Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1] Страница 14

Не может не нести, ибо доподлинно известно, что карамель — это ни что иное, как то, что осталось от легендарного замка Ахи после уничтожения его таласарами, а следовательно, в ней находятся эманации той древней магии, которая хранилась в знаменитой и еще более легендарной Великой Магической Книге, которая, в свою очередь, в этом замке хранилась. Ведь впервые карамель появилась около ста пятидесяти лет назад, когда те же таласары во время одной из экспедиций открыли таинственный народ аборигенов Ар–и–Дифа, так называемых френх–кбертов или «людей дюны», как перевели это самоназвание таласары. Но таласары, как известно, пренебрежительно относятся к магии, хотя сами пользуются ей достаточно часто.

Из Таласа карамель, в силу ряда обстоятельств, Его Императорскому Величеству несомненно известных (в этом месте Император согласно кивнул), попала сначала в Махрию, потом в Чифанду, а после покорения Махрии непосредственно в саму Империю… Точнее, не покорения, поправился Катрей, а присоединения этого небольшого государства, пусть совсем маленького по сравнению с другими подчиненными территориями, но такого лакомого кусочка земли в устье Великой Пограничной реки, из–за которого Империя долгое время враждовало со своим западным соседом, Чифандой, пока столетие назад эта вражда едва не перешла в стадию открытого противостояния. Тогда король Махрии, предпочитая скорее отдаться под власть более цивилизованного великого соседа, чем быть покоренным варварами непонятной — и оттого куда более страшной — Чифанды, подписал хартию о добровольном присоединении своего королевства к Империи.

К чему Катрей обо всем этом напоминает Его Императорскому Величеству? А к тому, Ваше Императорское Величество, что с этим связана одна легенда, имеющая непосредственное отношение в карамели. Будто Махрии так долго удавалось сохранять свою независимость от двух грозных соседей благодаря именно одному из карамельных изделий, сделанных махрийскими карамельщиками — так называемого Великого Талисмана. Ведь за все время существования Махрии ни один захватчик не смог вступить на ее территорию. И только когда неусыпно охраняемый Великий Талисман бесследно исчез из дворца, Махрии пришлось смириться со своей участью быть поглощенной, пусть даже на почетных правах. Правда, это легенда, не более, но она хорошо доказывает, что даже остаточная, так сказать, магия Книги вовсе не так зла и коварна, как ныне это привычно приписывается некоторыми самой Книге. (Тут старый Каламе засопел и покосился на Катрея, так как в этом месте вбитое ремнем знание вступило в противоречие с новомодными течениями. Но возобновлять давний спор старого и молодого мастеров в присутствии Императора, пожалуй, не стоило, и он только шевельнул бровями, услыхав слово «доказано!», нарочно повторенное Катреем).

Одним словом, не сами таласары, а лишь махрийцы первыми догадались, что карамель не простое украшение для знатных дам, вроде янтаря, например.

Когда об этом стало известно, карамель в Империи даже пытались запретить. Ведь она появилась как раз в те, ныне уже почти легендарные, времена, когда Империя и весь подлунный мир были потрясены Большой Смутой, едва не закончившейся крахом Империи: появление неведомо откуда древнего колдуна Ахи, едва не последовавшая за этим смена династии, бунты и смуты, прокатившиеся по великой стране, Талас, пришедший на помощь, и гибель магической Книги — слишком свежи были трагические воспоминания. Но было уже поздно, карамель уже достаточно распространилась по всему континенту, и бороться с ее проникновением было бессмысленно. Да и позже стало ясно, как уже было сказано, что легендарная Книга и ее магия вовсе не несут в себе только отрицательного магического заряда. Книга лишь выполняет потаенные желания того, кто ей обладает, в той мере, в которой тот этого желает, а потом и вовсе подчиняет его себе. Поэтому за карамелью был установлен жесткий контроль сначала в самой Махрии, а потом и в других местах. Поэтому была образована Гильдия карамельных мастеров, строго следящая за неукоснительным соблюдением этого контроля. Поэтому так жестоко и истреблялись карамельные мастера–еретики.

И только поэтому вред от карамели вовсе не так и велик, каким он мог бы быть. Конечно, есть люди нечистые в помыслах и тайные карамельные мызы встречаются, но это настолько единичные случаи, что погоды они не делают…

Катрей говорил несколько минут, прежде чем начал выдыхаться.

Император выслушал лекцию с некоторым даже интересом и ни разу не перебил его, что можно было счесть добрым знаком.

— Гм, — задумчиво сказал Его Величество, когда Катрей замолчал. — Благодарю вас, господин Каламе. Я вижу, что вы довольно хорошо изучили предмет. Признаюсь, я слушал вас с любопытством и кое–что из вами сказанного было для меня… гм… в новинку.

