Андрей Акимов - Хроники Центрального Континента. Книга 3. Стражи Пылающей Ямы Страница 4

Девушка присела на кровать рядом с правителем и попыталась отговорить его от проведения приема. Но Векториус был настроен решительно, заверив, что какие-то там несварения желудка не явятся причиной в очередной раз откладывать намеченное мероприятие. Он даже сумел отшутиться по этому поводу, превозмогая докучающее самочувствие. Рене ничего не оставалось, как пожелать королю удачи и терпения, а так же мудрости и справедливости, присущей правителям. Дарн покинул покои, но зарисовки на холсте так и притянули его последний взгляд к себе, пополнив чашу его тревог дополнительными скверными предчувствиями.

В приемном зале было много народу. Казалось, что он вот-вот лопнет от толпящихся между колонн прибывших со всех концов королевства людей. Галдеж мгновенно стих с появлением в зале правителя. Когда Дарн устроился в кресле и подал стражам разрешающий жест, те разомкнули скрещенные алебарды и пропустили на рыжий овальный ковер первых просителей. Ими оказалась престарелая супружеская пара, которая просила усыновления одного из дворцовых младенцев, по причине того, что Незримый не послал им за всю их совместную жизнь собственного. Король пообещал решить этот вопрос, но позже.

Следующими оказались спорщики: купец и караванщик. Они не могли решить вопрос о том, на чьи плечи должны лечь убытки от погибшего во время доставки коня. Векториус повелел им поделить расходы пополам, чтобы не затягивать очевидно не столь важное дело. Далее одна из служительниц какого-то провинциального храма просило выделить ей средства для организации приюта для беспризорников. Это дело Дарн счел вполне достойным, и направил девушку с короткой запиской к главному казначею.

Дальнейшие просители и спорщики проплывали перед ним, словно миражи. Желудочные боли совершенно не давали сосредоточиться. Королю становилось невероятно жарко. Он чувствовал, как струи пота текли по его спине под одеждой. На лбу так же выступала обильная испарина, которую он то и дело вытирал рукавом кителя. Он вдруг услышал, как кто-то из толпы сказал про него непристойность и, поднявшись с кресла, принялся внимательно осматривать присутствующих в поисках наглеца. Однако все упорно опускали глаза под его взглядом и, как он заметил, тоже вытирали с краснеющих лиц пот. Жарко было не ему одному.

Боли одолевали все более длительными приступами. Он обратил взор на представшую перед ним пару. Мужчина и женщина непонимающе смотрели на взволновавшегося короля, как и ближайшие стражи, и Дарн поспешил сесть. Он потер прикрытые глаза, а когда вернулся в реальность, оказался перед вопросом просителя, суть которого совершенно упустил из-за болей и жара. Мужчина повторил свой вопрос, и король, не желая ничего переспрашивать и уточнять, просто дал свое согласие.

Дальше случилось непредвиденное: один из стражей вдруг срубил голову зажмурившейся спутнице просителя. Кто-то прокричал очередную гадость в адрес вконец растерявшегося правителя. Векториус поднялся с места. Невыносимая жара переполняла зал и, похоже, объяла весь дворец снаружи. Казалось, что зной поступал равномерными периодическими потоками, как если бы кто-то вкачивал ее внутрь дворца из гигантских мехов.

Потолок зала вдруг начал содрогаться. Люди пригибались к полу под натиском невыносимой уничтожающей жары. С очередным звучным грохотом потолок начал крошиться, опадая неровными секторами вниз. Крупные и мелкие камни полетели вдоль дрожащих колонн прямо в переполнившую зал толпу. Людей начало размазывать глыбами по плиточному полу, словно насекомых.

Король застыл с широко распахнутыми глазами. В образовавшейся в потолке огромной дыре он видел, как плавились заостренные башни его дворца. Причиной всему этому кошмару было существо, в которое не иначе как обратился сам Диск и спустился к грешной земле Векториуса Дарна. Гигантская огненная птица взмахами своих могучих крыльев напускала на дворец волну за волной нестерпимого раскаленного жара.

– ПОКАЖИ! – проревел из неведомых глубин чей-то бесплотный голос.

Король задыхался от жары и ни как не мог осознать от кого и про что требует ответа потусторонний голос.

– ПОКАЖИ! – снова прозвучало, не то в голове, не то в глубине рушащихся строений дворца.

Запах раскаленного камня, горящих тканей, волос и плоти сминал ужасом остатки сознания застывшего на месте правителя. Через мгновение он уже осматривал свои собственные руки, которые занялись ярким пламенем. Он почувствовал, как огонь обволакивает его тело и голову, подбираясь к выкатывающимся из глазниц глазам. Векториус, что было сил, отчаянно закричал.

