ОАЬ Dattatreya - Xbcnjt Космическое Cjpyfybt. Муравьи под звездами Страница 10

Мокрый палец

Я сидел на корточках обнаженным посреди молчаливых скал и отдаленного стука молотка возникающего человечества. Мои руки были среди летающего первоначального воздуха, им я и был. Вот передо мной сухая глина. Я плюю тянущейся слюной на нее и пальцем размешиваю. Я – человек. В этот момент ко мне приходит озарение. В точности видно, что преобразованию нет конца. Тогда я останавливаю процесс и наблюдаю как размоченная глина иссыхает и выветривается пока я сижу и слушаю звук молотка следующие 10 миллионов лет. И вот, в этом месте, где я сижу уже нет ни молотка, ни глины. И от человечества нет и следа, и памяти, что оно было здесь, рядом со мной и моими деревьями на фоне серого неба.

Циклотиновая параллель

– Ты видишь тех трех маленьких богов, сидящих на облаках и создающих слова? Эти слова мы потом используем в том, чтобы управлять людьми.

Святой

Петр впервые решил поджечь церковь после сна с буйволами. Вечером он вдоволь наелся так чтобы не мог дышать. Икота была достаточно сильной, но дышать он еще мог. Еда не лезла наружу, поэтому можно было двигаться и дойти купить в ближайшем ларьке коктейль молотова. Но киоски были закрыты. Память его немного подвела, график работы был с 10 утра до 19.00, а было уже 00.00 минут. Ему показалось на секунду, что это нечто необычное, что теперь он начнет новую жизнь, что это некое обновление его внутреннего мира. Это был всего лишь один из знаков. Икота ему ни о чем не говорила, хотя была ближе к мозгу чисто технически. Но Петр был гуманитарием по образованию, он был педиатром. Странно было осознавать себя одновременно и педиатром и отходящим от традиций необычной религии – левославного сатанизма. «Как меня вообще занесло в этот бред?» думал Петр. Да еще с таким именем. «Это какая-то ирония» не унималась фантазия Петра. «Надоели голоса» – устало думал педиатр, шагая от закрытого киоска вдоль бани «Бодрость». Пиная мокрые осенние листья он думал как осуществить поджог своей традиции и тем самым выйти из нее. Самосожжение ему не приходило в голову.

После бани раздалось гавканье собаки в клетке. Петр вспомнил, что он недавно покушал и вроде все неплохо, но мысль быстро улетучилась. Будто ее и не было. Дома валялись коробки от обуви прямо на входе и много вонючих восточных палочек для снятия стресса и отпугивания демонов. Впервые Петру увиденное показалось несуразным. «А это может быть утонченно» – пришла очередная мысль педиатру. Недолго наслаждаясь возникшей идеей петр собрал все коробки, все свечки из индийского магазина «Бхуми». Постепенно его имя уменьшалось и значимость пребывания себя в этом мире ему виделась менее размытой. Он в точности знал, что все, что он вскоре создаст будет очень красиво.

Пройдя миом собаки в клетке, стоянки и бани, петр увидел проезжающую слева машину с двумя целующимися лесбиянками. «Они ведь не обязательно должны быть лесбиянками?» задумался продолжая идти петр. «А если бы она лизала у нее, тогда?» Член петра стал медленно набухать, но все внимание было сосредоточенно в большей степени на коробках и запахе твердых благовоний. Огонь привлекал своей внутренней страстью. И) (уй удалось усмирить. Вспомнив старую белую Хонду Сивик, в которой ему удалось заметить происходящее, петру стало тошно, что такие машины еще существовали. От них несло холодом, и гнилостью, словно сборища стариков на встрече выпускников.

Внезапно рядом с церковью левославных сатанистов петр увидел стоявший уазик с синими полосами – сомнений не было, это были те самые епископы Евсений и Левиантон, любящие часто по ночам созерцать 3 перекрещенных креста, являющиеся символом церкви. Обычно на это уходило минут 5, дальше организаторы ехали заказывать пиццу и кататься на своих байках. Петр ждал, ноги мерзли, желудок немного начал урчать переваривая курицу с солеными огурцами и нежным соусом с майонезной основой. Кусочки колбасы и сухарики, покрошенные в соус добавляли изюминки. О банановом торте с миндалем и яблочным джемом, накинутом сверху мозг умалчивал, он только начинал опускаться.

Уазик не отъезжал. петр постепенно начал сомневаться в увиденном. вспомнился Кастанеда с его палкой-змеей, но ведь петр отчетливо видел уазик и синюю полосу. Подошедши ближе петр был вне себя от изумления. вместо уазика стоял киоск с мороженым. Петр тут же вспомнил свое детство, воскресные похождения с родителями в кафе, манты, чай и в самом конце мороженое с шоколадной крошкой. Снова зажурчало, руки мерзли, была осень.

