Сен Весто - ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших Страница 10

И все счастливо разрешилось. Всадник-предводитель – тот, что находился ближе остальных и выглядел полегче в кости, вскоре лично проследил, чтобы у странников остались об этом суровом едва проходимом уголке горного Огамы самые приятные воспоминания. Отец гурона, как это выяснилось, оказался почти земляком Гонгоры, в незапамятные времена неизвестно каким ветром занесенным в эти края, сам же сын лесов до дрожи в коленях мечтал если не побывать на родине отца – на своей родине, как он это называл, – то хотя бы одним глазом взглянуть на того, кто был оттуда. Везде хорошо, где нас нет, пробормотал Гонгора, украдкой переводя дух. Нужно искать перемен, а как же, легко согласился хозяин, с участием заглядывая в глаза Гонгоры и долго не отпуская его руку. Нюансы странствий были изучены, определены как не заслуживающие серьезного внимания, и странники немедленно вкусили всех прелестей от лесной бани и прочего от щедрот крошечного горного поселения охотников, а также, что самое приятное, на дальнейший путь были обещаны и сразу же предоставлены лошади. После непродолжительного, но основательного застолья на свежем воздухе, в котором принял участие и сыграл не последнюю роль прославленный своим аппетитом Лис, Штиис, утираясь, отправился к лошадям цеплять рюкзаки, хозяин же с Гонгорой, обсуждая вечные темы холостяков, уединились в полутемной избе. Обстоятельный собеседник несколько выбил из колеи осведомленностью в части физических аспектов космологии, обнаружив трезвость суждений и некоторую настойчивость в полемике, решительно выводя на основании того железного факта, что примитивное сознание оперирует наличием нескольких душ и примечательным количеством духов, простой экстраполяцией собственный постулат, далеко идущий и довольно бесстыдный, с ясно выраженным синдромом лесного оптимизма насчет развития аспекта сознания вообще:

примитивный (т.е.) первичный разум! (равно) эн количество богов и душ;

разум элементарный (вторичный) = один, много – два бога плюс душа;

дальше разум Докосмический = ноль богов и, как учит нас это неприкрыто скабрезное порождение квантовой механики, квантовой космогонии, квантовой совести и чуть ли уже не трех тысяч лет квантового сознания Дао – квантовая психология, чертова уйма знать не помнящих и не подозревающих друг о друге душ, то есть ноль «душ» в принятом теософском понимании; далее, понятно, уже как бы предполагается и ожидается возникновение собственно разума – разума-самого-по-себе = бог. Очевидно, отмечалось здесь же, что говорить тут о каком-то возможном тихом консенсусе трудно. Создалось впечатление, что хозяин просто истосковался по возможности поспорить, до предела задействовав застоявшиеся лобные доли.

Было предложено угощение и новая закуска, узнав, что Гонгора не употребляет, хозяин совсем не огорчился, даже напротив, не настаивал и сам не стал, сразу же отнесясь с пониманием, восприняв привычки гостя как должное, хотя и не без некоторой странности, – здесь, впрочем, оставались в чести всевозможные обеты, проклятья и воздержания, еще можно было повстречать на Лунной тропе босого монаха с печатью на устах и обязательством на натруженных плечах не пить, не курить, не любить, не потреблять животных жиров и водопроводной воды и не мешать углеводов с протеинами: на его долгой тропе крепкие мозолистые пятки не знали обуви; хозяин же, войдя во вкус, просто и с сильным чувством исполнил, облачившись в тонко позвякивавшую металлическими штучками меховую накидку, танец Уходящего лета, горячо убеждая остаться ненадолго и зазывая на охоту; он звал на следующий год, в гости, здесь теперь хорошо, говорил он, электричество уже год как провели, суровый гурон расписывал свои местные красоты, закаты и размеры местных мишек, разворачивал неслыханные перспективы, хлопал по плечу, сокрушался, что сил нет, как жаль стрелять в снежного барса, советовал не соваться пока в пределы Кислого озера, неужели других озер тут мало, места безлюдные и озеро нехорошее, дурное; рекомендовал напоследок не пользоваться по возможности языком чухарей, тут этого не любят, однако на ночь можно остановиться у какого-нибудь одинокого егеря, это свободно, ничего страшного, только не надо говорить, что без оружия, а лучше вскользь (как бы между прочим) обронить, не акцентируя: калибр там, в смысле, лимит…; сообщалось еще о неких источниках живой воды, сокрытых от постороннего глаза в нужных местах, здесь же замечалось многозначительно, что цивилизации они не известны и известны никогда не будут, но вот тут в доме, насколько хозяин помнил, вода была, чуть не полный бидон, если не выпили, десятый уже, наверное, месяц стоит – и ну хоть бы что ей, воде; он еще какое-то время озирался, мучительно вспоминая, поднимал что-то такое в углу и тащил немедленно и с торжественностью пить это, в целях естественной тут профилактики энцефалита и прочей разной здешней мерзости, переносимой клещами, «осталось еще полбутылки, надо же…»