Глава 2

В Виндоре начинался третий день траура. Сегодня должно было состояться погребение умершего короля. Дариус Дэрольф скончался в более чем почтенном возрасте. Последние два года жизни он провел практически, не поднимаясь с постели. Старческие хвори и моральный груз проблем его бедствующего народа серьезно подкосили правителя Монтина в последние годы жизни. Но, возможно, они же и не давали ему спокойно уйти в мир иной столь долгое время.

При жизни Дариус старался быть достойным правителем своего сурового края. В чем-то ему это удавалось, но по большей части скалистые земли всегда были в состоянии запустения. Ресурсов для торговли с соседями было не много, какими-либо разработками Монтин так же не славился. Условия жизни в горном краю испокон веков оставляли желать лучшего. Все основные тракты, которых было не так то и много вечно заваливало осыпающимися камнями и буреломами, что существенно осложняло транспортировки сырья, товаров, а так же передвижения патрульных отрядов и простых путников.

На этих же трактах нередко орудовали мелкие и крупные банды грабителей. Но они хотя бы не отваживались нападать на поселения, как ненавистные Кочевники, которые предпринимали свои вылазки, похоже, исключительно в Монтин. Было ли это связано с их какой-то личной неприязнью к Дэрольфу, или же просто селения ослабленного королевства являлись более доступными мишенями, чем в окружающих краях, покойному правителю так и не довелось выяснить. Теперь же наряду с титулом, дворцом и тучей всевозможных привилегий одному из наследников достанутся и накопившиеся проблемы, которых было ощутимо больше.

Правитель при жизни не мог иметь собственных детей в силу физиологических причин, а потому наследников было несколько. Младшая сестра Дариуса по имени Алика, а так же брат и сестра его покойной жены Мастон Рэлс и Ирла Рэлс. Следующими коленами являлись их дети, среди которых Лэнсон был предпоследним по возрастному критерию. Лэнсон был сыном покойного Долтона Дэрольфа – младшего брата Дариуса.

Из общего количества двоюродных внуков Дариуса Дэрольфа младше него был только сын Мастона Рэлса – Кастор. Сам Лэнсон никогда не желал участвовать в этой гонке и мог видеть себя у руля Монтина разве что в ночном кошмаре. На пороге своего совершеннолетия он жил беспечными мечтами о доблестных подвигах во имя любви или памяти об отце. Отец – великий воин, один из самых именитых офицеров при дворцовой гвардии – был убит год назад во дворе их собственного дома. Эта трагедия легла тяжелым отпечатком на становление личности Лэнсона.

Долтон безусловно являлся авторитетом для своего сына, но Лэнсон в своем пылком и вольнолюбивом возрасте уделял подражанию отцу не слишком много времени. Все думал, что на это потом еще будет время, а на юношеские подвиги и сердечные дела – нет. Пропадая в затяжных загулах, Лэнсон не успевал в должной мере почерпнуть отцовских знаний и умений. И когда эта возможность исчезла вместе с оборвавшейся жизнью Долтона Дэрольфа, долго и беспощадно корил себя за это.

Из лап почти пожравшей его живьем депрессии ему помогла вырваться Мария. Девушка целиком посвятила себя Лэнсону в тот тяжелый для него период. Она была терпелива и нежна. Всегда умела смолчать или, наоборот, сказать вовремя нужные слова. Одна лишь ее естественная красота порой могла приглушить, а то и вовсе разогнать неприятные мысли. А когда она дарила ему свои ласки, Лэнсон начинал вновь ценить жизнь и думать о том, как прожить ее во имя этой прекрасной девушки.

Однако Сильвия, мать Лэнсона, не разделяла глубокой симпатии сына к Марии. Ее материнское чувство собственности не давало ей одобрить ни одну пассию своего ненаглядного чада. Ей казалось, что ни одна из выбранных ее сыном девушек не была достойна и его мизинца. На этой почве у нее с сыном неоднократно случались конфликты, во время которых Лэнсон, как правило, был вынужден из уважения всегда оставлять последнее слово за матерю. Позднее он просто перестал ставить ее в курс дел своей личной жизни, решив, что таким образом избежит лишних поводов для скандалов.

Но Сильвия по своей сути была неугомонной и дотошной женщиной, потому она всегда знала об очередных контактах сына, приставляя к нему невидимые хвосты, которые, как он не пытался, ни разу не смог рассекретить или укрыть что-либо от них. Такое положение дел, естественно, раздражало Лэнсона, но он был вынужден научиться жить и с этим. Пришлось выработать в себе массу терпения и вести себя так, чтобы матери не хотелось задавать лишних вопросов. А когда эти лишние вопросы все же вспарывали скорлупу молчаливого всеведения Сильвии, сын забрасывал мать усмешками по поводу трещин в ее могуществе, что почти всегда одинаково верно разоружало ее пытливые настроения.