петр злобно плюнул на колесо киоска и ментально на воспоминания, свою грусть, родителей, школу, педиатрию, и церковь сатанистов. Легкий ветер нашептывал «Быстрее коробочки раскладывай, поджигай свое гребаные палочки и накручивай отсюдова, потому что скоро приедет уазик с синей полоской, ведь ты его типа не случайно увидел». Многогранный голос ветра вконец сбил с толку петра и он вскрикнул «Бляяя8ь, да когда это все закончится?». От крика залаяла собака в клетке, думая, что насилуют мужчину. петр взял себя в руки и понес коробки ко входу с изображением в темноте иконы внутри иконы. Раскрыв каждую коробку петр аккуратно и красиво поставил внутрь по свечке-палочке и зажег. положив взрывчатку в каждую коробку, петр растянул шнур на безопасное расстояние и сел в кустах наслаждаясь звездными огоньками тлеющих в темноте палочек на фоне входа как казалось в преисподнюю.

– Красиво. Услышал голос за спиной петр. «И действительно» – внутренне откликнулся он же как ему показалось очередному своему голосу.

– Когда рванешь? продолжал голос за спиной «Еще немного посмотрю» – продолжал откликаться педиатр своему любимому голосу.

– Я спрашиваю, – голос стал кричать, – когда ты собираешься все это снести? Сзади стоял мужчина с синими погонами на плечах и поодаль курила полноватая женщина с такими же погонами. Петр вгляделся в женщину озадаченным взглядом.

– да не волнуйся, это Нирдош.

– что? – обезумев перевел взгляд петр на полицейского?

– сигареты индийские, мокроту отводят. А церковь можешь не взрывать, ее вчера продали, будут делать внутри мажорный фитнес клуб. Только для буддистов. Так что иди высыпайся и становись буддистом. Хахахаха.

Петр встал с колен, на которых наблюдал церковь и пошел домой. Торт начал опускаться и постепенно перевариваться. Внутри стало чуть теплее и сразу почему-то вспомнились ласкающие друг друга лесбиянки в Хонде Сивик. Теперь спорткар другого измерения пах нежностью и спокойствием. Петр прошел мимо бани с надписью «Бодрость» и закурил подаренную полицейским скрутку Нирдоша. За темнотой появлялось утро, первые ранние птицы начинали создавать новый мир, природа медленно растворяла петра.

325

В одной ветке родилась девочка с трехстами иголками, он была швеею и любила мочится в небо. Часто в ее голове бегали муражки, и она шла голосовать за себя. На обрыве, где она жила ее ждал гусь и ногой сбрасывал кусочки обрыва вниз к Лесе. Пар так растворял небо, что зимой у девочки в дупле было безмятежно. Голова ее зрела и вот пришла пора злых. Гусь стал разнузданным и начал петь ада мистер бриз, анивэйэними колд а аннам, а кэй вонеки спана фэн, ин джистефа… Щетина была против и стала рыть на голосовании зрелость. Кто? Нет. Девочка сопротивлялась, но кончила. 609 дней спустя родился звук. Дмитрий, выйду. Выйду – так он думал. Но левый. И так было всегда. Иван Грозный все не был сумасшедшим, ведь каждый находится в состоянии нарушенного сознания. Девка была не дурой, навязала на ветку зной и ляпнула глупость, просто знала. Потом поставила снова, нажала и вышел лор. У кого тут с ушами проблемы? И или с горлом? И гусь запел пэдэк фэйс, момумент ин инкредбл пис фо лорес… прозвучал вытрел и появился Генри Миллер, он был как ни кстати и решил уйти. Он был мудрым человеком. Был – это был знак. Гусь это знал и потянул время. Левизна растворилась и все стали лопаться. Корявый выстрелил и земля потекла вниз. Стоп! Что? Да заново возьми ее, в правую руку кур, в левую да. Генри Миллера тянуло вернуться, он знал, что добавит колорита любому идиотизму, так сказать, сделает его незаметным. Постепенно, да, кино. Тупжэ пригнулся и иголки проникли в кровь зайцу, прекрасная нежная кровь высокородного тучного зайца-прелюбодея красовалась на закате обнаженной тушкой зрелости. Заяц был горд за свою дочь, она ведь дала ему гуся, веревку, в конце концов – в этом был смысл его жизни – продолжать? Так думал автор, заяц, девочка и Генри Миллер – все они дрочили на смысл жизни и в этом даже было что-то прекрасное – думал Бог. «Неужели я так могущественен…» лилась была мысль миксера, перерабатывающего очередную книгу. Это была 325 эра стэра ликвидации пространств.