— Гм, — осмелился перебить Его Величество старый мастер: — Хочу заметить, Ваше Величество, что не все из того, что тут наговорил мой сын, является установленным достоверно, — пробурчал он и одарил Катрея многообещающим взглядом.

— Ах, мастер Каламе, — благосклонно улыбнулся Император, вольготно откидываясь на спинку своего кресла. — Вы сами говорили, что времена меняются, и мы, увы, не успеваем меняться вместе с ними. Молодежь всегда идет вперед, обгоняя стариков!

Тут уже самому Катрею в пору было сказать «Гм!», но он благоразумно промолчал.

— Вы несомненно правы, Ваше Величество, — старый мастер тоже уловил тонкую монаршую иронию, с которой Император вернул ему его же фразу, к тому же подравняв себя и его в возрасте. Но Императору виднее.

— Однако вернемся к нашей проблеме, — напомнил Император. Он посерьезнел и обернулся к Катрею: — Значит, господин Катрей, вы не советуете заказывать кукольный домик?

— Отчего же, Ваше Величество? Большой Императорский заказ — дело моей профессиональной чести! — гордо ответствовал Катрей, ободренный поддержкой. Он встал и торжественно поклонился государю: — Я принимаю Ваш заказ, Ваше Величество, — произнес он насколько мог торжественно, — и обязуюсь выполнить его в указанный вами срок.

— Гм? А как же быть с хозяевами? — полюбопытствовал Император и, чуть помедлив, прибавил: — …мастер Катрей?

— Я непременно обязательно что–нибудь придумаю, Ваше Величество! — заверил Его Величество новоявленный мастер Катрей.

6

Все–таки все происходящее сильно напоминало сон. Или спектакль, поставленный по дрянной мелодраматической пьесе.

Еще неделю назад Наора мечтала о новых чулках, и вот тебе исполнение желаний: на ней новенькие чулки, да не нитяные, а шелковые или из тончайшей шерсти, и беспокоиться о штопке нет причины, потому что два раза одни и те же чулки она теперь не надевает. Алики такого удовольствия себе позволить не могла — но ведь она изображала из себя не знатную даму, а всего лишь ее компаньонку. Однако и она была в восторге: впервые в жизни никто не указывал ей, какие платья носить, и она немедленно обзавелась и пунцовой юбкой, и бархатным корсажем, и батистовыми шемизетками, и нижними юбками с кружевной оторочкой… Она впервые вместо башмаков надела туфельки — грандиозная перемена для того, кто может почувствовать разницу!

Рет — Ратус в общем был доволен переменами в обличии девушек. Он даже давал советы, что и когда одевать; правда, в основном они касались Наоры. Рет — Ратус словно сравнивал ее с одному ему известным оригиналом и, кажется, был сходством доволен.

Пока — первые двое суток, что они проживали в небольшой загородной усадьбе милях в трех от самой Столицы, — Рет — Ратус давал Наоре время прийти в себя после путешествия с заснеженного северо–запада в сердце Империи. Он только мелкими поправками корректировал поведение Наоры, обещая, впрочем, что скоро ей будет недосуг наслаждаться невинными удовольствиями роскоши.

Пока же девушки радовались обновкам, разглядывали старинные модные журналы, стопку которых обнаружили в одной из спален, подбирали мелодии популярных песенок на спинете, стоящем в гостиной, по поводу и без поводов делились воспоминаниями и предавались мечтаниями о том, что будет, когда Наора выполнит свою миссию.

Вертясь перед зеркалом, Алики рассказывала о своей бабушке, в дни молодости слывшей едва ли не первой красавицей Империи. Впрочем, сама Алики этому не очень–то и верила.

— Говорят, она страстно любила дедушку, который тоже, говорят, был очень даже ничего себе мужчина, — рассказывала она, прикидывая к груди очередную шемизетку. — Правда, красиво?… И еще говорят, что какой–то таинственный аристократ клялся ей в любви, обещал золотые горы, если она бросит мужа и уедет с ним. Но красавица–мещанка предпочла остаться верной женой и уважаемой матерью семейства, а не стать блестящей содержанкой. Тетки никогда не заикались об этом, но вот старуха–служанка, едва ли не ровесница самой бабушки, однажды, когда перетряхивала сундук с оставшимися от бабушки вещами, рассказала мне об этом воздыхателе. Она показала платье, которое этот таинственный аристократ подарил бабушке… Ты не представляешь себе, что это за платье! — Алики бросила шемизетку на кровать и в восхищении попыталась показать на себе, но потом махнула рукой и продолжала: — В общем, такое, что не стыдно было одеть и самой Императрице на торжественный выход. И оно никогда не выйдет из моды. Это платье, знаешь, настоящая реликвия нашей семьи, что–то вроде «запретного ларца».