Андрей Акимов - Хроники Центрального Континента. Книга 3. Стражи Пылающей Ямы Страница 5

Но Сильвия по своей сути была неугомонной и дотошной женщиной, потому она всегда знала об очередных контактах сына, приставляя к нему невидимые хвосты, которые, как он не пытался, ни разу не смог рассекретить или укрыть что-либо от них. Такое положение дел, естественно, раздражало Лэнсона, но он был вынужден научиться жить и с этим. Пришлось выработать в себе массу терпения и вести себя так, чтобы матери не хотелось задавать лишних вопросов. А когда эти лишние вопросы все же вспарывали скорлупу молчаливого всеведения Сильвии, сын забрасывал мать усмешками по поводу трещин в ее могуществе, что почти всегда одинаково верно разоружало ее пытливые настроения.

В последние месяцы в редкие минуты их встреч главной темой почти всех бесед Сильвии являлась, разумеется, Мария. Любой разговор в итоге сводился к тому, что эта юная похотливая бездельница хочет лишь воспользоваться доверчивостью и беспечностью Лэнсона. Мать была уверена, что эта девица хотела улучшить свое материальное положение и повысить свой статус на фоне толпы таких же никчемных грудастых дурочек из купеческих кварталов, которые только транжирят родительские деньги и раздвигают ноги перед каждым, кто способен зарифмовать три слова и нарвать охапку ромашек из уличных клумб.

Конечно, Лэнсон не понаслышке знавал о таких девушках и, по большому счету, мог рассказать намного больше матери, да еще и во всех подробностях, чем занимались эти юные дамы. Но Мария была не из их числа. Ему казалось, что сам Незримый послал ему ее, чтобы он не сбился с курса настоящих, искренних ценностей и чувств, остающихся в этом жестоком мире. И он был бесконечно благодарен судьбе за такой уникальный дар, как эта девушка.

Уже незадолго до кончины Дариуса Дэрольфа в арсенале матери появился новый предмет неоднократных обсуждений: опустевший трон. Все время, пока король был прикован к постели, но оставался в живых, Сильвия уже говорила о нем в прошедшем времени. Это, конечно, было в ее стиле, она всегда разбирала детально самые наихудшие варианты развития событий. Если кто-либо из их окружения находился в состоянии какого-либо тяжелого недуга, она непременно высказывала свои самые сокрушительные и некорректные прогнозы друзьям и родственникам несчастного при любом удобном случае. При этом она считала, что рассуждает о вполне нормальных и правильных вещах. Все же когда-то умирают.

Но разговоры Сильвии о возможном унаследовании трона ее сыном при живом правителе и целом отряде старших претендентов казались Лэнсону пустым сотрясанием воздуха. Он не любил эту тему в принципе. Его мысли о будущем ни как не вязались даже с намеками о претензиях на трон Монтина. И эти разговоры заставляли его еще более тщательно избегать общения с матерью. Свою судьбу он мечтал связать с военным делом, как отец (правда, пока ничего для этого не делал). Он грезил о титуле одного из великих стратегов в истории скалистого края. Его мнением и советами наверняка будут дорожить, как сокровищем, данным великому королевству по праву. Ну а опыта понабраться – это никогда не поздно.

Утро было туманным и малоприветливым. Похоже, этим днем Диску в очередной раз не суждено было побаловать прямые линии города, венчавшего самую высокую гору Спящего Хребта своими ласковыми теплыми лучами.

– Останешься сегодня у меня, Лэнни? – положив голову ему на плечо, спросила Мария.

В ее голосе проскользнули нотки ласкового каприза, которые никогда не оставляли его равнодушным к звучащим просьбам. Но этой уменьшительно-ласкательной производной от его имени называла его в детстве мать, а мысли о матери в такие моменты он не любил.

– Я просил не называть меня так, – он отвернул голову к маленькому боковому треугольному окошку мансардного этажа ее дома.

– Не совсем понимаю, но больше не буду, – заверила Мария.

– Это я уже слышу не в первый раз.

– Сегодня – все, – она шутливо подняла ладонь, – клянусь, мой не названный принц! Больше ты не услышишь это… это… а что же именно? Вот видишь! Я уже позабыла это навсегда!

Он улыбнулся, повернул к ней голову и взглянул в ее голубые глаза, которые сужались и наливались игривой хитринкой. Ее красивые губы расползались в манящей улыбке, а рука тем временем скользила вниз по его животу к едва успевшему восстановиться после недавнего бешеного соития инструменту. Лэнсон поначалу не стал препятствовать ее не в меру похотливым действиям, но затем вежливо отстранил Марию. Мысли о предстоящей похоронной процессии больше не давали ему сосредоточиться на ласках девушки.

