Иван Константинов - Крепость лжецов Страница 14

– Ты сама видела – он пуст. – Прайм снова уронил что-то на стол. – Ты – самое шумное, что в нем есть.

– Я?

– Ты найдешь свою комнату? Если уж нашла мою…

– Конечно. – Кивнула Таня задумчиво. На языке десятками теснились вопросы, но прайм больше не смотрел на нее, подняв со стола что-то вроде длинной металлической коробки, протирая ее тряпкой, аккуратными размеренными движениями. И она ничего не спросила – по крайней мере, пока не переступила порог:

– А ты один тут, потому что прайм?

– …или я прайм, потому что один? – Неро даже не обернулся. – Твой вопрос многое говорит о тебе.

– Что например?

– Каждая женщина, попавшая в этот дом, почему то считает своим долгом задать его…

Таня хлопнула дверью, и быстро пошла по коридору, едва удерживаясь от того, чтобы не перейти на бег.

Ее щеки горели, как будто их что было силы натерли мягкой губкой.

Глава III

Интермедия V.

– Отдохни. – Предложил Монти, делая еще одну попытку закрыть дверь. Деревянная створка дернулась, и снова уперлась в колено Суонк.

– А еда? – Осведомилась та. – Еда здесь где?

– Ее принесут.

– А если не принесут?

– Дьявол, там, за той дверью, в комнате, есть холодильник!

– Холо… да ладно. – Суонк призадумалась, затем встряхнула мокрой головой. – А мои когда вернутся?

– Знаю об этом не больше тебя. Поспи, тебе нужно много спать.

– Да ну? – Она опасливо оглядела огромный пустой зал. – Засну я тут, как же. Может, останешься? В кости сыграем?

Монти глубоко вздохнул, и она махнула на него рукой:

– Ладно тебе, длинный. Поняла. Только про жратву не забудь, ладно? А то сама пойду искать.

Брови Монти поднялись – видимо, этот вариант развития событий представился ему особенно страшным, и Суонк, хихикнув, отпустила дверь. Еще несколько секунд она рассматривала ее, пытаясь определить, закрылась она совсем или нет. Ничего похожего на замок на гладкой поверхности не наблюдалось, и поэтому она, не долго думая, пододвинула к ней стоящее рядом кресло, полностью перекрыв проем. Потом обернулась, потирая раненое плечо, которое, вместо того, чтобы болеть, почему-то отчаянно чесалось. Отбитый планшетом бок, в который долговязый Монти что-то вколол, тоже не болел – он вообще не чувствовался, будто вместо ребер под кожу запихнули пустые деревяшки. Ощущение потолка над головой давило, заставляя против воли вжимать голову в плечи. Но показывать это долговязому, или кому-либо еще, было ни в коем случае нельзя – они то чувствовали себя в этой коробке как дома.

Выпрямившись, и развернув плечи, Суонк смело пошла к окну по самой страшной дорожке – через середину зала, которая, если подумать, простреливалась от двери, и от окна, открытого настежь. Шаги давались с трудом, пол непривычно пружинил под босыми ногами, и она рассмеялась, чтобы приободриться – дескать, смотрите, как весело мне на самом деле.

Но смотреть было некому, и смех получился глупый.

У окна оказалось полегче. Там было небо, много, как положено видеть человеку пустыни, и она смотрела на него с минуту, собираясь с силами для следующего рывка. За стеклом, к которому она прижималась носом, росли из земли коробки да стекляшки непонятного вида – целые горы из них и бегающих между ними каров. Странное и непонятное для обычного человека место. Не то, в котором она хотела бы очутиться.

Вспомнив недавние события, она снова заставила себя рассмеяться – лучше ведь здесь быть, чем в песочке. Кто скажет, что она неудачница – одной из всего рейда выжить, по Праву Ножа в другой рейд перейти, три иголки поймать и живой остаться? Везучая Суонк – вот как ее должны теперь в Эрге звать. Новый рейд конечно странный – маленький, но это и неплохо, если каждый боец в нем за десятерых. Она, конечно, самая слабенькая пока, и ее дело – за другими железки таскать, и за машинами смотреть. Мириам с виду не особо сильнее – да только одна чуть не с двумя восьмерками Пауков дралась, и главаря ихнего прирезала. Так что скорее всего просто силу свою раньше времени показывать не любит. Дальше конечно Сестричка-ножик идет, крутая, но странная, как посмотрит – в пору штаны намочить, потому как ну совсем не ясно, будет ли она тебя сейчас резать, или так просто, думает, чего бы покушать. Ну и самый сильный Арго выходит – она даже его имя с первого раза запомнила. Он хоть меч свой на стоянке оставил, но и самому тупому понятно – такой и голыми руками человека пополам порвет, а потом еще и удивится, что тот из мяса сделан, а не из ветоши. В Крепости такое, видимо – привычная штука.

