлекай, а если покопаться – так и к уголовной можно.

– А ты это откуда знаешь? – смутное чувство неуверенности все еще терзало Женьку. Ему казалось, что Игорь сейчас же возмутится и начнет упрекать его в невежливости…

– А у меня брат – милиционер, – разрушая его тревоги, засмеялся тот. – Кстати, вот ты теперь знаешь кто я, даже знаешь, кто мой брат, а я о тебе ничего не знаю. Постой, не рассказывай, дай я угадаю.

Он покрутил в воздухе указательным пальцем, изображая мыслительный процесс, потом этим же пальцем ткнул в сторону Женьки, с любопытством ожидающим, что будет дальше.