– Устал? – будто не веря в подобную чепуху, невинно спросила она.

– Не знаю, – буркнул он, поднимаясь с расстеленных прямо на полу шкур диких зверей, небрежно покрытых измятыми в порывах страсти простынями и покрывалами. – Сегодняшний день обещает быть непростым.

– Но ведь он закончится! А я буду ждать тебя прямо здесь, прямо в таком виде.

Она раздвинула свои стройные ножки и запустила меж них руку, показав ему причину, по которой он должен был вернуться сюда после тягот грядущего дня. Он облизал губы, не сдержав довольную ухмылку. Но уже через мгновение сосредоточился на натягивании штанов и туфлей, обдумывая при этом все возможные варианты и причины по которым можно было бы сократить свое пребывание на обещающей затянуться надолго процессии.

Мария тоже была обречена на символическое прощания с королем, ибо все жители Виндора должны были сегодня выйти на улицы и скорбным молчанием проводить бывшего правителя в последний путь. Но если жители были вольны расходиться по домам, после того, как гроб с Дариусом Дэрольфом минует их квартал, то члены семьи и представители дворцовой знати обязаны были находиться с уходящим в иной мир королем от начала церемонии и до конца.

Одевшись, Лэнсон подошел к центральному ромбообразному окну мансарды, выходящему на улицы города. Слабый просачивающийся с улицы свет осветил его силуэт на фоне окна. Ростом он был около шести футов. Скроенный по самым современным фасонам обтягивающий костюм подчеркивал его далеко не атлетическую, даже щуплую фигуру. Не расчесанные волнистые каштановые волосы спадали на плечи, неряшливо обрамляя еще совсем юное (и обреченное быть таковым, похоже, еще очень долго), совсем не наделенное даже зачатками черт брутального мужчины лицо.

– До скорых встреч, моя несравненная, – открывая ромб створки, почти пропел юный кавалер своей даме.

Мария потягивалась, демонстрируя волнующие изгибы прекрасного молодого тела.

– До вечера, любимый! – промурлыкала она.

Лэнсон взобрался на толстую ветвь могучего дуба, по которой можно было добраться до заветного окна, не обладая какими-либо сверхъестественными способностями. Спускаясь к основанию дерева, Лэнсон едва не сорвался вниз, вызвав завороженный вздох у подобравшейся к окну Марии. Она прикрыла ладошкой рот, распахнув глаза, но он собрался, обернулся и улыбнулся ей. Остальную часть пути он проделал, словно неуклюжая белка. Очутившись на земле за забором дома Марии, он отряхнулся и в последний раз взглянул на центральное мансардное окно. Она улыбалась ему. Лэнсон помахал ей рукой, а она шутливо покачала руками свои прелестные груди, подмигивая парню. Он зашагал прочь не в силах подавить довольную улыбку. Он бы с величайшим удовольствием вернулся сюда вечером, но здравый смысл подсказывал ему, что это произойдет, только если дворцовый двор со всеми строениями и обитателями обрушится сегодня в пропасть раз и навсегда.

Прибыв домой, он застал там кромешный хаос. Прислуга судорожно начищала до блеска каждый квадратный дюйм особняка выстроенного отцом. Сегодня здесь должны были остановиться на ночь какие-то достопочтенные гости из соседних королевств. Мать ждала его в глубине холла у камина, обвитого с двух сторон ступенями лестницы, подбоченившись и сощурив глаза. На ней было атласное платье темных тонов с зауженным на достойной для ее возраста талии лифом. Плечи покрывала ажурная черная накидка.

– Сегодня такой день, а ты даже не удосужился привести себя в порядок! – нарочно громко, так, чтобы слышали все слуги, прогремела Сильвия.

Лэнсон сдержал прилив раздражения и молча проследовал по лестнице вверх, пройдя мимо кипящей от гнева матери и намереваясь попасть в свою комнату.

– Опять развлекался со своей недоделанной шлюхой? – услышал он, когда поднимался по ступеням.

Лэнсон приостановился и чуть было не вступил в словесную схватку с матерью, но в последний момент одернул себя и просто последовал дальше.

– Даже не потрудилась привести тебя в надлежащий вид! Подстилка на ночь! – донеслось ему вдогонку снизу.

Войдя в свою комнату, он обнаружил сразу двух женщин, тщательно вычищавших его постель. Все было прибрано на каком-то остервенело-соревновательном уровне. Такой свою комнату Лэнсон не видел со времен отцовской строгости. Прогнать изнуренных суетой и гнетом Сильвии женщин у него не повернулся язык, потому он, не проронив ни звука, развернулся и покинул свою комнату. Сегодня он чувствовал себя здесь чужим, как никогда.