Вблизи лошадь оказалась на редкость рослой, недоверчивой как ртуть, даже пугающей, каким и должен быть, по идее, хороший лесной конь – горячим, почти черным, опасным для постороннего. Это было не какое-нибудь там хмурое плюнувшее на все создание, от рождения спроектированное под стать оглобель и определенное к перетаскиванию телеги с места на место, сей неприветливый профиль уже наперед знал все возможные поползновения, угощения и фальшивые напутствия, глазом блестящим и злобным, мохнатыми ноздрями, всем своим негостеприимным рельефом ясно давая понять, что взятые тут высоты занятыми будут оставаться недолго и особо много с них не насмотришь, – пахнущий мрачный зверь был достаточно высок, чтобы глядеть на него снизу вверх.

Торчавшая прямо у старого отполированного седалища удобная для хватания штука, туго спеленутая кожаными аккуратными стежками, как бы приглашала попробовать себя в новом качестве, – этим всем явно пользовались, буднично и без всяких внешних аффектов. Гонгора просто не мог упустить редчайшую возможность, просто не простил бы себе потом, он всегда прямо до боли в пояснице мечтал занести в анналы личного опыта что значит одномоментно, единым простым и естественным рывком вынести тренированное послушное тело с земли прямо в седло – и затем уже устало, непринужденным прищуренным взором окинуть открывшиеся оттуда перспективы, трогая перед собой свободной рукой поводья, на ходу пробуя пяткой огромный упругий горячий бок. Всякие там канадские индейцы и ловкие по будням холоднокровные рыцари делали это, он был убежден, спокойно и не задумываясь только потому, что у них в распоряжении в свое время был свободным целый день и оснащение наработать соответствующие рефлексы, ничего принципиально невыполнимого тут не было. Все, что нужно, он был уверен, это лишь тренированные руки и ноги.

Уже берясь обеими руками крепко и осторожно за торчавшую луку седла, выправляя дыхание и определяя кратчайшую траекторию, ведущую прямо наверх, к неувядающим лаврам, он примерно мог оценить масштабы работы, проделанной до него за тысячелетия другими, но он не мог до конца представить себе все, что его ждет. В продолжение какого-то времени Улисс, мучительно решавший для себя, что все это могло значить, чтобы как-то определиться потом на будущее, с нервным выражением следил неподвижными глазами за всеми трансмиграциями и переговорами, потом за торчком стоявшей травой его стало почти не видно, но слышно было хорошо. Гонгора не засиживался, успевая напряженными пятками, обеими коленями ощутить все необъятные объемы местного внедорожного транспорта, сразу же прыжком возвращался на землю, принуждая память сполна проникнуться логикой простого движения, давая прочувствовать телу всю слаженную последовательность действий и оценить ее мышцам. Он запоминал, не отпуская рук, чтобы все повторить сначала: одним коротким рывком, на выдохе вознося тело в седло, отсутствие практики стремясь возместить усидчивостью, эпохальную несвоевременность своего появления на свет компенсируя трудолюбием, превзойдя терпением даже лошадь, – он не давал себе задерживаться в удобном седле, полагая, что будет еще у него время обозреть все с новых высот, выпрямив мускулистую спину, разнеся колени на запредельный угол и несильно сминая перед собой в пальцах одной руки собранные поводья. Главное, как он это видел, наработать рефлексы.

– Что вы делаете? – спросил, невозмутимо ковыряя в зубе кончиком спички и появляясь на крыльце, полуодетый лесной отец, загорелый крепкий мужчина достаточно уже преклонных лет.

– Проверяю, – пробормотал Гонгора, делая наконец паузу и немножко задыхаясь, – ускорение свободного падения у поверхности земли.

Хозяин помолчал, словно оценивая.