Почему-то мысли сами собой соскочили на Принца – но уж тут давать им волю она не собиралась. Принц на то и Принц – Сестричка-ножик его вроде как и побила, а в то же время любому видно, что поддался он. Уж очень сильно он ее вначале калечил, а потом видимо пожалел. По нему же ясно, что он добрый, хоть и много пережил в его годы – лицо в шрамах, руки порезаны, а говорит – заслушаешься. Даже с Суонк по доброму говорил. Только больше не заговорит – от их рейда он далеко, и за второй порцией к Сестричке не придет…

Да ну их, эти мысли! Суонк почесала кончик носа, который начинал зудеть при малейшем волнении, и решила, что отдыхать хватит.

Пора было немного разведать вокруг, и глянуть, что да где.

Стук в дверь застал ее у того же окна, десять минут спустя – все так же босиком, с мокрой головой, и надкушенным яблоком в руке. Стук последовал за мелодичным сигналом, повторившимся с десяток раз, который она слушала не без удовольствия, пытаясь определить, откуда он доносится, и одновременно грызть яблоко.

Разведка позволила выяснить несколько очень важных вещей об окружающем ее доме.

Во-первых, в зале было семь дверей, и за всеми были комнаты. В двух комнатах, вода текла с потолка, и из стены, стоило повернуть ручку – но она уже успела понять это, когда мылась.

Во-вторых отхожих мест в этом доме было тоже целых два. В них тоже лилась водичка, причем без всяких ручек, а также пахло самыми настоящими цветами. И она бы ни за что не догадалась, что это за штуки, если бы не вспомнила вовремя рассказ про Крепость, услышанный в детстве.

И в четвертых, за тремя дверями были еще комнаты, поменьше, но тоже с окнами, с широченными матрасами, и зеркалами. Зеркала висели везде, их было даже чересчур много, так что казалось, что из любого угла теперь смотрит мокрая и встрепанная Суонк в драной майке.

А теперь еще этот стук в дверь.

Она взяла яблоко в другую руку и достала из-за пояса нож. Идти до двери было чертовски далеко, и, пока она пересекла зал, стук прозвучал трижды.

Потом дверь отворилась наружу.

Выражение лица у стоящего за ней мальчишки в белой курточке оказалось не менее ошарашенным, чем у нее. Столик, который он толкал перед собой, уперся в перекрывающее дверь кресло, расставленные по нему тарелочки и чашки тонко зазвенели.

Суонк пришла в себя первой.

– Чего? – Спросила она, выпрямившись, и уперев в бок руку с ножом.

– Завтрак. – Ошарашено ответил мальчишка.

– Вот это? – Подозрительно прищурилась Суонк. – Еда?

– Да. Тут овсяная каша, омлет, ветчина, кофе…

– Ну давай сюда.

– Так… это…

– Ааа… – Суонк стукнула себя по лбу надкушенным яблоком, и, подойдя к двери, рывком отодвинула кресло. Мальчишка осторожно вошел в комнату, толкая столик перед собой. Оружия на виду у него не было, и она убрала нож.

– Туда. – Указала она в сторону дивана, и столик покатился, поскрипывая прорезиненными колесиками. От него пахло едой, и Суонк почувствовала, как рот наполняется слюной, несмотря на нарастающую боль в плече.

Запрыгнув на диван, и присев на корточки, она подняла одну из крышек, вдохнув поднимающийся из-под нее пар.

– Это что, каша?

– Да.

– А где тут мясо?

– Вот.

Она подозрительно осмотрела розоватые полоски с темными прожилками, свернула одну трубочкой, и отправила в рот.

– Вкусно. – Проговорила она с набитым ртом. – А ты что смотришь? Жри, что ли.

– Мне… нельзя.

– Чего?

– Нельзя есть с гостями. – Он смотрел себе под ноги, старательно избегая ее взгляда.

– Ты чего, не голодный?

– Нет. Можно мне идти?

– Ну иди – я же тебя не держу?

– Кофе – вот здесь, в кофейнике. А вот тут – чай…

– Разберусь, не дура! – Она проследила за тем, как он пятится к выходу, косясь на нож, лежащий рядом с ней на диване. Дверь щелкнула, но снова вставать и придвигать к ней кресло не хотелось – все равно замок был ненадежным, раз кто попало мог его открыть. Она осторожно принюхалась к кофейнику, затем к чайнику, потом немного подумала, и потянулась к третьему сосуду, прозрачному, с узким горлышком.

Там оказался сок. Она попыталась отпить из него, и тут же облилась, потому что сок потек из дурацкого горлышка. Пришлось наклонить его, и пить прямо оттуда. В остальном еда оказалась обычной – чуть пересоленное мясо, яйца, твердое масло, вкус которого она смутно помнила. Чай она не любила, а второй напиток, черный как смола, просто побоялась пробовать. Кроме того, завтрак был явно предназначен не для нее одной – еды на столике хватило бы, чтобы накормить четырех здоровых мужиков, так что она решила особо не скромничать, и ела до тех пор, пока в животе не стало тесно.